Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа), стр. 91

— Один раз моя мама пироги с калиной испекла, — говорит Лида, срывая ветку калины. — И вот к нам гости пришли. И так весело было! И все спрашивали: "Что это за пироги, что это за пироги?" А моя мама… — Голос у Лиды начинает вздрагивать, с черных ресниц спрыгивают капельки слез. — А моя мама говорит: "Это… с калиной… пироги…"

У Нюры быстро краснеет нос, дрожит подбородок.

Валя, улыбаясь, качает головой:

— А вот у нас в детском доме осенью… Ну вообще… в это время много именинников. И тогда тоже пироги пекут и всем подарки делают. А наша тетя Аня всегда знает, что кому хочется. И как это она всегда знает?

— Вот правда, как она знает? — удивляются подруги.

— А мой папа, наверно, на войну ушел, а мама одна осталась, — говорит вдруг Нюра.

— Конечно, все папы сейчас на войне! Разве кто-нибудь будет сидеть дома!… Может, даже моя мама пошла! — с гордостью говорит Лида.

Нюра придвигается ближе к подругам и шепчет, зажимая ладонью рот:

— А фашистам вчера опять жару дали! Целый эшелон взорвался на Жуковке. Помните, ночью грохот был? Это партизаны взорвали! Мне Маруська сказала.

— Да что ты!

Девочки молча переглядываются.

— Фашисты всех вешают да убивают, а их никто не боится, — презрительно говорит Валя.

— Наши ребята их тоже нисколечко не боятся! Мне Коля Одинцов говорил, что они с Трубачевым даже ни капельки не струсили, когда на дороге бой начался, — зашептала опять Нюра. — Наши ребята могли бы их сами побить, если бы у них ружья были!

— Очень просто! Мы бы всем отрядом как двинули на них! — разгорелась Лида.

— Глупости это, — хмурится Валя. — Зря болтаете только…

Она обрывает с ромашки белые лепестки и гадает вслух:

— Будем в школе — не будем в школе, будем — не будем…

Девочки внимательно смотрят, как падают на ее колени лепестки.

Солнце начинает сильно припекать. Коровы перестают жевать траву и утыкаются мордами в кусты. Полдень.

Из леса доносится хруст валежника и шорох листьев. Девочки вскакивают:

— Тетя Оксана!

Лида радостно бежит навстречу. Нюра сгоняет застоявшихся коров. Оксана не спеша выходит из-за кустов и, потряхивая подойником, улыбается:

— Что, доченьки, заждались меня?

— Нет, нет! Что вы, тетя Оксана! Мы хоть целый день ждали бы!

Тетя Оксана — близкий и родной человек. Девочки уже давно знают, что она сестра их учителя. У нее такие же глаза, как у Сергея Николаевича, такие же скупые, неторопливые движения и ласковая улыбка. И, пока Оксана доит коров, девочки, присев на корточки, торопливо рассказывают ей все новости.

Оксана слушает, кивает головой. Молоко длинными белыми струйками стекает в подойник.

— Не приходил больше командир ваш, золотистый-золотой? — с улыбкой спрашивает Оксана.

— Трубачев? Нет, не приходил. Но он обязательно, обязательно придет! Он никогда нас не оставит, ведь мы из его отряда!

Иногда, прощаясь, Оксана тихо говорит:

— Скажите Ульяне — ночью приду.

Девочки радуются и, притаившись, долго не спят в эту ночь. Ждут…

Стук у Оксаны тихий, неторопливый, как дождь по стеклу. И сама Оксана спокойная, неторопливая. Войдет в хату, присядет к столу, пошепчется с Миронихой, вытащит из-за пазухи какие-то бумажки, разложит их перед собой. Мирониха поднимет на припечке под золой кирпич, подаст ей круглую печатку. Оксана подует на печатку, приложит ее к каждой бумажке, поглядит на свет… Закончив свои дела с Миронихой, она заплетет на ночь свои гладкие волосы, неторопливо сбросит кофту, останется в широкой деревенской юбке и, задув коптилку, большая, теплая и уютная, ляжет на подстилку из сена, рядом с девочками. В сумраке мягкие руки ее с материнской лаской обнимут всех троих сразу. Девочки радостно и благодарно прижмутся к ней во сне. От волос и от рук Оксаны пахнет свежей хвоей, лесными орехами.

— А и славно ж в лесу, доченьки! Месяц все кусточки раздвигает… роса землю моет, — зевая, скажет Оксана.

И слышится в ее голосе такой глубокий покой, будто нет и не было вокруг страшного врага, а шла она и любовалась светлой ночью в лесу.

А утром Оксана уже расхаживает по селу. Деловито, по-хозяйски оглядывает она поломанные плетни, смятые огороды. Заходит в хаты, останавливается на улице с бабами, а на гитлеровцев даже не глядит, словно не замечает, что они толкутся по всему селу.

Один раз высокий эсэсовец с перевязанной головой и мутно-зелеными глазами, подозрительно глядевший из-под белой повязки, злобным окриком остановил Оксану. Она медленно повернулась к нему, поглядела спокойно и строго в его глаза.

— До хаты! До хаты! Вэг! — размахивая автоматом, закричал эсэсовец, принимая Оксану за местную колхозницу. Ударить ее он почему-то не решился. — Вэг! Твоя хата где есть?

— Все мои — твоих нету! — презрительно улыбнулась Оксана, заходя в первый попавшийся двор.

Эсэсовец поглядел ей вслед и ушел. Спокойствие Оксаны спасало ее от фашистов.

Много таинственных дел переделает за день Оксана, а к вечеру, приласкав девочек, уйдет, сказав свое обычное:

— Пойду пока…

Сейчас, подоив коров, Оксана аккуратно обвязывает полотенцем ведро и долго стоит с девочками.

— Найдем, где учиться. Без учебы не будете, — твердо говорит она. — Фашисты тут не хозяева. Хозяева — мы!

— Хозяева — мы! — гордо повторяют девочки, глядя ей вслед.

Глава 45

БУДЕМ В ШКОЛЕ!

Как-то утром в село Макаровку пришла дорогая гостья — учительница из Ярыжек. Пришла она в украинской вышитой рубашке и синей юбке, отороченной белой тесьмой. Под платком были сложены веночком косы, как носят украинские девчата. Мирониха узнала Марину Ивановну, обрадовалась и испугалась:

— Голубка моя, чего ж вы пришли? Вас же все село знает!

Учительница скинула платок, улыбнулась. На щеке ее, около уха, темнело родимое пятнышко.

— Ай, ай, ай! Вы ж приметная, вас люди на всех собраниях видели, комсомольскую бригаду вашу помнят. Упаси бог, выдаст кто… Лучше бы кто другой пришел, — прикрывая дверь, зашептала Мирониха.

— Некому больше… А время не ждет, — кратко объяснила учительница. — В Ярыжки мне нельзя — это верно: там нас с Коноплянко по всем дворам ищут.

Валя, войдя со двора в хату, ахнула, покраснела от волнения и, встретившись взглядом с серыми лучистыми глазами гостьи, радостно бросилась к ней:

— Вы… вы учительница из Ярыжек?

Марина Ивановна, ласково смеясь, шепнула ей на ухо:

— Я из Ярыжек. Но этого никто не должен знать. Меня зовут Ганна. Я вместо тети Оксаны пришла.

Валя сложила на груди руки.

— А я думала… Мы так хотим учиться! — горячо сказала она. — Уже сентябрь скоро!

Марина Ивановна притянула к себе девочку и тихонько сказала:

— Сейчас это очень трудно, но я поговорю об этом с кем нужно. Может быть, нам удастся что-нибудь придумать… Я приду к вам первого сентября. А пока давай запишем всех ребят в Макаровке. Ты будешь моей помощницей, хорошо?

Когда пришли Нюра и Лида, Марина Ивановна сидела за столом и вместе с Валей составляла список всех ребят школьного возраста в селе Макаровке.

— Вот, Валечка, тебе список. Завтра же обойди все семьи и запиши ребят, которые будут учиться, — говорила учительница.

Лида и Нюра от неожиданности не могли вымолвить ни слова.

— Марина Иван… тетя Ганна, вот еще наши девочки! Они отличницы, они будут хорошо учиться! А Зорина звеньевая! — радостно представила их учительнице Валя.

— Вот и хорошо! Значит, все на местах, — пошутила учительница.

— Вы будете нас учить? — не веря своим ушам, спросила Нюра.

— У нас будут звенья? И пионерские отряды? И сборы? Как раньше? — спрашивала Лида Зорина.

— Все, все будет! Конечно, это не так скоро — мы должны быть очень осторожными.