Красный оазис, стр. 14
«Что нужно здесь старому шайтану? — тревожно допытывался у самого себя Блевио. — Боюсь, как бы этот ястреб не зарился на нашу голубку. Но я скорее горло ему перерву, чем допущу его овладеть Марикою».
Как-то улучив момент, когда паша прошел в комнаты Марики, Блевио изловил Мабрука и, сунув ему пару серебряных монет, расположил конюха к откровенности. Рассказ конюха подтвердил опасения Блевио:
— Раньше, — говорил конюх, — Осман-паша и внимания на девушку не обращал. Он хотел отдать ее за кого-нибудь из офицеров или даже подарить шейху Ибн-Талебу.
— А теперь?
— Молодой араб, которого паша сделал офицером, по имени Мизра, сын контрабандиста Мукдара, загадочно исчез — кажется, бежал к гяурам со своим отцом. Сенуссист Али отправился на розыски его и тоже пропал. А что касается шейха Ибн-Талеба, великого мудреца из Египта, — то он сильно повредил себе внутренности, когда упал с лошади в день прибытия. Должно быть, у него порвались кишки или печенка…
«Подай ему, Господи!» — подумал Блевио.
— Словом, врачи говорят, что шейх едва ли скоро встанет.
— Подай ему, Господи!
— А если и встанет, то будет ходить скрюченным в три погибели до скончания дней своих.
— Подай ему, Господи!
— Что ты шепчешь, о любимец паши? — заинтересовался конюх.
— Не обращай внимания! — успокоил его Блевио. — Я питаю нежные чувства к этому святому старцу и поэтому творю заклинания…
— Ага! Это хорошо! — одобрил наивный конюх. — Ну так вот — на что же скрюченному в три погибели шейху такая молодая красавица, как наша пленница?
— Разумеется, не нужна! — поторопился согласиться Блевио. И про себя добавил: «Хоть бы он издох поскорее, отравитель…»
А конюх продолжал:
— Ну и вот мысли великого Османа-паши обратились в другую сторону: он удостоил Марику своей собственной благосклонности.
— Ах, чтоб ему пусто было. Скрючило бы его почище, чем Ибн-Талеба. Сгинь он в тартарары, как Али!
— Ты все творишь благочестивые заклинания? — осведомился конюх. — Да исполнятся все желания твои, о друг и покровитель.
— Да, было бы недурно! — отозвался Блевио.
— Но девушка глупа, как ослица, упряма, как верблюдица, и зла, как змея, — продолжал конюх выкладывать свои сведения об отношениях между Марикою и Османом. — Можешь себе представить, о друг… Она осмеливается отвергать любовь, предложенную ей Османом!
«Молодец девка», — подумал Блевио. А вслух вымолвил:
— Неужели? Быть не может!
— Если я тебе говорю, так, значит, это чистейшая правда, — обиженным тоном возразил конюх. — Мои слова, как слова Корана… Покуда Осман надеется кротким словом убеждения подействовать на нее. Но, может быть, великодушное долготерпение его скоро истощится…
— И что будет тогда? — затаив дыхание осведомился Блевио.
Турок пожал плечами.
— Ты не знаешь еще Османа-пашу! — вымолвил он. — Это истинный турок до мозга костей… Он ни перед чем не остановится. Он и то жалуется: говорит, что девушка, должно быть, околдовала его. Мысль о ней отнимает у него сон, покой, аппетит.
— Хоть бы ты, старый черт, с ума спятил! — пробормотал Блевио.
— Ты опять творишь заклинания? — осведомился конюх.
— Разумеется!
— Да сделает Аллах так, как ты желаешь… Но я продолжаю. Итак, паша думает, что девушка его околдовала. И он уже один раз спрашивал меня. Просил у меня совета…
— У тебя? — несколько удивился Блевио.
— А то что же? — не моргнув глазом ответил конюх. — Он чтит меня больше, чем родного отца. Он со мною обо всем советуется. Потому что знает: мои слова, как слова Корана. Ибо я мудр. Этого ведь не скроешь…
— Истинно ты мудр, о Мабрук!
— Видишь?! — обрадовался конюх. — Даже ты признал, наконец, мою высокую мудрость…
— Признал, признал!
— Так вот, паша спрашивал уже однажды у меня совета: что ему делать с девушкою, которая осмеливается отвергать его любовь?
— А ты что ему посоветовал, мудрый Мабрук?
— Я? Я ему посоветовал: позови двух курбаши, пусть они хорошенько исполосуют эту гусыню кнутами. Тогда она сделается как шелковая…
Блевио едва удержался от желания размозжить голову «мудрому» Мабруку.
— И как же паша принял твой совет? — осведомился он.
Мабрук замялся. Но потом откровенно признался:
— Паша сказал: «Ты — ишак, Мабрук?»
— А еще?
— Что он сказал еще? Ах, да! Он сказал: «Твое дело чистить навоз в конюшне. На это твоего ума хватает. А больше нет…»
— Неужели так и сказал?
— Ты опять сомневаешься в моих словах? — обиделся Мабрук.
— Ей-богу, нет! — успокоил его Блевио. — Но я хотел узнать, не сказал ли Осман еще чего-либо относительно девушки?
— Он сказал: «Если эта гордая гурия не хочет подчиниться моей воле, то я избавлюсь от ее злых чар, приказав задавить». И он, он способен на это. Ты его еще не знаешь, друг мой!
— Если не знаю, так насквозь вижу! — пробормотал берсальер.
А в то время как они беседовали, в той половине фондука, где находился гаремлык, разыгрывалась бурная сцена: Осман-паша, красный, как рак, осыпал угрозами Марику.
— Ты отказываешь мне в любви! — кричал он. — Ну, так знай же: ты — в моей власти. Я когда-нибудь потеряю терпение и раздавлю тебя, как червя.
Глава XI. Обман раскрыт
— Я раздавлю тебя, как червя! — кричал Осман, угрожая непокорной Марике. И этот крик был так громок, что каждое слово его услышали и Блевио, и Мабрук. Блевио всполошился, думая, что при таких условиях дело может кончиться катастрофою, и порешил, будь что будет, немедленно вмешаться. Он направился к гаремлыку. Мабрук последовал за ним, подстрекаемый любопытством.
— Убей меня, — отвечала Осману гордо девушка. — На это ты способен. Ты храбр, когда приходится воевать с женщинами и детьми…
Странная мысль зародилась в мозгу Блевио. Он толкнул неплотно притворенную дверь, как буря ворвался в комнату и схватил Марику за плечи, яростно рыча:
— Убью тебя. Задушу тебя. Разорву на клочья зубами!
А в то же время глаза его смеялись и он подмигивал Марике. Та мгновенно опознала его, но, сообразив, в чем дело, притворилась смертельно испуганною.
— Как ты смеешь противиться, великому Осману?! — рычал Блевио. — О несчастная! Как ты смеешь оскорблять самого храброго из воинов нашего повелителя султана? Да знаешь ли, что за это нет достойной для тебя казни, презренная? Дайте мне нож! Я сейчас зарежу ее!
Имитация была так совершенна, что испугала далее самого Османа. Вместе с Мабруком паша оттащил свирепствовавшего Блевио от Марики и принялся успокаивать его.
— Вижу, как ты близко к сердцу принимаешь мои интересы, — говорил Осман, — но я еще не решил, как поступить с этою непокорною рабынею. Оставь ее на время в покое, друг. Если я порешу казнить ее, я прибегну к твоей храброй помощи. Но теперь не трогай ее… Твой гнев может убить ее. Посмотри, как то краснеет, то бледнеет ее лицо. Она до того испугана, что, кажется, близка к помешательству… А я никогда не забуду твоей преданности мне, юноша! Я вижу, что я не ошибся, поселив тебя в одном доме с этою глупою и не желающею понять своего счастья женщиною. Теперь я исправлю свою ошибку: я именно тебе поручу надзирать за нею. Береги ее. Я должен удалиться. Вернусь только завтра утром!
И Осман ушел. А Мабрук остался: паша приказал ему быть помощником Блевио в деле надзора за Марикою.
При создавшихся условиях Блевио не представилось ни малейших затруднений переговорить с Марикою с глазу на глаз и с нею вместе выработать план побега.
— Нам надо оттянуть время! — говорил Блевио Марике. — Бежать днем — немыслимо: нас изловят сейчас же. Поэтому надо дождаться вечера. Если этот турецкий осел явится завтра утром — притворись, что ты смягчилась, приласкай его…
— Не могу! — с отвращением ответила Марика.
— Хоть двумя-тремя словами. Вы, женщины, — мастерицы на этот счет… А к вечеру я узнаю пароль, припасу коней, и ночью мы сбежим.