Незримые пути, стр. 29
Голос затих, затем снова:
— У западной окраины деревни Синявино…
Кто это говорит? Может быть, очередная провокация врага?
Старший лейтенант приказывает вызвать "Днепр" на его волне. Но "Днепр" на вызовы не отвечает.
Медлить нельзя. Сообщения неизвестной радиостанции вселяют тревогу, и поэтому минометчикам приказано занять позиции на направлении ожидаемого удара противника. Артиллеристы застыли у орудий. Дорога, где могли появиться немецкие танки, была пристреляна еще раньше.
Потянулись томительные часы ожидания. Вот уже короткие осенние сумерки…
Слышен приближающийся рокот морского прибоя. Все ближе и ближе. Нет, это не прибой, а отвратительный лязг и скрежет железа, фырканье моторов.
Радист замер в ожидании сигнала с наблюдательного пункта.
Сквозь темнеющие стволы берез уже видны черные туши ползущих машин, за ними мелькают фигуры солдат.
Задача ясна: танки нужно подпустить поближе и бить их в упор, прямой наводкой,
— Огонь!
Оглушительный грохот. Рваными клочьями взлетела земля. Танки заметались, пытаясь повернуть назад. Два из них сошли с дороги и подорвались на минах.
Атака захлебнулась.
Враги не ожидали такой встречи.
В короткие минуты наступившей передышки мы вспоминаем неизвестного радиста, сообщившего нам о контрнаступлении. Почему же он не отвечает на наши вызовы?
— "Днепр", "Днепр", вызывает "Ока", отвечайте для связи… "Днепр", "Днепр"…
До самой ночи ответа не было.
Ночью возвратились наши разведчики. Они подтвердили, что сообщения радиста о количестве и месте скопления войск противника были правильны.
Стал накрапывать мелкий дождь. Стекло шкалы радиостанции покрылось мелкими каплями. Сквозь них просвечивает цифра "98": на этой волне мы ждали передачу с "Днепра".
Снова знакомый голос. Передача медленная, с большими перерывами:
— Говорит "Днепр",.. На западной окраине Синявина, за рекой, более пятидесяти танков… пехота, артиллерия… Ожидается продвижение через мост…
Передача оборвалась. На вызовы опять ответа нет.
Положение обострялось. Если танки пройдут через мост, то можно ожидать нового, усиленного наступления противника.
— Выбить противника из Синявина и не допустить, чтобы танки форсировали реку! — последовал приказ командира.
Как бы откликаясь на это, снова заговорил "Днепр":
— У моста задержусь до вашего прихода… Орудия… шесть перенесены на правый фланг… К церкви… На северо-востоке у школы два дзота…
Надо торопиться, чтобы застать противника врасплох и занять мост, пока танки его не перешли.
И вот, поддерживаемая огневым валом артиллеристов, пехота бросилась в атаку.
Фашистские орудия на правом фланге были уничтожены нашими танками. У школы действительно оказалось два дзота. Мы их обошли с фланга.
Зарево пожара пылало над лесом. Небольшие группы отчаявшегося врага с остервенением задерживали наше продвижение к мосту. Яркое пламя горящей бензиновой цистерны осветило противоположный берег, где двигалась лавина вражеских танков. Ободренные скорым подкреплением, фашисты перешли в контратаку.
Их танки подползли уже к самой реке.
Вот первый танк осторожно перевалился на мост, за ним потянулись остальные. Это грозило нам большими бедами: уж очень неравные силы.
Танки добрались до середины моста.
— Прощайте, товарищи!.. — снова услышал радист передачу с "Днепра".
И в тот же миг его оглушил мощный взрыв.
Обломки моста, бревна и сваи взлетели вверх. Несколько танков скрылись под водой, а другие в смятении, сталкиваясь друг с другом, ринулись назад.
Воспользовавшись растерянностью противника, наша часть оттеснила его от реки, заняла выгодный рубеж, и артиллерия, пристрелявшись, била по танкам на противоположном берегу.
С первыми лучами солнца мы пробрались к мосту, чтобы найти следы нашего неизвестного друга. И тут же,неподалеку, посреди усыпанного листьями пригорка, заметили воткнутый в землю прутик антенны с тремя листьями клена на острие.
На этих красных, точно обагренных кровью листьях можно было разобрать торопливые строки:
"Я знал, что вы придете. Я радист минометной роты, раненый, остался в камышах, откуда вам и передавал. Слушать вас не мог — из ушей льется кровь, оглох при контузии. Понял, что вы приняли мою передачу — первое танковое наступление отражено. Сейчас проберусь под мост. Там уже все приготовлено. Прошу передать привет всем друзьям-радистам.
Старший сержант П…"
Подпись была неразборчива.
Кто-то бережно взял эти листья с последними строками неизвестного друга и прикоснулся к ним губами.
Сняв шлемы, мы осмотрели взорванный мост, догорающие угли пожарища, но никого не нашли. Вместе с радистом погибла и его маленькая радиостанция.
Спускаясь с холма, мы несколько раз оглядывались на тростинку антенны, трепетавшую на фоне синего осеннего неба.
Над горами
Мне показалось, что это событие, о котором я услышал от стрелка-радиста, произошло именно в тех местах, где я когда-то испытывал радиостанции на планерах. В ту пору мне неудобно было уточнять.
Впрочем, не все ли равно, где это случилось? Здесь идет рассказ о мужестве, смекалке и опять-таки о маленькой радиостанции. В данном случае она сыграла большую роль, хотя и в несколько необычном для нее применении.
Итак, вот что я услышал от стрелка-радиста.
— Радиограмма сообщала: "Ранен командир партизанского отряда. Врач есть, требуются медикаменты. Сбросьте с самолета".
В тот момент на нашем аэродроме не оставалось ни одного самолета, все ушли на выполнение боевых заданий.
Партизанский отряд, откуда пришла радиограмма, находился где-то в ущелье, и добраться до него горными тропками было весьма затруднительно.
Решили доставить медикаменты на учебном планере, который остался в части от прежних хозяев. Летчик Сахаров взялся выполнить это задание. Он рискнул слетать туда и обратно, используя подходящий облачный фронт. В свое время Сахаров был неплохим планеристом.
Меня взяли вроде как бортрадистом, но без радиостанции, так как на планере ее не было. Что оставалось делать? Я приспособил полевую радиостанцию, которая у нас испытывалась для сторожевой службы.
Выпущенный, как из гигантской рогатки, планер со свистом взвился вверх. Летим.
Чудно, конечно, с непривычки. Совсем тихо, только ветер подвывает в тросах.
— Подобраться бы вон к тому облачку, — обернувшись ко мне, сказал пилот, — так бы с ним и поплыли.
Искусно лавируя в струях воздушных течений, он подлетел к облаку. Тут поднялся ветер, заскрипели крылья, начали потрескивать тонкие борта фанерной кабины.
Вот-вот лопнет. Ненадежная штука. Мне ведь больше всего на бомбардировщиках приходилось летать.
Уже вечерело, а место расположения партизанского отряда мы обнаружить почему-то не могли. Судя по карте, как будто долетели, но никак не удавалось найти первый ориентир — мостик через ручей.
Хорошо, что радиостанцию взял. Связался со своими и попросил дать еще какой-нибудь ориентир. В это время слышу, как на моей же волне кто-то вызывает и сообщает условный сигнал.
— Сбрасывайте груз на перекрестке дорог у трех берез.
А я и не знал, что у этого отряда были маленькие пехотные станции. Очень удачно получилось.
Присмотрелся — вижу: поднимаются вверх две, как мы заранее договорились, струйки дыма. А возле берез стоят люди и машут руками.
Спрашиваю по радио:
— Как здоровье командира отряда?
— Сегодня уже лучше. Врач ждет вашей посылки.
— Ловите! Вот она! Всё уложили по списку!
И мешок мягко падает в кустарник.
Теперь нам надо вернуться домой до темноты, иначе не найдем аэродрома. С трудом набирая высоту, планер парит над горами, хочет добраться до облаков, но холодные воздушные потоки упорно тянут вниз.