По ту сторону небес, стр. 17
10
Пронзительное кукареканье пары голосистых петухов возвестило зарю нового дня. Кэролайн продолжала бы еще спать, если бы в это же самое время весь дом не наполнился оглушительным гулом. В первую секунду, открыв глаза, она попыталась что-нибудь различить в темноте. Затем, к немалому своему удивлению, поняла, что весь этот ужасный шум не что иное, как пение. Пел мужчина, причем в полную силу своего голоса. Прошло еще несколько секунд. Все еще не проснувшаяся до конца Кэролайн подумала, что она находится в номере одного из третьеразрядных постоялых дворов, где они с отцом частенько останавливались на ночь. Затем в голове у нее прояснилось. Она вспомнила, где находится, и определила, что голос принадлежит Мэту. Пение было крайне немузыкальным, к тому же после каждой строки Мэт расставлял своеобразные знаки препинания в виде громких ударов каким-то металлическим предметом в стены и двери дома, так что грохот стоял невообразимый. Миллисент, которая спала, свернувшись клубочком у Кэролайн на подушке, вскочила, и ее шерсть встала дыбом. Затем кошка спрыгнула на пол и залезла под кровать. Кэролайн пожалела, что не может так же легко и быстро спрятаться.
О вы, кто топчет твердь земную! «Ба-бах!»
Воздайте Господу хвалу! «Ба-бах!»
Чтоб с песней, радостно ликуя… «Ба-бах!»
Нести Ему любовь свою! «Ба-бах!»
В ответ раздавался нестройный хор из криков и тягостных стонов. Певца просили замолчать, но дикие вопли, отдаленно напоминающие церковные песнопения, продолжали терзать слух. Кэролайн тихо застонала и накрыла голову подушкой. Закончив уборку накануне ночью, она буквально падала с ног от усталости. А сейчас, когда на темном небосклоне только появились первые робкие проблески зари, ее уже заставляют просыпаться! Какая ужасная несправедливость!
— Ради всего святого, Мэт, неужели тебе трудно не вопить так истошно?
Первый возглас недовольства, который ей удалось разобрать, мог принадлежать как Роберту, так и Томасу. Кэролайн точно не поняла, кому именно.
— Пора вставать, лентяй. Я не потерплю лодырничества в своем доме! О вы, кто топчет твердь земную! «Ба-бах!»
— У-у, папа, разве нам обязательно вставать именно сейчас?
Это жалобно протянул Джон.
— Ты же знаешь, что это необходимо. Дэви, ну-ка, вылезай из кровати. Не годится опаздывать в школу. Воздайте Господу хвалу! «Ба-бах!»
— А можно мы сегодня останемся дома, а, па? Почти все мальчики сейчас помогают засевать поля. Сам же сказал вчера, что мы очень помогли.
— Вчера у вас не было занятий, потому что учитель праздновал свадьбу. Сегодня он снова придет в класс и вы тоже. Ведь ты прекрасно знаешь, Джон, что учеба очень нужное дело. Мы тут сумеем справиться с посадками и без вас, как бы хорошо вы нам ни помогали. Для меня важнее, чтобы вы научились читать, писать и считать, пока есть такая возможность. Чтоб с песней, радостно ликуя… «Ба-бах!»
— Ну ладно, ладно, мы уже встаем! Ты своим кошачьим концертом и мертвого разбудишь!
«Это уже голос Даниэля», — подумала Кэролайн.
— А, вот и славно. Нести Ему любовь свою! «Ба-бах!»
На сей раз таинственный предмет, с помощью которого Мэт производил шумовое оформление, с силой ударил в дверь ее комнаты. Девушка подскочила на кровати, подушка упала на пол. Кэролайн уставилась на закрытую дверь. Может быть, если сделать вид, что спишь, этот садист отстанет и уберется восвояси?
— Подъем, мадам Лежебока! — от крика Мэта дрожала дверь. — Ваша роялистская манера не вставать с постели раньше вечера здесь не пройдет! Уже время завтракать!
Кэролайн сперва подумала, не крикнуть ли ему в ответ, чтобы убирался туда, где климат гораздо жарче, чем на земле, но потом отказалась от этой идеи. В конце концов, Мэт накануне поздно вечером любезно уступил ей свою кровать (хотя тут же добавил, что будет спать в одной постели с Даниэлем только до тех пор, пока у Кэролайн не будет своей комнаты). Не говоря уже о том, что еще раньше щедро предложил остаться в его доме, пусть это и было продиктовано личными интересами. Однако не эти аргументы заставили Кэролайн промолчать. Она опасалась, что стоит ей крикнуть в ответ что-либо дерзкое, как Мэт тут же ворвется к ней в комнату и вытащит ее из кровати.
Неизвестный предмет снова обрушился на дверь.
— Встаю, встаю! — крикнула Кэролайн.
— Давно бы так!
Его шаги удалились под аккомпанемент все тех же немузыкальных песнопений и раздирающих барабанные перепонки ударов. Кэролайн тяжело вздохнула, перевернулась на бок и встала с постели.
Через четверть часа она, уже почти полностью одетая, варила в кухне кашу. Волосы были беспорядочно заколоты на затылке, и выбившиеся пряди уже спадали на уши и струились вдоль всей спины. Одеваясь, она очень спешила и неправильно застегнула пару крючков на спине, отчего лиф платья, как-то неудачно перекосился под грудью. Слишком длинный подол затруднял движения, и девушке не терпелось уединиться на минутку где-нибудь в укромном месте, чтобы подколоть юбки. Но даже этой минуты у нее не было. Дом ожил, все засуетились, и Мэт предупредил ее, что примерно через полчаса ей нужно приготовить завтрак и отправить детей в школу.
В доме еще царила тьма, словно ночью. Две трещавшие при горении свечи — вот, пожалуй, и все освещение кухни, при котором ей предстояло готовить. Даниэль уже был послан к ручью за молоком и маслом, а дети отправились умываться к водокачке. Мэт, Томас и Роберт, отталкивая друг друга, пытались одновременно бриться у единственного малюсенького зеркальца. От горячей воды, налитой в видавший виды таз для мытья (он же «ударный инструмент» Мэта во время его утреннего концерта), поднимался пар. Эту воду мужчины использовали для бритья. Котел отыскала Кэролайн во дворе, где он валялся рядом с дымящимся костром. Когда ей пришлось самой сходить за ним, девушка тщательно избегала смотреть на полуодетых мужчин и боялась случайно коснуться кого-нибудь из них. Это было довольно нелегким делом, поскольку в маленькой гостиной скопилось слишком много народу. Внезапно она почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд. Инстинктивно подняв глаза, Кэролайн с удивлением обнаружила, что на нее пристально смотрит Мэт. За секунду до того, как он опустил веки, ома успела прочесть в кобальтовой глубине его глаз чисто мужской оценивающий интерес, по которому женщина безошибочно узнает, что желанна. Придя в себя, Кэролайн быстро отвернулась. Пока она наполняла водой котел и вешала его над огнем, ее едва не трясло от волнения, а сердце отчаянно стучало. Только через несколько минут девушка смогла наконец успокоиться. Даже себе Кэролайн не хотела признаться, до какой степени подействовал на нее откровенный взгляд Мэта. Теперь она намеренно не оборачивалась в сторону соседней комнаты, и ее прямая, почти негнущаяся от нервного напряжения спина красноречиво свидетельствовала о нежелании Кэролайн вступать в разговор или как-то реагировать на присутствие мужчин. Все трое были обнажены до пояса, и, казалось, их совершенно не заботило, что в непосредственной близости находится почти незнакомая им женщина. Впрочем, как Кэролайн уже успела убедиться, чрезмерная скромность не относится к числу мужских достоинств.
— Можешь принести нам еду в полдень прямо на поле. У нас слишком много работы, чтобы тратить время на дорогу домой.
Мэт, уже чисто выбритый и, видимо, успевший забыть об их тайном обмене взглядами, вошел в кухню, стирая с лица остатки мыльной пены льняным полотенцем. Кэролайн старалась не видеть ни черных завитков волос, покрывающих его грудь, ни бронзовых от загара мускулов на плечах и руках, ставших еще рельефнее, когда он потянулся за висевшей на спинке стула рубашкой и надел ее. Кэролайн вынуждена была признать, что, несмотря на множество его недостатков, в физическом отношении этот мужчина был просто великолепен. В прежние годы и при других обстоятельствах вид его обнаженного торса заворожил бы ее. Теперь же девушка только скользнула по нему настороженным взглядом и, переключив внимание на кашу, начала раскладывать ее по мискам. Это занятие помогло Кэролайн унять легкое беспокойство, которое она все же испытывала от присутствия полураздетого Мэта в такой близости от себя.