Незримые пути, стр. 18
Схемы передатчика и приемника у меня не вызывали сомнений. Я знал, что эта часть аппаратуры будет работать вполне нормально. К тому времени накопился довольно большой опыт использования ультракоротких волн именно в городских условиях.
Правда, повысились и требования к связи. В данном опыте они должны быть уже совсем другими. Я обязан принимать сигналы с отличной громкостью, иначе никакое телемеханическое устройство работать не будет.
Когда передатчик и приемник были окончательно продуманы, началась разработка телефонного устройства. Тут выяснилась довольно любопытная подробность.
Оказывается, что, занимаясь все время своей основной специальностью — радиотехникой, я почти совершенно не знал техники проволочной телефонии, особенно системы автоматических телефонных станций. Это весьма сложная электромеханика.
Следовательно, для того чтобы провести намеченную работу, надо было хорошо представлять себе принципы автоматической телефонии.
Как же иначе составлять комбинированные схемы?
И вот на письменном столе появились десятки книг по телефонной связи.
Разворачивались схемы АТС, и с карандашом в руках приходилось бродить по путаным лабиринтам кроссовых соединений.
Ох, уж эти "проволочники"! У них все не так! Даже катушка рисуется на схеме как сопротивление.
Схемы оказались очень сложными. Их надо было упрощать, а для этого — хорошо изучить проводную технику.
Пожалуй, самое трудное в технике — это путь от сложного к простому.
Если графически изобразить путь творческой мысли конструктора при совершенствовании какого-либо аппарата, то его можно представить следующим образом.
Вначале довольно быстрый взлет кривой вверх — конструктор освоил опыт предшественников и достиг вершины существующей техники. Затем постепенный ход кривой обратно, в сторону упрощения аппарата, но уже на более высоком уровне техники. Потом линия идет вверх, достигает какого-то определенного участка, где уже упрощение нецелесообразно, и вновь продвигается в сторону еще небольшого усовершенствования. Это необходимо для надежности всей системы.
Конструктору в процессе творческой работы свойственно увлекаться, поэтому всегда следует в конце делать эту поправку на авторские грехи.
Поясним грубым примером. Конструктором создан какой-то аппарат. Он его соорудил быстро; аппарат оказался простым, такие делались и раньше. В нем было, скажем, всего пятьдесят винтов.
Однако выяснилось, что аппарат плох: он не решает нужных задач — уж очень примитивен. Конструктор решает его усложнить и ставит в аппарат сначала сто винтов, потом сто семьдесят и доходит до двухсот.
Вначале конструктор двигался легко и свободно, как по хорошему, асфальтированному шоссе, затем по мере усложнения аппарата дорога стала иной, вроде проселочной с выбоинами.
Но вот дорога кончилась. Разбежались в стороны маленькие тропинки.
Конструктор выбрал одну из них. Решил упрощать аппарат, но, конечно, не ухудшая его качеств. Стал по* немногу удалять винты, упорно, по одному, дошел до ста сорока семи винтов, потом до пятидесяти шести. Тропинка давно потерялась. Идти надо сквозь непроходимую чащу.
Наконец дошел конструктор до цели. Для надежности прошел еще немного назад.
Решил оставить в аппарате шестьдесят семь винтов.
Такова грубая схема совершенствования аппарата на пути от сложного к простому.
Вырисовываются контуры
Идея аппарата начала постепенно кристаллизоваться. Прояснялись основные контуры.
Но все же впереди — горы упорной работы. Минутами мне казалось, что задача непосильна.
Тогда я вновь и вновь представлял себе: солнечная улица, по ней мчится автомобиль, я поднимаю трубку и набираю номер на вращающемся диске своего нового радиоаппарата.
Сомнения пропадали — снова садился я за расчеты и чертежи.
Я почти не знал техники проволочной связи, и это сильно затрудняло работу.
Приходилось метаться от схемы к схеме. Тетради заполнялись бесчисленными вариантами.
Но в них не было стройной системы. Не было той дороги, о которой я только что рассказывал.
Встречалось много тропинок. Идешь, идешь по одной из них, а потом оказывается, что идти по ней совсем нецелесообразно. Выбрал новую дорожку — впереди непроходимая чаща. Пробираешься сквозь нее, тратишь время и силы и приходишь… на старое место.
Или, что еще обиднее, пробираешься сквозь чащу, в кровь издерешься. В темноте ничего не видно. А потом выясняется, что рядом проходила хорошая, протоптанная многими инженерами дорога.
Я боялся печального разочарования легендарного изобретателя, который самостоятельно изобрел деревянный велосипед, а потом, приехав на нем в город, увидел тысячи стальных машин, очень похожих на его детище. Не хотелось испытать судьбу этого изобретателя. Значит, вновь надо было обратиться к книгам и журналам.
Необходимо знать, какие есть устройства, позволяющие объединить радио и проволоку. Оказалось, что такие устройства существуют: ими пользуются в междугородных связях. Можно, например, из своей квартиры говорить по телефону с Новосибирском, не подозревая того, что в городе ваш разговор идет по проволоке, а дальше уже по радио.
Так называемые "переходные устройства" имелись и имеются сейчас, но они сложны.
В них много ламп и всяких деталей.
Как бы упростить все это? Вот задача!
Наконец было разработано несколько вариантов схем, причем как будто бы простых.
Скоро можно начать испытания. Основные расчеты сделаны.
Но не тут-то было. Затрудняла все та же автоматика; искатели, реле, храповые колеса, переключатели — весь сложный комплекс телемеханических систем, связанных и с проволокой и с радио.
Никак не удавалось примирить радио, проволоку и автоматику: прекрасна схема приемопередатчика, но для автоматики она нехороша. Найдена хорошая схема перехода от радио к проволоке, работает замечательно, а при переходе с проволоки на радио схема никуда не годится.
Наконец пришлось разделить все проектирование на две очереди: первая — для ручного городского телефона, вторая — для АТС.
Но и от этого стало не легче. В первом случае тоже нужны были реле для включения и выключения линии, для вызова и отбоя.
Начались новые эксперименты. В линию включался приемник, а затем через маленький передатчик, стоящий здесь же на столе, я пытался вызвать телефонную станцию.
Наконец вызов получился, и это был первый успех.
Вначале я отвечал, что это проверка. Потом столь частая проверка телефонистке показалась подозрительной, и я начал спрашивать "время". Опять неудобно.
Телефонистка узнавала мой голос, удивленно переспрашивала: "Время?", но все же отвечала.
Первый этап эксперимента был закончен — вызов телефонной станции удался. Теперь надо было проверить разговор: слышно ли с линии через передатчик и приемник, стоящий здесь же на столе.
Решил вызвать квартиру своего приятеля. Он отвечает:
— Слушаю!
Мой аппарат молчит: передающая часть его переделывалась и пока еще не была закончена. Снова вызываю, и снова слышу ответ. Я рад тому, что все идет как нужно, а мой приятель не очень доволен: подходит уже пятый раз к телефону, и никто ему не отвечает.
Нужно придумать что-нибудь другое, чтобы не беспокоить ни в чем не повинных друзей и знакомых. Звоню в справочное бюро Казанского вокзала. Занято — гудки.
Вот это мне и нужно. Все время занято, и я никого не беспокою.
Однако через несколько дней мне стали довольно часто отвечать. Пришлось спрашивать о поездах до Раменского.
Работа близилась к концу. Теперь уже можно было вызывать через городскую телефонную станцию и мой радиоаппарат.
Помню, все было готово. Я ждал звонка своего знакомого, который по моей просьбе должен был позвонить. "Странно!-удивлялся я. — Неужели не срабатывает реле?" Пришлось звонить самому:
— Что же вы молчите?