Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа), стр. 130

— Я к этому делу равнодушный, — искоса поглядывая на директора, отвечал младший Мироныч, — разве от жары, конечно.

Леонид Тимофеевич посылал Грозного за пивом. Грозный, неодобрительно поглядывая на старика Мироныча, качал головой, советовал:

— Вечером угощайте, после работы. А то уж очень разговорчивый дед попался!

Внешний вид дома постепенно восстанавливался. Можно было приниматься за отделку комнат нижнего этажа. Работа задерживалась из-за отсутствия печника.

— Что ты будешь делать! — горевал школьный сторож. Нет как нет! Леонид Тимофеевич весь исхлопотался! И куда они все подевались в городе?

— Дефицитный товар. Большой спрос на печника идет, — авторитетно заявлял Мироныч-старший.

— Как хотите, а доставайте. Школа без печей не может быть, — хмуро цедил младший.

В комнате стояли аккуратными столбиками сложенные кирпичи. Ребята наносили песку, глины, но печника не было.

Каждое утро, почистив с помощью Грозного свой выходной костюм, Леонид Тимофеевич отправлялся на поиски.

Однажды, вернувшись, он весело похлопал сторожа по плечу:

— На днях печник будет!

— Откуда? — всполошился Грозный.

— Из райкома комсомола, — с лукавой усмешкой ответил Леонид Тимофеевич.

Сторож значительно поднял брови.

— Уж это без ошибки! — с уважением сказал он.

Глава 30

КАК ЗАРОЖДАЕТСЯ МЕЧТА…

От жаркого солнца кое-где на тротуарах образовались кривые трещины, пыль густо оседала на кустах, на заборах.

В разгар работы с улицы на зеленый пустырь вдруг доносился громкий знакомый голос диктора, передающего последнюю сводку. Работа останавливалась, взрослые и дети выбегали на улицу и, повернув головы к громкоговорителю, слушали сообщение с фронта. Те, которые не могли бросить работу, нетерпеливо спрашивали вернувшихся:

«Ну что там слышно? Как дела на фронте?»

Сегодня, заслышав сводку, Васек выбежал на улицу вместе с Витей Матросом. Перегоняя друг друга, они помчались на голос диктора и, пристроившись позади собравшейся кучки прохожих, слушали утреннее сообщение. Витя Матрос стоял рядом с Васьком и не мигая смотрел горячими, черными, как угли, глазами на громкоговоритель.

Военные события владели всеми помыслами Вити — он не пропускал ни одной сводки, жадно слушал рассказы о героях и сам мечтал о подвигах.

В доме у Вити, на чердаке, под слуховым окном, долго лежал на боку старый ящик, когда-то заменявший ему корабль. Еще не так давно Витя являлся на чердак и, воображая себя капитаном, командовал невидимыми матросами: «Команда, наверх! Убрать снасти! Надвигается шторм! Попросить ко мне Виктора Боброва!» — «Есть Виктора Боброва!» — отвечал сам себе Витя. «Виктор Бобров! Вам предстоит выяснить расположение противника. Возьмите запасную шлюпку и отправляйтесь немедленно!» — «Есть, капитан!»

Старый ящик превращался в шлюпку, он скрипел и бешено раскачивался.

Мать стучала щеткой в потолок.

«Витя, Витя! — кричала она. — Что ты там делаешь, противный мальчишка. Штукатурка сыплется с потолка».

Витя затихал, но ненадолго.

«Человек за бортом!» — вдруг отчаянно орал он, прыгая с размаху из «шлюпки» на старый ободранный диван с торчащими из ваты пружинами. Игра разгоралась снова.

Но с тех пор как началась война и любимый брат Вити ушел на фронт, мальчик забыл свои детские забавы. Слуховое окно на чердаке затянулось паутиной, и в морозную зиму Витя сам порубил свой старый ящик матери на дрова.

Сейчас мысли Вити Матроса уносились к каменистым берегам под Севастополем, где сражался его старший брат — моряк Черноморского флота Николай Бобров.

С побелевшим от волнения лицом мальчик жадно вслушивался в каждое слово диктора:

«Неувядаемой славой покрыли себя защитники Севастополя. Они стойко и мужественно обороняют от немецко-фашистских захватчиков каждую пядь Советской земли [1]…»

Васек мельком поглядывал на Витю, тихонько жал его тонкие загорелые пальцы.

«Брата вспоминает…» — с теплой жалостью думал он.

Сводка кончилась. Прохожие постепенно разошлись, а Витя все еще стоял и, забывшись, смотрел вверх, на громкоговоритель. Васек тронул его за плечо:

— Пойдем!

Витя медленно повернул к нему голову. В его глазах блестели слезы. Васек заволновался.

— Витя, он вернется, твой брат, ты не бойся! — поспешно сказал он, чтобы утешить мальчика.

Ресницы у Вити дрогнули, сбрасывая светлые капли слез, губы зашевелились, но он ничего не сказал, только покачал головой и вытащил из-за пазухи пачку писем, завернутых в газетную бумагу. Письма были смятые, зачитанные, с истертыми, расплывшимися буквами. Витя развернул одну бумажку и прочитал дорогие слова, написанные ему братом перед боем.

Письмо было суровое, но между строк сквозила нежная. большая любовь к младшему братишке. Кончалось оно так:

«…Моряки стоят насмерть. Пусть советские люди крепки надеются на нас — будем бороться до последней капли крови.

И ты, Витька, помни: коли не вернется твой брат, значит, смертью храбрых погиб он на своем посту. И плакать о нем, братишка, не надо. Утешай мать, береги ее за себя и за меня. Вырастешь — станешь моряком. Выйди в море, погляди на город-герой Севастополь, на прибрежные камни, политые нашей кровью, и сними, Витька, шапку перед славными защитниками-черноморцами. Был между ними и брат твой Николай…»

Мальчик опустил письмо. Глаза его сверкнули гордой решимостью:

— Кончу школу — стану моряком. И, если Родина даст мне какой-нибудь приказ, я не посрамлю брата!

Васек с большим уважением смотрел на мальчугана, который с недетской суровостью преодолевал свое горе и твердо знал свой будущий путь.

Васек с беспокойством подумал о себе. А кем будет он, Васек Трубачев? Какие-то неясные мысли тревожили его душу.

Он видел себя и командиром отряда, и строителем, и геологом, но во всем этом не было того главного, прямого, раз навсегда намеченного пути, который был у Вити.

Глубоко задумавшись, Васек не слышал, как Витя тихонько потянул его за рукав и что-то сказал.

Он понял только, что товарищ говорит о море, где, рассекая гребни неспокойных волн, идут на врага боевые советские корабли, где на берегу бьются насмерть севастопольские моряки, где из рукопашной схватки не уйти живыми врагам…

Витя говорил громко, возбужденно, и сила его слов захватывала Васька. Потом он умолк. Лицо его засветилось неизъяснимой прелестью затаенной мечты.

— Уйдем в море, Трубачев! — с восторгом сказал он вдруг. — Ты не знаешь, какое море! Я вырос на берегу. Я видел высокие, как дома, волны — они выбрасывали громадные камни и разбивали их вдребезги. Но моряки ничего не боятся… Уйдем на корабль, Трубачев! Ты не знаешь, какой народ моряки!

Голос Вити проникает в сердце Васька. Стать отважным советским моряком, служить своей Родине, защищать ее от врагов, стоять насмерть, как стоят под Севастополем черноморские моряки…

Васек вскидывает голову. По широкому синему небу уплывают куда-то вдаль тяжелые белые облака. Чудится: в далеком, невиданном море идут на врага боевые корабли, на палубе в черных бушлатах стоят моряки, и, залитый солнечным светом, на высокой мачте реет советский флаг.

— Уйдем в море, Трубачев! — настойчиво шепчет Витя.

Бывает в жизни тревожный и радостный миг, когда в сердце человека зарождается мечта. Васек уже чувствует ее крылатое прикосновение.

— Но ведь это еще не скоро, Витя. Нам еще надо кончить школу, — с трудом возвращая себя к своим делам, к своей теперешней жизни, рассеянно говорит Васек.

— Конечно, конечно! Мы кончим школу и морское училище… Нам еще много надо учиться! — радостно подхватывает Витя. — Ты только скажи мне — пойдешь?

Васек крепко обнимает его за плечи:

— Пойду… Спасибо тебе, Витя! Спасибо тебе…

вернуться