Однажды летом, стр. 107
46
– Джереми.
Опять… этот голос. Тихий, пугающий, зовущий. Джереми, свернувшийся калачиком в холодной темнице, содрогнулся. Он не знал, сколько часов, дней и ночей провел в заточении. Ему казалось, что большую часть времени он спал. Но даже во сне слышал этот голос.
– Джереми.
Опять. Ему хотелось кричать, плакать, но он слишком боялся издавать звуки. Его мучили голод и жажда, и еще хотелось писать, но все эти желания тонули в страхе.
В темноте кто-то притаился.
– Двигайся, Джереми. Ты должен двигаться.
– Мама? – Это был не крик, всего лишь писк, но Джереми невольно сжался в ожидании удара. Мама умерла. Голос, который он слышал, не мог принадлежать ей. Кто-то вновь хочет подшутить над ним как в тот, первый раз.
– Шевелись, Джереми.
Но голос был очень похож на мамин. У Джереми задрожала губа. Ему так хотелось, чтобы это была мама. Может, она пришла, чтобы быть рядом с ним в час его смерти.
Он не хотел умирать. Ему было очень страшно умирать.
– Встань, Джереми.
Голос был настойчивым, и Джереми вдруг подумал, не звучит ли он в голове. Голова болела и пульсировала и вообще казалась огромной и распухшей, как тыква. Может, мамин голос доносился из его головы?
Джереми открыл глаза и попытался сесть. Но его тошнило, мучила слабость. Голова болела и живот тоже, а руки и ноги отяжелели и налились свинцом. Вокруг все было черно, черно и холодно, и еще эта темнота источала зловоние.
Может, он был в могиле?
При мысли об этом дыхание мальчика участилось. На какое-то мгновение его охватила паника. Но ему все-таки удалось взять себя в руки, и он даже сообразил, что для могилы пространство слишком велико. Да и не могли же его захоронить живым.
По крайней мере он так думал. Но и думать было больно.
– Прячься, Джереми! – завопил голос.
Джереми хотел крикнуть в ответ, но какой-то скрежет, раздавшийся в этот миг, заставил его закрыть рот, и вновь подступил страх.
Мальчик вскарабкался на четвереньки и уперся, как ему показалось, в каменную стену – склизкую, грязную и холодную. Собравшись с силами, он пополз как мог быстрее, пытаясь убежать от этого жуткого скрежета. Проблеск света – нет, пожалуй, это чуть рассеялась тьма – позволил ему разглядеть, что каменная стена на самом деле была глыбой фута четыре в высоту и около трех в ширину, и он сообразил, что сможет спрятаться за ней.
Он так и сделал. Там, за глыбой, он это чувствовал, таилась угроза.
Осмелившись выглянуть, он увидел очертания того, кто скрывался в ночи, когда убивали маму. Джереми ощутил его присутствие. Он съежился, пытаясь побороть желание заплакать, броситься бежать.
Бежать было некуда – разве что навстречу смерти.
– Джереми.
Это был голос, который он слышал во дворе дома. Это был не тот шепот, что разбудил его и приказал двигаться. Теперь он понимал, что голос существовал реально.
– Иди сюда, мальчик.
Впереди произошло какое-то движение, и Джереми увидел, как что-то сверкающе-серебристое прорезало темноту. Он с ужасом осознал, что это был за предмет: нож – длинный и острый.
Возможно, тот самый нож, которым убивали его маму. Нож, которым хотели убить и его.
Джереми почувствовал тепло, разлившееся между ног, и понял, что описался. Стыд смешался в нем с ужасом. Он громко всхлипнул.
Впереди раздался странный звук – как будто кто-то принюхивался. Внезапно темноту прорезали два луча света. Фары автомобиля. Джереми открыл рот, чтобы крикнуть.
– Не шуми, – ласково предупредил голос.
Джереми закрыл рот.
Видение как будто поколебалось и вдруг вспорхнуло, как птица, и растаяло. Раздался звук захлопнувшейся двери. Джереми опять остался один в темноте.
Только на этот раз он встретил темноту как друга.