Чердак дядюшки Франсуа, стр. 48

Прошло три дня, долгих мучительных дня… Ксавье бродил по Парижу, не находя себе места, а дома говорил, что ходит в поисках работы. Он сам не подозревал, что так сильно любит Люсиль. Мучительно было открытие, что Люсиль как-то связана с Воклером, и больно сознавать, что и он виноват в создавшемся положении. Он ни разу не сказал Люсиль о своей любви, считая это само собой разумеющимся, глубоко веря в то, что они созданы друг для друга. «Вот когда я получу работу и стану на ноги, — думал он, — мы соединим наши судьбы!»

Теперь всё кончено. Особенно тяжело было на душе у Ксавье ещё и потому, что теперь он чувствовал себя не у дел, некуда было применить силы, неизвестно, с чего начать. Может, прав Клеран, что надо искать пути объединения рабочих по профессиям? Или войти в студенческую организацию «Общество свободы, порядка и прогресса»? Но хоть общество и не велико, всего тридцать членов, они строго соблюдают устав и ими самими установленные правила. А он уже не студент и потому не имеет права в него вступить. Политический клуб «Друзей отечества»? Но, увы, все знают, что члены его много говорят, а делают мало.

Остаётся общество «Друзей народа». Оно возникло сразу же после Июльской революции и уже показало себя как настоящий друг народа. В первой же своей декларации оно заявило, что обращается «ко всем, кто работает, производит и страдает для пользы немногих, ничего не делающих, потребляющих и наслаждающихся!» Приверженцы Луи-Филиппа, так называемые «орлеанисты» — в основном парижские лавочники, — недавно напали на помещение общества и разгромили его. Обществу пришлось перекочевать в другое, более скромное помещение в дальний район. Его собрания стали закрытыми. Как туда попасть? Надо поговорить с Бланки! Бланки связан с этим обществом и сделал там недавно блестящий доклад!

На чердаке дядюшки Франсуа, как прежде, сходились друзья, беседовали, спорили, думали… Но не было былого одушевления, былой радости встреч. И Ксавье стал не тот. Это замечали все. Физически юноша даже поправился. Но он ушёл в себя, на сборищах был молчалив, редко высказывался… А Жак совсем не приходил. Франсуа, как мог, поддерживал оживление, говорил бывшим товарищам Ксавье по школе какие-то обнадёживающие слова, хотя сам не знал, откуда они у него берутся. Ведь и он пересматривал свои сумбурные взгляды, не зная, на чём остановиться, во что верить. Даже не шумел, когда кто-нибудь случайно нападал на Наполеона. Это теперь случалось редко, потому что Наполеон казался далёким, чуть не легендарным существом, которое как будто не имело никакого отношения к жизни французов.

Клеран оставался верен своему другу и все свободные минуты проводил на чердаке.

Усталый и измученный ходьбой по городу, Ксавье под вечер четвёртого дня принял важное решение. На чердаке он застал несколько человек, которые радостно его приветствовали. Но он уселся в уголке, сказал, что устал и хочет отдохнуть. Друзья поняли, что им лучше разойтись. Но когда Клеран поднялся, чтобы уйти вместе с ними, Ксавье его удержал.

Как только они остались втроём, обеспокоенный Франсуа стал предлагать Ксавье напоить его липовым чаем.

— Уж не заболел ли ты?

— Да нет, отец! — И, пытаясь бодриться, Ксавье заявил: — Я рад, что мы остались одни. Мне не терпелось поделиться с вами большими новостями.

— Что? Что такое?

— Что случилось?

— Случилось то, что у меня для вас хорошая новость — для тебя, для меня, для Катрин, а значит, и для Клерана, — словом для всей нашей семьи.

— Да говори же скорей!

— Только сейчас я подписал контракт с господином Куантро: я буду работать в конторе его брата в Лионе… Я…

— Постой, постой! В Лионе ведь живёт брат Жака. Значит, там как-никак будет свой человек, — обрадованно прервал его Клеран.

— Но почему это ты решил так внезапно? — облизывая пересохшие сразу губы, спросил отец.

— Да боялся опоздать и упустить хорошее место. Я ничуть не жалею о своём решении. Подумай, отец, и ты, Клеран, пораскинь мозгами, сколько нам всем будет от этого пользы. О себе я уж и не говорю, хозяин положил мне хорошее жалованье. Там я научусь настоящему делу. Шутка ли — эти жаккардовские станки. Их успешно применяют в шёлкоткацкой промышленности, и Куантро хочет, чтобы я занялся чертежами станков в Лионе. Ты, отец, поработал достаточно на своём веку… Теперь я позабочусь, чтобы ты жил получше… Ну и Катрин, конечно. Мы оденем девочку как следует, она будет у нас хорошо питаться. И если почему-либо Люсиль надоест давать ей уроки, мы наймём ей учителя…

— Почему это Люсиль вдруг надоест? — проворчал Клеран.

— Может быть, всё так и есть, как ты говоришь, но зачем так скоропалительно? Не посоветовавшись? Не поразмыслив как следует… — От волнения голос Франсуа прервался.

— Я размышлял, да ещё как!.. — Ксавье не докончил фразы. Мог ли он рассказать отцу, что, встретив Воклера у дверей Люсиль, он не спал три ночи и затем принял решение — уехать, уехать, чтобы не видеть Люсиль, не знать, что возле неё этот пустой щёголь. — А к тебе, Клеран, просьба, — продолжал Ксавье уже спокойнее. — Я надеюсь, что ты будешь заботиться об отце. В другое время я поручил бы его заботам Бабетты и Люсиль, но, как ты знаешь сам, им не до него…

— Будь спокоен! — В искреннем порыве Клеран вскочил с места и заключил Ксавье в объятия. — Всё будет сделано, если ты решил бесповоротно. И за Катрин я присмотрю. А теперь покажи-ка мне контракт. Ты — горячая голова, и боюсь, как бы не подписал, чего не надо. Господин Куантро, может быть, и порядочный человек, но он прежде всего хозяин, а значит, норовит выгадать каждый франк.

— Вот это дело!

Обрадовавшись тому, что можно переменить тему, Ксавье охотно вытащил из кармана аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги — договор.

Воцарилось молчание.

Все три головы склонились над бумагой.

Глава тридцатая

Лионские ткачи

Дождливым августовским утром приехал Ксавье в Лион. Ему показалось, что сама природа встречает его здесь неприветливо. Дождь лил с короткими перерывами. Ксавье с трудом вытаскивал ноги из жидкой грязи, скопившейся на улицах. «Оставался бы ты в Париже, — сверлила в мозгу мысль и тут же набегала другая: — Не мог я остаться, бывает ведь, что человек не в силах справиться со своими чувствами. Работа в Лионе заставит меня забыть Люсиль и начать новую жизнь».

С маленьким саквояжем в руке отправился Ксавье разыскивать своего будущего хозяина.

Владелец мастерской, к которому направился Ксавье, г-н Куантро, брат его парижского хозяина, жил в собственном особняке, стоявшем в ряду других роскошных зданий в Белькуре — аристократическом районе города. Ткачи жили тоже в Лионе, но главная их масса ютилась в лачугах предместья Круа-Русс, расположенного на возвышенности над городом.

Разговор с хозяином мастерской был короткий. Предупреждённый своим братом о приезде нового инженера, он только спросил:

— Условия работы вам известны?

— Да.

— В таком случае отнесите ваши… вещи, — тут Куантро-младший бросил неодобрительный взгляд на скромный саквояж своего нового служащего, — вот по этому адресу. Комната для вас готова. С завтрашнего дня приступите к работе. Я сам вам всё объясню.

Ксавье впервые почувствовал, как здесь в Лионе ему недостаёт его близких друзей. Не с кем перемолвиться словом. Не с кем поделиться впечатлениями от первых дней работы.

Отправляясь в Лион, Ксавье постарался разузнать, сколько мог, о жизни лионских рабочих. Но сведения эти оказались весьма скудными.

В 1831 году в лионской шёлковой промышленности было занято около сорока тысяч человек. Вместо фабрик работало множество крупных и мелких ткацких мастерских.

Лионские шелка прославили Францию во всём мире, обогатили её казну, а за свою многочасовую работу ткачи получали от хозяев грошовую оплату, на которую они еле могли просуществовать, да в придачу презрительную кличку «каню».