Степан Сергеич, стр. 27
— Богато жили… Жмоты, куска хлеба после урожая не допросишься.
— Как же ты прописался?
— Не люди в милиции, что ли? Люди. Земляка нашел.
31
Невелика ноша заводского диспетчера, требуется с него самая малость ругаться с другими цехами за недоставленную деталь ЖШ 008652, составлять дефектные ведомости, регулярно получать премии, равные трем четвертям оклада, сдавать контрольные и зачеты в институте, почитывать книги в свободное время и проверять, хмурясь, тетрадки сына. Многие так и живут.
Но плавный ход событий нервировал Степана Сергеича, он заскучал, не выстругивал больше сыну в свободное время замысловатые игрушки, и Катя верно решила, что ее Степан вот-вот влипнет в очередную неприятность. Так оно и случилось.
Начальник ОТК Светланов после истории с «Эвкалиптами» с завода не увольнялся, ожидал, когда его выгонят. Солидная пенсия обеспечивалась ему при любых обстоятельствах, но главк (ему подчинялся Светланов) пока молчал, а Труфанов напоминал о скорой расплате ежемесячным лишением премий.
Светланов объявил Туровцеву выговор, браковал направо и налево, носился по механическому цеху, задевал всех торчащим из кармана штангенциркулем.
Однажды утром на доске объявлений появился художественно разрисованный плакат, оповещавший о проводах на пенсию талантливого инженера и умного организатора производства начальника ОТК Светланова Юрия Савельевича.
Светланов прочел приказ, поругался с Баянниковым, потом посидел в президиуме торжественного заседания, получил именные часы и много других ценных подарков; Труфанов произнес одну из своих замечательных речей, сказал, между прочим, что Светланову на днях вручат постоянный пропуск на завод, и трогательно обнял высокоуважаемого пенсионера.
Но еще при Светланове во втором цехе стало одним контролером больше пришел человек с внушительным восьмым разрядом. Туровцев обрадовался, устроил этому человеку походя легкий экзамен, после чего позвонил Светланову и сказал, что новенький в радиотехнике слаб. Светланов понимающе хмыкнул в трубку. Звали новичка Дмитрием Ивановичем Кухтиным. Труфанов подобрал его в главке с головы до ног облепленного выговорами, предупреждениями и денежными начетами. Совсем недавно Кухтин работал начальником ОТК магнитофонного завода и был пойман на краже деталей, из которых собрал на дому дорогостоящий аппарат. Деяние это, имеющее в Уголовном кодексе точное название, именовалось в главке «неправильным отношением к государственной собственности».
Баянников беспрекословно выполнил указание директора и зачислил Кухтина контролером, а в частной беседе рассказал кому-то об украденном магнитофоне.
— Нет, радиотехнику он все-таки знает, — серьезно заметил Туровцев, — собрать и настроить магнитофон в домашних условиях — на это решится не всякий инженер.
Кухтин принял у Светланова дела, но вел себя тише и незаметнее уборщицы. Вытянутое лицо его жалко помаргивало. Кухтин вечно жаловался: поставили новый зуб, деньги содрали, а зуб вывалился, и, кстати, они с женой вместе ходят на строительство инициативного дома — как будет учитываться, что они работают вдвоем?
Туровцеву новый начальник нравился полнейшей неспособностью решать что-либо самостоятельно.
В конце октября Петров подозвал Туровцева и показал лицевую панель блока, пришедшего в регулировку. Туровцев задержал палец на вмятине, отметил что-то в блокноте и позвонил диспетчеру. Степан Сергеич немедленно прибежал, глянул на панель и возмущенно заголосил: «Быть не может!» Он полез в свои журналы, затыкал ногтем по строчкам и нашел: панель он отвергнул еще на выходе ее из механического цеха, где-то в лаборатории типовых испытаний ей нанесли касательное ранение.
— Как она попала сюда?
Вызвали контрольного мастера первого цеха, мастер помялся, вспомнил и рассказал, как забраковал он панель, как Кухтин после звонка директора приказал отправить ее во второй цех — без сопроводительной, минуя ОТК и диспетчера.
— Возмутительно! — кричал Степан Сергеич. — Неслыханно! Туровцев, зовите вашего начальника!
Пришел Кухтин, глянул на панель, как на человека, с которым не хотелось бы встречаться, проговорил невозмутимо:
— Так надо.
Стены регулировки слышали много скандалов. В батальных сценах участвовали уважаемые люди, сам Труфанов не стеснялся в выражениях.
Разработчики огрызались в меру сил, знаний и нахальства. Но соблюдалось правило: касаться только технических сторон. Степан Сергеич нарушил джентльменский уговор.
— Вы не имеете морального права носить в кармане партийный билет! заорал он. — Вы позорите партию своей бесхребетностью и беспринципностью!
Кухтин втянул голову в плечи, но вспомнил, что перед ним всего лишь скромный диспетчер, то есть существо, находящееся много ниже его по любой табели о рангах, вспомнил и приободрился.
— Не вам судить обо мне, товарищ Шелагин… Здесь не место говорить о подобных вещах.
— Вас смущают рабочие? — еще пуще взъелся Степан Сергеич. — Да перед кем как не перед ними мы в ответе! То, что вы сделали, это не ошибка — это преступление перед рабочим классом!
Таких слов Кухтин еще не слышал ни от кого, они тем не менее испугали его. Степан Сергеич бросил ему вдогонку еще много фраз и в изнеможении опустился на стул — рядом с Петровым.
— Вы поспокойнее, Степан Сергеич… Он же неисправим, это у него навечно…
— Это не пустяк — обманывать государство, дорогой товарищ… Петров, вы обнаружили дефект? Вы правильно поступили. Позвольте пожать вашу руку.
Все знали: Степан Сергеич увидит брак — и оскорбляется, будто ему в глаза наговорили подлостей и неправды. Поэтому монтажницы, провинившись, бежали к Чернову: «Ефим Григорьевич, между нами, ошибку нашли у меня в регулировке, вы уж Степану Сергеичу не говорите…»
Посидев в регулировке, Степан Сергеич окончательно уверился в том, что рабочий, то есть человек, делающий какие-то вещи, по природе своей не может быть бракоделом. Если уж такой скользкий и сложный человек, как Петров, радеет за производство, то можно представить себе моральную полноценность всего общества.
Замены лицевой панели не нашлось. Яков Иванович, мастер на все руки, зашпаклевал шрам, искусно подкрасил. Степан Сергеич сказал, что будет жаловаться на Кухтина.
Ни к кому он, конечно, не пошел, слово «жаловаться» часто соскакивало с языка его, и тем обида кончалась. В армии так: солдат напьется в отпуске, а наказывают командира его. Покричав, наобещав черт знает чего, Степан Сергеич утихомиривался и уже во всем винил себя: недосмотрел, не пронаблюдал, не проконтролировал. После случая с панелью, ободранной в лаборатории типовых испытаний (ЛТИ), Степан Сергеич расширил район своей деятельности, стал захаживать в ЛТИ. Отсюда и началась известность Шелагина, здесь он впервые увидел ГИПС. До истории с ГИПСом мало кто знал, что есть на свете человек такой — Степан Сергеич Шелагин.
ГИПС — сокращение от «гамма-индикатор переносный», "с" прибавили для благозвучия. Схему его разработал старший техник третьего отдела Сергей Шестов. ГИПС был первым его прибором, он грезил им, прикидывал так и эдак, печатный монтаж завод еще не освоил, индикатор приходилось делать по возможности примитивным, малодетальным, схему придумывать скромную, но надежную. Шестов добился, чтоб конструктором ГИПСа назначили многоопытного Мошкарина, и бегал к нему по пять-шесть раз на день, а тот гнал его от себя — мало ли что взбредет на ум мальчишке. После месячных бдений схема оформилась вчерне, еще через месяц макетная мастерская получила чертежи Мошкарина, начали не спеша делать образец — прообраз будущего ГИПСа. Когда же макет испытали и предъявили директору, главному инженеру и начальнику третьего отдела Немировичу, тех взяла оторопь: по весу, простоте эксплуатации и прочим тактико-техническим данным индикатор не имел себе равных в мире. Вид, конечно, был у него ужасающий: корпус прибора не окрашен, в монтаже и схеме куча дефектов. Но если, прикидывал вслух главный инженер, индикатор пропустить через малярку и гальванику, если уничтожить в зародыше кое-какие детские ляпсусы разработки да еще сунуть его в изящный кожаный футлярчик, то получится вещь ценная. Того же мнения был и директор.