Тайная тропа к Бори-Верт, стр. 19

Лоранс видела, как блестят глаза Жан-Марка. А Трюшки спали и не слышали того, о чем отец еще никогда никому не рассказывал. Здесь, где они сейчас сидят, на тех же камнях, под тем же древним куполом, жили семеро борцов за свободу.

— Дело срочное, И надо было идти по короткому пути, через карниз. Я проходил там часто, а Антуан — только однажды, и у него тогда закружилась голова и его вырвало — с тобой, Лоранс, чуть не случилось то же самое, — в общем, он вспоминал об этом переходе с ужасом. Ну, я прошел, оборачиваюсь — Антуана нет. Зову его тихонько. Молчание. Черт возьми! Я не на шутку испугался. Вдруг он упал? Иду назад. И вот вижу, сидит Антуан на земле, бледный, как полотно, с убитым видом, и твердит: «Не могу, не могу!» Я его уговаривал, упрашивал, понукал. Но он не может, в все тут. Делать нечего, пришлось идти длинным путем, вдоль Изу.

— А ты не мог пойти один? — спросил Жан-Марк.

— Одному мне было не дотащить всего, что мы несли, надо было обязательно вдвоем. Всю дорогу я ругал Антуана, но что толку. Наконец мы пришли, передали оружие и продукты, сообщили приказ и видели, как в сумерках вся семерка осторожно двинулась вниз по противоположному, восточному склону плато. Мы вернулись домой. Антуан все время молчал. А потом…

Рено остановился, пригладил волосы.

— Потом было много разных событий. Умерла мама, ваша бабушка. Она еще успела порадоваться высадке наших войск, освобождению Парижа. Ну, а о партизанах мы узнали много позже. Они наткнулись на немцев, и из семерых уцелели только двое… Конечно, нельзя утверждать, что если бы они вышли на час раньше, то ничего бы не произошло. Но Антуан решил, что это случилось по его вине.

— То есть из-за того, — прошептала Лоранс, — что он не захотел пройти…

— Не смог пройти! — горячо возразил Жан-Марк, и по его тону Лоранс поняла, что ему и самому было очень страшно на карнизе.

— …не смог пройти по карнизу и вы передали приказ на час позже?

Отец кивнул.

— Да, и это сознание своей вины, да еще смерть мамы — а он был ее любимцем — его сломили. Если бы не Эстер, не знаю, как бы он выкарабкался. Эстер помогла нам всем троим: Лидии, Антуану и мне. Но Антуана так и преследуют неудачи, может быть, оттого, что он потерял веру в себя. Ему не занимать ни ума, ни способностей, но, за что бы он ни взялся, ничего ему не удается. Женился неудачно, жена оказалась настоящей ведьмой; разбил прекрасный виноградник — и как раз в тот год на фрукты не было никакого спроса. Открыл гостиницу — и, пожалуйста, его сбивает машина. Да в довершение всех бед Лидия присылает к нему «бабулю» Трюшассье!

Тут Рено рассмеялся, но потом продолжал серьезным тоном:

— Я вам все это рассказал, чтобы объяснить: Антуан — не мнимый больной, надо понять его и помочь ему. И кроме того, мне самому надо было выговориться. В свое время я много упрекал его и ничего не сделал, чтобы избавить его от этого чувства вины…

Наверное, все они снова уснули. А когда Лоранс проснулась, она не могла двинуться, так у нее затекли ноги. Отец приподнял лежащего у нее на коленях Режинальда — только тогда она смогла размять свои «самые длинные в классе» ноги. Рено растер ей коленки.

— Спасибо, папа. Все уже в порядке.

Они вышли из хижины друг за другом. Стояло свежее после грозы утро. В разрыве между облаками проглянуло солнце и превратило все дождинки в сверкающие бриллианты. Кап-кап — стекали капли со сплошного лиственного ковра над хижиной, не зря же ее назвали Бори-Верт «зеленая хижина». С запада, со стороны скалы с карнизом и Изу, ее скрывали вечнозеленые дубы, выросшие на руинах другой хижины, поменьше, примыкавшей к Бори-Верт. Плющ и дикий виноград маскировали купол. На востоке, куда хижина была обращена входом, ложбина кончалась и начинался крутой склон, поросший густыми дебрями из невысоких скрюченных деревьев. А дальше раскинулось Воклюзское плато с его лесами, пропастями, тысячеметровыми вершинами — огромный безлюдный край, простирающийся до самых берегов реки Дюранс.

Все замерзли — плащи ведь не греют — и с удовольствием выпили бы горячего чаю, но в термосе было пусто. Остались сардины и колбаса из припасов Эммелины и Режинальда, но на них не нашлось охотников.

Спуск вдоль русла Изу, по которому несся поток мутной воды, был долгим, но обошелся без приключений. Наконец они увидели садовую ограду позади гостиницы.

— Ого! — изумленно воскликнул Жан-Марк.

Роскошный глиняный вазон, украшавший угол стены, валялся разбитый вдребезги на мокрой земле. Все цветы были растерзаны, и даже у несокрушимого кипариса обломалось несколько ветвей.

Из дома донеслись взволнованные голоса. Их заметили. Поднялась кутерьма. Ну и ночку провели оставшиеся в гостинице! Никто не спал, сидели при свечке. Электричество по всей округе отключилось, потому что буря повалила столбы. Сидели и перебирали все одни и те же страхи и надежды.

— Ангелочки мои! — повторяла тетя Лидия, наливая в стаканы горячее молоко.

А Эстер и мадам Трюшассье, не сговариваясь, спросили в один голос:

— Но почему же они все-таки сбежали, Рено?

Рено уже открыл рот, чтобы ответить, но остановился, посмотрел на Лоранс, на Жан-Марка и наконец сказал, удивленно разводя руками:

— Правда, почему… мы как-то не спрашивали, почему. Забыли, что ли.

И он рассмеялся.

— Да, — серьезно подтвердил Жан-Марк, — в самом деле.

— Да, — сказала и Лоранс, — мы говорили о другом.

Глава 9

Долгожданное письмо

На другой день Жан-Марк и Рено, стоя на лесенках, снимали вывеску «ТАВЕРНА „СТАРЫЙ ЗАМОК“».

Царствование мадам Трюшассье кончилось. Она заявила о своем отъезде: «В моей помощи нуждается сестра Эрманс».

А тетя Лидия взяла отпуск и осталась еще на несколько дней. Когда она перестала тревожиться за своих «ангелочков», оказалось, что она такая же милая и веселая, как все Абеллоны.

Режинальд всем прожужжал уши рассказами о своих подвигах; впрочем, после этого приключения на него стали смотреть, пожалуй, даже с некоторым уважением.

У Эммелины никак не проходил кашель, который она старательно демонстрировала. Мать пригласила к ней врача, и он заверил ее, что у девочки просто насморк и от этого першит в горле. Тетя Лидия снова повеселела. А Эммелина стала принимать солнечные ванны в саду, лежа в шезлонге, и ее часто навещал победитель велогонки в Альпинах Дидье.

В день отъезда семьи Трюшассье дядя Антуан сам взялся отвезти их в Авиньон к поезду. А Жан-Марк вызвался тащить чемоданы по лестницам подземного перехода на вокзале. Машина отъехала, и, пока она не скрылась за поворотом, провожавшие видели Режинальда — он приплюснул лицо к заднему стеклу и махал обеими руками. И неожиданно для самой себя Лоранс почувствовала, что в душе у нее словно образовалась какая-то пустота.

На обратном пути Жан-Марк спросил:

— Дядя Антуан, ты, наверно, рад, что снова сел за руль?

— Еще бы! Кажется, моим напастям все-таки приходит конец! — ответил дядя Антуан.

В Авиньоне он проворно лавировал среди наводнивших город по случаю фестиваля машин. Жан-Марк подумал, что вместе с болезнью, возможно, уйдут и мучительные воспоминания о коротком пути в Бори-Верт…

Уже выезжая из города, дядя Антуан вдруг остановил машину и сказал:

— Видишь, вон почтовый ящик. Сбегай-ка опусти вот это письмо. Хотел отправить его на вокзале, но забыл.

Жан-Марку показалось, что на скользнувшем в щель ящика конверте написано: «Мадам Катрин Абеллон». Он вернулся в машину, строя разные догадки.

— Знаешь, — сказал дядя Антуан через некоторое время, — очень жаль, что вы должны уезжать. У меня столько заказов на комнаты с пансионом. За лето можно было бы неплохо заработать. Ну, а без помощников нам не обойтись.

Жан-Марк только покачал головой.