Жемчужная река, стр. 13

Она старалась редко выходить, чтобы не видеть забитых окон мясной. Ей все казалось, что нарисованный на них паук оживает и бросается на нее с раскрытыми челюстями.

Тяжелые предчувствия не давали ей покою. В тот день, когда мадам Лиу подала прошение вице-королю, ей стало особенно страшно и тяжело. Целый день бродила она по пустым комнатам, и все у нее валилось из рук.

Настала ночь. Опустела улица Златокузней. Город отдыхал, и глубокая тишина ее пугала, а страх и угрызения совести не давали уснуть.

Вдруг она услыхала шаги. Несколько человек остановились у дома, и прежде чем она успела шевельнуться, ее связали и бросили на пол, заткнув тряпкой рот.

В комнате было темно, и она не могла их разглядеть. Ей казалось, что их было трое. Потом они перетащили ее в столовую и зажгли масляную лампу.

Это были трое дюжих уродливых мужчин, одетых рыбаками.

— Живо, — командовал предводитель. — Свяжите ее, как груз. А если пикнет — придушите.

У Мэ-Куи замерло сердце. Бандиты замотали ее в холстину и больно скрутили веревками.

— Готово, что ли? — спросил хриплый голос.

— Готово, — отозвался один из рыбаков. — Идем.

— Только не с пустыми руками. Угодили хозяину, а теперь надо подумать и о себе.

И, не ожидая позволения, рыбаки исчезли в соседних комнатах. Через несколько минут они возвратились с наскоро связанными узлами.

— Марш! — скомандовал предводитель. Подхватив связанную Мэ-Куи, грабители двинулись к выходу. Предводитель выглянул из дверей, огляделся, нет ли кого на улице, знаком вызвал своих людей и аккуратно запер за ними двери. Затем вся компания двинулась переулками к реке. Двое тащили награбленное, третий взвалил Мэ-Куи на плечо, точно свернутые сети.

Скоро они добрались до берега. Ночь была темная, безлунная. Воды Жемчужной реки катились тяжело и бурно, качая лодки и часто швыряя их друг о друга.

Предводитель подтянул лодку к отмели, нащупал весла, усадил своих сообщников, свалил груз и, отрезав причал, оттолкнулся от берега.

Течение было быстрое. Они скоро переправились на противоположный берег, под которым вода была спокойнее.

Здесь река разбивалась на три рукава, из которых два судоходны и сливаются у форта Бокка-Тигрис, а третий, бурный, испещренный скалами и подводными камнями, пересекается порогом, рев у которого разносится на несколько миль. К этому опасному месту и направлялась лодка пиратов.

Плыли они минут десять. Вдруг кормчий встал и бросил во мрак пронзительный крик дьявольской птицы Гуамала. Такой же крик ему ответил. И на гребне скалы, о которую хлестали и разбивались волны, выросла человеческая фигура.

Моряки подняли весла. Лодка уткнулась в скалу.

— Это ты, Вум-Пи? — спросил незнакомец, подходя к лодке.

— Я, господин!

— Удалось?

— Да, вот эта женщина.

— Хорошо. Эй, вы! За дело!

Эти слова относились к дюжине подозрительных типов, внезапно выросших на скале. Они как будто ждали приказания и быстро спустились к воде. Одни нырнули, другие закопошились, стоя по плечи в воде, и Мэ-Куи не могла понять, что они делают.

Потом, разделившись на группы по три человека, они схватились за канаты от буйков и стали что-то тянуть со дна реки. Скоро неизвестный предмет показался над водою. Это было длинное двадцативесельное судно типа не то гоночной, не то пиратской лодки, с необычайно острым носом и длинными веслами. На боку его открывался клапан, при помощи которого судно можно было моментально затопить и таким образом укрыть его от погони.

Молчаливая команда быстро подняла судно над водою. Вода вытекла. Тогда они завинтили крышку клапана, спустили судно на воду и сели на весла. Вум-Пи перебросил в него Мэ-Куи. Веревки туго скручивали все ее тело, только один из гребцов стянул холстину с ее лица, и она с ужасом глядела на все эти приготовления.

Вдруг судно дрогнуло от резкого толчка: это прыгнул в него тот, кого пираты звали господином. Он взял длинное весло и стал у кормы.

— Чу, — пролепетала служанка.

— Да, Чу, — ответил он, наклоняясь и как бы желая насладиться ее ужасом. — Чу, которого измена твоей хозяйки превратила в убийцу и разбойника, Красный Паук, который отомстит тебе за все свои страдания, как уже отомстил Лиу-Сиу.

И, оттолкнув ее ногой, он отдал отрывистое приказание.

Двадцать весел поднялись и замерли в воздухе, потом разом опустились, глубоко захватывая воду. И легкое быстроходное судно птицей перелетело в главное русло реки.

Луна начинала всходить. Под ее бледными лучами темное судно казалось чем-то таинственным и зловещим. А Чу стоял на корме и правил веслом, точно гений зла, точно черный неведомый дьявол.

Глава XIV. Решение вице-короля

Мадам Лиу напрасно думала, что наместник о ней забыл. Но ему пришлось сначала разобраться в делах, накопившихся за время его отсутствия, и только поздно вечером прочел он ее прошение.

Перкинс так красноречиво излагал факты и делал из них такие логические выводы, что наместника прежде всего поразила не столько невиновность Лиу-Сиу, сколько грубые ошибки и полная бездеятельность Минга, который даже не потрудился разобраться в уликах, задуматься над их противоречиями и сделать хоть одно усилие, чтобы открыть истину.

Перкинс начал издалека. Описал детство Лиу-Сиу, тонкими и верными штрихами набросал ее чистый юный образ, так не вязавшийся с мыслью о преступлении. Подробно охарактеризовал И-Тэ. Затем рассказал, как Минг велел арестовать Лиу-Сиу по простому наговору Линг Тиэн-ло, как подверг ее жестокой пытке и отказался отдать ее матери на поруки. Рассказал, что десятки лиц готовы подтвердить под присягой, что в день свадьбы И-Тэ сидел весь вечер в гостиной Линга и ушел домой с целой компанией попутчиков, что при обыске у него не нашли ни одной вещицы из похищенных драгоценностей, и Минг совершенно забыл о таком важном факте, как грабеж, и даже не отдал распоряжения следить за ювелирными лавками и толкучкой, не появится ли там хоть что-нибудь из драгоценностей невесты. Не задумался он и над вопросом, мог ли хрупкий и болезненный ученый задушить и перенести в чащу кактусов и алоэ такого здорового и крупного мужчину, как Линг Та-ланг. Зато обратил внимание на веер, явно подброшенный на месте преступления, чтобы направить следствие по ложному следу.

Шаг за шагом анализировал он каждую улику и, сопоставляя их друг с другом, доказал шаткость и нелепость обвинения. Заканчивалось прошение выводом, что убийцу надо искать среди соседей или знакомых мадам Лиу по городу Фун-Зи или же среди людей, знающих ее образ жизни, а для этого прежде всего допросить служанку Мэ-Куи и многих соседей.

Прочитав прошение, наместник задумался. Потом, несмотря на поздний час, приказал вызвать Минга на следующее утро во дворец и послал адъютанта в Фун-Зи с приказом отыскать и доставить во дворец Мэ-Куи, которую ни Минг, ни Фо-Гоп не допросили.

Минг страшно перепугался, когда посланец принца поднял его ночью с постели. Не найдя мандарина в городе, он отправился за ним на дачу, и Минг понял, что дело серьезное.

Напрасно расспрашивал он адъютанта. Тот ничего не знал, но приказ был категорический — доставить Минга утром во дворец.

Покой был потерян. До рассвета Минг провалялся на пухлых циновках, тщетно стараясь угадать, чего хочет кузен богдыхана. На совести почтенного чиновника было много грешков, особенно по прежней службе на форте Бокка-Тигрис, где состояние его утроилось благодаря тайной дружбе с контрабандистами. Но такие грешки были делом настолько обычным для китайских чиновников, что принц не стал бы поднимать его с постели ради таких пустяков.

Как бы там ни было, тяжелые предчувствия терзали мандарина.

Минг был добродушный толстяк, достигший высоких служебных постов, но от природы — весьма ограниченный. Это был сибарит, в полном значении этого слова. Стол его славился на всю провинцию, и злые языки уверяли, что, несмотря на большую семью, он принимает на службу только молоденьких, хорошеньких служанок. Говорили даже, что гондола председателя часто скользила ночью по кантонскому рейду и незаметно сворачивала к плавучим садам наслаждений.