Наш колхоз стоит на горке, стр. 23

— Так награда же животноводам! — объяснил деду Савельев.

— А я что, не животновод? — отвечал дед.

— Индюк — это птица, — сказал Савельев.

— Вот и не птица, — оспаривал дед. — Птица — это курица, утка. А индюк — это животное. Да оно же и по размерам видно.

Конечно, за работу свою дед награды заслуживал. Но ведь действительно не назовешь индюка коровой! А награждали животноводов.

Пытался Степан Петрович уговорить деда, чтобы тот подождал: будут, наверное, и на будущий год награды. И, возможно, как раз за птицу, и вот тогда спора никакого не будет. Он, председатель, первым проголосует за деда.

Но старику, как всегда, не терпелось.

— А вдруг я помру? Нет, пиши меня в этот год!

— Да не дадут тебе награды, — объяснял Савельев. — Не дадут. В районе или в области все равно вычеркнут.

— А вот и дадут, — уверял дед. — Может, другим не дадут, а мне непременно. Разберутся в верхах и присудят.

До того пристал старик и к Савельеву, и к Червонцеву, и к другим членам правления, что те в конце концов не устояли. Внесли деда Опенкина в список как кандидата на медаль.

Далее события развернулись так. Из колхоза списки пошли в район. Из района (дед удержался) в область. В области списки представленных к наградам стали резко сокращать. Особенно по тому району, в котором находились Березки. Район плохо справился с зерновыми. Вот и решили наказать животноводов. Вычеркнули всех до единого. Однако когда дошли до имени деда Опенкина и прочитали, за что дед представлен к награде, то, во-первых, усмехнулись, а во-вторых, решили в списке его оставить. Разведение индюков в той области было редчайшим случаем. Индюки и вывезли деда.

В Березках все были поражены. Дед тоже.

Вручили Опенкину медаль в области на совещании передовиков.

Вернувшись в Березки, старик заявил, что медаль у него боевая.

— Боевая, — усмехнулся Савельев. — Боевая. С боем досталась.

Но старик имел в виду совсем другое. Стал он доказывать всем, что эта медаль его дожидалась без малого двадцать лет и награжден он ею вовсе не за индюков, а именно за тот известный всем подвиг в болотах.

Дед даже придумал версию. Мол, вся путаница произошла тогда из-за фамилии. Лейтенант, командир роты, представив его к награде, указал вместо Опенкин — Боровиков.

Кое-кто в это даже поверил.

— Ну, сравнялись мы, — говорил дед Алексею Вырину.

Правда, в Березках над этой дедовой версией посмеивались. Но спорить с ним никто не спорил. Все по той же причине: и трудно, и бесполезно. Впрочем, причина была и вторая. Хоть медаль и за труд, но и она боевая. Ибо труд — это тот же подвиг, и тот же бой. Это все понимали.

Медалью старик страшно гордился. Не расставался с медалью нигде. Ходил с нею и в клуб, и в баню.

Наш колхоз стоит на горке - pic_39.jpg
Наш колхоз стоит на горке - pic_40.jpg

Глава седьмая

И СНОВА БОЙ…

РОВЕСНИК

Савельев — ровесник Великой Октябрьской революции. Родился Степан Петрович в 1917 году.

За те годы, которые пробыл Савельев в Березках, много узнали здесь о председателе. Выяснилось, что он свой же крестьянский парень. Появился на свет Савельев в такой же русской деревне. Правда, в соседней области, на речке Ламе.

Отца он своего не помнит. Погиб отец Степана Петровича на гражданской войне от белогвардейской сабли. Было в ту пору Савельеву три года.

Прожил Савельев в родной деревне до семнадцати лет. Потом ушел на завод. Работал токарем. С завода был взят в армию. Отслужил действительную, послали по комсомольскому набору в танковое училище. Только его закончил, как началась война с белофиннами. Попал Савельев на войну, сражался в Карельских лесах на Ухтинском направлении.

Кончилась война с белофиннами, а тут подошла Великая Отечественная. С первого до последнего ее дня бился Савельев с фашистами. Был четырежды ранен и награжден шестью орденами. В том числе чешским и польским. После войны служил Степан Петрович в строевых частях. Затем преподавал в танковом училище. После демобилизации из армии он и приехал в колхоз.

В родном селе была у Савельева девушка. Машей звали. Вместе они росли. А когда уезжал Степан из села, поклялись в вечной любви и дружбе. Война всему помешала. Замучили Машу фашисты. Партизанила она вместе с односельчанами в родных лесах.

Светлую память о Маше и хранил Степан Петрович все эти годы. Так и прожил, ни на ком не женившись.

Демобилизовавшись из армии, конечно, мог Савельев поехать в родную деревню. Но не решился. Не хотел тревожить старые раны. К тому же мать у него умерла. Родных на Ламе никого не осталось.

Но и в Березки Савельев попал не случайно. Памятны Савельеву эти Березки. Память уходит в 1941 год. В пяти километрах от села за крутым оврагом, за дальним лесом, в той стороне, где дорога идет к районному центру, есть в Березках большое поле. Здесь в страшном танковом бою с фашистами получил Савельев свое первое ранение и пролил свою первую кровь за Родину.

Многие из друзей Степана Петровича навеки остались в этих местах. Может, солдатское сердце и потянуло сюда Савельева.

Но обо всем этом узнали в Березках не сразу. Не враз председатель для всех раскрылся.

Стало окончательно ясным и странное поведение Савельева в первый день по приезде в Березки. На местном кладбище лежали однополчане.

УЛИЦА КАПИТОНА ЗАХАРОВА

Разрослись Березки. И к югу, и к северу. И к лугу, и к лесу. И не только за счет новоселов из дальних мест. Съехались в Березки жители из соседних маленьких деревень. Из Горюшек, из Песчинок, из Мертвых Двориков. Трудно теперь в Березках: начинают путаться без названий улиц сельские почтальоны.

Возникла идея улицы наименовать. А чтобы не было так: бухнул первое, что на ум пришло, Савельев и предложил провести нечто вроде колхозного конкурса. Отвели на раздумья месяц.

Весь месяц все, вплоть до деда Празуменщикова, ходили, ломая головы. Только и слышалось:

— Придумал!

— Придумал!

— Придумал!

Постепенно жители стали группироваться, вносить общие пожелания от отдельных концов села.

Так, колхозники северной, самой нагорной части Березок решили свои улицы назвать именами советских космонавтов. Южная часть села стояла горой за поэтов. Тут прежде всего назывались имена Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Некрасова, а из советских поэтов — Владимира Маяковского.

Савельев тоже внес предложение: назвать одну из улиц именем Сергея Есенина.

Все закричали:

— Верно!

И долго потом поражались, как они сами до того не додумались. Как это так, чтобы в Березках — и вдруг не было бы улицы Сергея Есенина.

Дольше других решался вопрос о наименовании главной улицы. Любили в Березках главную улицу. Широкая, просторная, стрелой пересекала она Березки и уходила до самого горизонта.

Кто-то полез с предложением: «Широкая», кто-то сказал: «Солнечная», женщины кричали: «Имени 8 Марта». Дед Опенкин предлагал назвать «Автомобильной».

— Ишь их сколько теперь развелось, этих машин! Аж страшно ходить по улице. Жужжат, спать не дают, — обосновывал он свое предложение.

Но тут выступил Филипп Спиридоныч Сизов, отец Лизы Сизовой. Начал он издалека.

— Памятью люди слабы, — ворчал Сизов. — Прошло, отвалилось, травой заросло. Теряется прошлому след, словно прошел по росе. Вышло солнце, и следа нет.

И уже потом заговорил о Капитоне Захарове — первом председателе в Березках.

— Отдал жизнь за колхоз, за людей Захаров, — говорил Филипп Спиридоныч. — А где ему доброе слово? Предлагаю главную улицу в нашем селе величать именем Капитона Захарова.

И всем стало ясно, что это и есть самое верное предложение. Стала улица — улицей Капитона Захарова.