Цезарь (др. перевод), стр. 76

— За мной, друзья! Настал момент исполнить то, что мы обещали Цезарю!

— Эй, Крассиний! — окликнул его Цезарь, знавший, как и Наполеон две тысячи лет спустя, по имени каждого солдата своей армии. — Эй, Крассиний, что скажешь о сегодняшнем дне?

— Только хорошее! Ты одержишь блестящую победу, император! — ответил Крассиний. — Как бы ни сложилось, но сегодня я заслужу твою похвалу, живой или мертвый!

Затем, повернувшись к своим солдатам, крикнул:

— Вперед, дети мои, на врага!

С этими словами он первым ринулся в бой, увлекая за собой своих солдат.

В тот момент, когда эти сто двадцать человек стали первыми атаковать пятидесятидвухтысячную армию Помпея, над противником сгустилась на миг траурная тишина, которая предвещает решающее сражение и в которой не слышно другого звука, кроме шелеста невидимых крыльев смерти. В этой зловещей тишине Крассиний и его люди подошли к врагу на расстояние в двадцать шагов и метнули копья.

Это послужило своего рода сигналом: с обеих сторон зазвучали горны и трубы. Все пехотинцы Цезаря немедленно бросились на помощь отважным солдатам, которые пробивали себе путь, кидая копья и крича во все горло. Выпустив по врагу копья, цезарианцы достали мечи и набросились на помпеянцев, которые, впрочем, встретили их не дрогнув.

Помпей только этого и ждал. Его армия с честью выдержала первый натиск. Он отдал приказ кавалерии окружить правое крыло Цезаря и смять его.

Цезарь увидел, как на него надвигается лавина лошадей, от топота которых, казалось, содрогалась земля. Он произнес всего три слова:

— В лицо, друзья!

Каждый воин услышал и кивнул головой в знак того, что понял. Как и предвидел Цезарь, живая лавина людей и лошадей тотчас смяла тысячу его всадников. Среди всадников Помпея находились и лучники. Отбросив кавалерию и заставив дрогнуть первые ряды десятого легиона, восемь тысяч всадников Помпея решили окружить Цезаря.

Но он был готов к этому маневру. И приказал поднять флаг, подавая таким образом сигнал трем тысячам солдат в резерве. Те выставили копья и начали медленно наступать, держа их высоко, как это делают современные солдаты, идя в атаку со штыками, поднятыми до уровня глаз противника. При этом все они кричали, повторяя слова Цезаря:

— В лицо, друзья! В лицо!

Не обращая внимания на лошадей и даже не пытаясь ранить людей, они целились остриями копий прямо в лица молодых всадников. Какое-то время те держались, отчасти из-за обуревавшей их ярости, затем, предпочтя бесчестие обезображенным лицам, побросали свое оружие, повернули коней и рванули наутек, спрятав лица в ладонях.

Так они и бежали, не оборачиваясь, пока не достигли холма, бросив при этом на произвол судьбы лучников, которые были перебиты все до единого.

Тогда, не обращая внимания на бегущих, Цезарь двинул вперед десятый легион, приказав атаковать врага в лоб, а сам вместе с тремя тысячами пехотинцев и остатками кавалерии атаковал с фланга. Этот маневр, следует отметить, был произведен в высшей степени слаженно и четко. К слову сказать, Цезарь, привыкший подвергать свою жизнь опасности, и на сей раз лично командовал боем.

Пехота Помпея, получившая приказ смять и обратить в бегство врага после действий кавалерии на правом фланге Цезаря, внезапно заметила, что ее окружают! Какое-то время солдаты сопротивлялись, но вскоре отпрянули и, последовав примеру кавалерии, бросились врассыпную.

В этот момент союзники, прибывшие на помощь Помпею, все эти всадники из Галатии, Капподокии, Македонии, Кандавии, лучники из Понта, Сирии, Финикии, рекруты из Фессалии, Беотии, Ахайи и Эпира, закричали в один голос, но на разных языках:

— Мы проиграли!

И, развернувшись, ударились в бегство.

Правда, Помпей сам показал им пример.

Как?! Помпей? Помпей Великий?! Ну да, разумеется!

Почитайте сами Плутарха, я даже не хочу обращаться к Цезарю. И запомните еще одно: бегство заняло у него куда меньше времени, чем ожидание всех этих событий. Видя свою конницу рассеянной, он, нахлестывая коня, галопом помчался в свой лагерь.

Почитайте Плутарха:

«Трудно сказать, какие мысли обуревали его в тот миг, но он совершенно уподобился безумцу, потерявшему способность действовать целесообразно, забыв даже про то, что он — Помпей Великий. Не произнося ни слова, не отдавая никаких распоряжений, ни последнего приказа, он отступил и направился в свой лагерь, в точности похожий на Аякса [386]. Помпею очень подошли бы следующие стихи Гомера: «Юпитер, владыка всевышний, сидя на троне высоком, страх ниспослал на Аякса. И он остановился смущенный, забросив свой щит семикожный. И выбежал из толпы враждебной, озираясь, словно затравленный зверь».

Может ли это быть? Помпей!..

Добравшись до лагеря, он крикнул командирам, стоявшим в карауле, так, чтобы услышали и солдаты:

— Позаботьтесь об охране ворот! Я пройду по лагерю, отдам везде этот приказ!

Затем он вошел в свою палатку, потеряв надежду на успешный исход сражения и безмолвно ожидая развязки.

LXVIII

Дальнейший ход событий можно предугадать с легкостью.

Слухи о бегстве союзников, их крики на десяти языках «Мы проиграли» быстро разнеслись по всей армии и полностью дезорганизовали ее. Тут-то и могла начаться резня.

Но Цезарь, видя, что сражение выиграно и счастье на его стороне, собрал всех горнистов и прочих, кого только мог найти, и разослал их по полю битвы с приказом трубить и кричать:

— Прощение римлянам! Убивать только чужаков!

Услышав это короткое, но столь выразительное заявление, солдаты Помпея останавливались и поднимали руки перед наступавшими воинами Цезаря, готовыми нанести смертельный удар. Они бросали оружие и кидались в объятия бывших своих товарищей. Можно сказать, что чуткое сердце Цезаря поселилось в каждом из его воинов.

Все же некоторое число помпеянцев последовало за своими командирами, которые отчаянно пытались их перегруппировать. Кроме того, в лагере Помпея еще оставалось около двух-трех тысяч людей. Многие, бежавшие с поля боя, нашли там убежище, и в лагере можно было снова сколотить армию, не менее многочисленную, чем армия Цезаря.

Цезарь собрал своих солдат, разбредшихся по полю сражения. Вновь объявил побежденным о своем прощении и, хотя уже настал вечер, а сражавшиеся с полудня люди были крайне изнурены, в последний раз воззвал к их мужеству и повел на штурм неприятельского лагеря.

— Что это за шум? — спросил из палатки Помпей.

— Цезарь! Цезарь! — кричали его солдаты, в ужасе разбегаясь.

— Как?! Неужели он дошел до моего лагеря?! — воскликнул Помпей.

И, поднявшись, отбросил в сторону боевое снаряжение полководца, оседлал первую попавшуюся лошадь, выехал через задние ворота и галопом направился в сторону Лариссы [387]. Его солдаты оборонялись куда мужественнее своего главнокомандующего.

В лагере находились в основном вспомогательные силы, состоявшие из фракийцев. Они, видя, как проносятся мимо беглецы, бросающие не только оружие, но и знамена, тоже начали думать о бегстве и устремились вслед за ними. Поздним вечером лагерь был взят. Бежавшие нашли прибежище в горах.

Победители вошли в лагерь и увидели накрытые столы, уставленные золотой и серебряной посудой. Каждая палатка была увита миртовыми ветвями и цветами, а палатка Лентула казалась полностью сотканной из плюща. Все это выглядело очень заманчиво для людей, сражавшихся целый день, но Цезарь напомнил, что лучше сначала окончательно разделаться с врагом, и они воскликнули:

— Вперед!

Цезарь оставил треть людей охранять лагерь Помпея, еще треть поставил на охрану своего лагеря, а остальных направил более короткой дорогой, чем та, по которой уходил враг. Таким образом уже через час он отрезал ему отступление.

Бежавшие были вынуждены остановиться на возвышенности, у подножия которой протекала река. Цезарь немедленно занял оба берега реки, чтобы преградить врагам доступ к воде, заставил четыре тысячи солдат копать ров между занятой помпеянцами высотой и рекой.