Цезарь (др. перевод), стр. 58

LI

Все боялись пути, который предстояло проделать до Пеллузия [325], первого египетского города, если идти из Сирии. Надо было пересечь пустыню, раскинувшуюся от нынешней Яффы до Эль-Ариха, к тому же были еще и труднопроходимые затопленные участки, образующие нечто вроде огромного болота, названного озером Сербонид. Египтяне, любители всяких чудес, прозвали эти болота Отдушиной Тифона [326], более реалистичные римляне считали, что это сток воды из Красного моря, которая, проходя под землей, именно в этом месте выходила наружу, а затем сливалась в Средиземное море. Болота эти существуют и по сей день. Антоний двинулся вперед, завоевал Пеллузий, разведал дороги и подготовил марш всей армии. По пятам за ним в Пеллузий вошел Птолемей.

Так как это был первый город, завоеванный им, Птолемей тут же захотел дать урок и приказал вырезать всех жителей. Но, как у всех храбрых и расточительных людей, сердце у Антония было доброе, и он не терпел жестокости; он взял под свою защиту не только жителей, но и гарнизон, и ни одного человека не убили.

Затем Птолемей вошел в Александрию, где Антоний снова продемонстрировал примеры гуманности, что очень расположило к нему местных жителей.

Один из поступков подобного рода, принесший ему наибольшее уважение, сводился к следующему. Он был частым гостем и другом Аргелавия. Но, как это часто бывает во время гражданской войны, Аргелавий стал его врагом, и однажды они вступили в сражение. Аргелавий был побежден и убит. Узнав о его смерти, Антоний приказал отыскать тело бывшего друга среди трупов, а затем устроил пышные похороны.

Это привлекло к нему внимание и симпатии не только жителей Александрии, но даже римлян, воевавших под его командованием, так что по возвращении в Рим он уже пользовался определенной популярностью.

В Риме в ту пору произошел раскол: одну противоборствующую сторону представлял нобилитет во главе с Помпеем, другую — народ, призывавший Цезаря из Галлии.

Мы уже говорили, что Антоний был другом Куриона, а Курион пользовался в народе большой популярностью. И эта популярность возросла вдвойне, когда Цезарь отправил Куриону двенадцать миллионов, а Антонию — восемь.

Часть этой суммы пошла на избрание Антония народным трибуном. Без сомнения, для получения этой должности он вынужден был прибегнуть к тем же уловкам, что и Клодий, однако… Однако, как бы там ни было, его избрали.

Плутарх описывает, как все это происходило:

«Те, кто выставлял свою кандидатуру на должность, ставили посреди площади столы с деньгами, беззастенчиво подкупая толпы людей, так что народ бился за того, кто ему платил, причем не только своим голосом, но и луком, и пращой. Бывало часто, что народ удалялся от трибуны, так как она была залита кровью и возвышалась среди трупов, в городе же царила анархия».

Сразу после избрания народным трибуном Антоний был принят в коллегию авгуров.

Подкупая его, Цезарь подкупал и народ, и богов. Вот в каких отношениях состояли Цезарь и Сенат, когда, вернувшись из Египта, Антоний собрался вести переговоры с Цезарем.

Мы помним, как Сенат отказал Цезарю в продлении срока полномочий и как приближенный Цезаря, ударив рукой по мечу, воскликнул:

— Тогда меч поможет ему заполучить все!

Существовал один очень важный для Цезаря человек, строивший за свой счет базилику на том самом месте, где прежде была базилика Фульвия. Звали его Павл. Павл испытывал некоторое стеснение в средствах из-за дорогостоящего проекта. Цезарь выслал ему семь миллионов. В ответ Павл сообщил Цезарю, что тот может на него положиться.

Вновь, возникли споры о консульстве. Сенат решил, что Цезарь может выставить свою кандидатуру на выборах в консулы, не приезжая для этого в Рим.

Тогда Цицерон сделал от имени Цезаря предложение. Он сообщил, что Цезарь готов прибыть в Рим без армии, но при условии, что Помпей распустит свои войска. Если же Помпей сохранит свою армию, то Цезарь прибудет в Рим со своей.

Курион настаивал на том, чтобы Помпей распустил своих солдат, уверяя, что Цезарь считает себя самым что ни на есть рядовым гражданином и думает, что для Республики будет лучше, если они с Помпеем будут находиться в Риме в качестве простых граждан, а не военачальников. Таким образом, каждый мог бы ожидать от своих сограждан тех почестей, которых заслуживает.

Консул Марцелл ответил Куриону: он назвал Цезаря разбойником, присовокупив к этому, что если Цезарь отказывается оставить оружие, то к нему следует относиться, как к врагу Республики.

Куриона поддержали Антоний, Павл, второй консул и Пизон.

Курион предложил Сенату голосовать в открытую: те, кто хотел, чтобы Цезарь распустил свою армию, а Помпей сохранил свою, должны были перейти на другую половину зала. Эта процедура схожа с нашей, когда сторонники одной точки зрения сидят, а противники стоят.

Большая часть Сената, точнее, почти все, перешли на сторону, указанную Курионом. Курион обратился к ним повторно — те, кто считает, что Цезарь и Помпей должны сложить оружие, пусть переходят на другую половину зала. Только двадцать пять сенаторов остались верны Помпею.

Во время этого голосования Антоний вышел к народу на Форум и начал комментировать происходящее в Сенате, подогревая страсти. Так что, когда Курион спустился и сообщил о достигнутой победе, то есть о равноправии двух лидеров, новость была встречена всеобщим ликованием. Куриону начали бросать венки, как победителю-атлету, и овациями сопровождали до самых ворот его дома.

Пришло время действовать Антонию. Воспользовавшись всеобщим ликованием и выражением любви к Цезарю, он получил от имени народа декрет, согласно которому армия, находившаяся в Риме, направлялась в Сирию, чтобы укрепить позиции Бибула, сражавшегося с парфянами.

После оглашения этого декрета Антоний вернулся в Сенат и попросил разрешения зачитать письмо, полученное им от Цезаря. Но под влиянием Марцелла Сенат оказал. Марцелл был категорически против того, чтобы Антоний зачитывал это письмо.

Но Антоний все же стал читать под громкие крики, заглушавшие каждое слово. Тогда он спустился на Форум и прочитал письмо народу. Тут Сципион, тесть Помпея, постарался повернуть дело так, что, если Цезарь к определенному сроку не сложит оружия, его будут считать врагом народа со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Лентулу эта мера показалась недостаточной, и он воскликнул:

— Против такого разбойника, как Цезарь, нужны не декреты, его можно усмирить только оружием! — а затем, воспользовавшись метафорой, добавил: — Я уже вижу десять легионов, спускающихся с Альп и движущихся на Рим. Граждане, наденем же траурные одежды!

И Сенат постановил: Рим должен одеться в траур. Какой добропорядочный Сенат!.. И Рим надел траурные одежды — бедный Рим!..

LII

Тем временем от Цезаря пришли другие письма. Он делал новые предложения — следует признать, что в этой ситуации Цезарь действовал со всей сдержанностью и осторожностью. Он уверял, что готов отказаться от всего, кроме заальпийской Галлии, Иберии [327] и двух легионов — до тех пор, пока не получит продления срока консульства.

Помпей не хотел оставлять ему два легиона. В них насчитывалось около двадцати тысяч человек. Цицерон возвращался из Киликии. Больше, чем кто-либо из римлян, он желал мира. Он просил Помпея не быть столь жестоким по отношению к Цезарю, ведь жестокость может только озлобить того. Но Помпей ответил, что именно этого он и добивается, что желает любыми средствами вывести Цезаря из себя, чтобы затем можно было с ним покончить. Цицерон напомнил ему о народных декретах, о том, что армия отправлена в Сирию, о запрете гражданам идти на службу к Помпею.

— Есть у тебя с кем воевать против Цезаря? — спросил он Помпея.