Вторая книга сновидений (ЛП), стр. 54

– Всесезонные ванильные полумесяцы Лотти. – Миа поставила дымящиеся чашки на стол. – И чтобы вам было понятно, они предназначены для меня, ну и Лив тоже получит парочку, потому что она так волновалась за меня, что даже плакала. Потому что я снова ходила во сне и почти что выпрыгнула из окна. И проснулась только тогда, когда Лив вылила мне на голову вонючий валериановый чай. – Она села и весело улыбнулась нам. Так что, если вы не сможете нас превзойти, то вам останется только смотреть, как мы едим печенье.

Генри улыбнулся.

– Нам никогда вас не перещеголять, – заверил он. – Правда, Грейсон?

Грейсон покачал головой. Он выглядел очень счастливым.

– Нет, вас никак не превзойти. Но если я не получу свой рогалик, то горько заплачу.

– Здесь хватит на всех, – сказала Лотти, ставя следующий противень в духовку.

Глава 31

– Невероятно, – произнесла Миа, уставившись на плиту из черного полированного камня в саду особняка на аллее Вязов.

– Абсолютно, – согласилась я.

Так вот что купила ВВЖ на наши сбережения: могильную плиту для мистера Снаглза.

Хотя сама ВВЖ называла это не могильной плитой, а мемориальной доской. Она утверждала, что ничего так не желает, как того, чтобы прохожие помнили о мимолетности природной красоты, и о разрушительной силе человека, и о том, что их долг – противостоять этой разрушительной силе.

– «В память о мистере Снаглзе, самшите вечнозеленом декоративном, убитом однажды ночью после двадцати пяти лет неустанного цветения», – громко прочитала Миа. – Наверное, мы можем только порадоваться, что она не выгравировала здесь наши имена.

– Нет, Лютик! Плохая собака! – Я оттащила Лютик с грядки, хотя она собиралась поступить с этой доской единственно правильно. – Надо будет найти другую дорогу в парк, когда мы снова пойдем с ней гулять. Я не смогу смотреть на эту плиту и не тосковать о наших смартфонах.

– Я так надеялась, что Грейсону подарят новый айфон. Тогда мы могли бы забрать старый, – сказала Миа.

Сегодня был день рождения близнецов, и глубокий вздох Миа напомнил мне, что я все еще не знала, что надеть сегодня на вечеринку. Флоренс пришла в голову «веселенькая» идея вместе с приглашениями разослать и инструкцию по дресс-коду. Родственники Флоренс и Грейсона должны были облачиться в синее, школьные друзья – в красное, людям, которых Флоренс знала в связи с благотворительностью (работа на кухне для бездомных), предписывалось надеть зеленое, белый был обязателен для всех приглашенных спутников или спутниц, а черный – для всех, кто не подпадал под эти категории.

Персефона была в полном расстройстве. Мало того, что она не могла надеть свою новую синюю юбку от Миссони, она вообще пребывала в уверенности, что красный ей совсем не идет. И только когда ей пришла в голову идея уговорить Габриэля взять ее с собой в качестве спутницы (который, впрочем, совсем не был против), ей снова стало лучше.

Моя проблема заключалась в другом: я не знала, какой цвет в моем случае был правильным. Кроме зеленого и белого, подходило все. Но Миа считала, что Флоренс, наверное, свихнется, если мы наденем что-то синее. И так как у меня не было ничего красного (Персефона права: красный идет очень немногим людям, а я точно не из их числа), я наконец вытащила мое черное «подходит ко всему» платье-рубашку и немного оживила его черными колготками в пеструю полоску. Последний раз я надевала его еще в Южной Африке на похороны соседки, и тогда оно доходило мне до колен. Сейчас это мини-платье стало немного тесновато, и, наверное, было слишком сексуальным для похорон, но в самый раз для сегодняшнего вечера.

Самым лучшим в этом платье было то, что сбоку на нем имелся небольшой накладной карман, как раз идеального размера для табакерки эпохи рококо.

Вечеринка должна была начаться в восемь, но когда в полвосьмого я спустилась по лестнице, пришло уже довольно много гостей. Самыми первыми появились одетые в зеленое помощники по кухне, многие из них сразу после обеда, чтобы помочь вынести мебель из столовой и гостиной. Большую часть ее отнесли в гараж и сарай, так что освободилось достаточно места для маленькой сцены и кавер-группы, которую нанял Эрнест в качестве подарка Грейсону и Флоренс. Группа называлась «Струны». Персефона утверждала, что они играли на разогреве у «Авек», вот только ни одно, ни другое названия ни о чем мне не говорили. Главное, чтобы играли хорошо. Группа уже прибыла и принялась за таинственный и сложный ритуал настройки инструментов, при котором музыканты всегда выглядят так, будто речь идет о человеческой жизни.

Грейсон и Флоренс были целиком заняты приветствиями непрерывно текущей толпы гостей. Флоренс сияла от счастья и выглядела потрясающе в своем новом зеленом платье, видимо, в знак солидарности с коллегами по кухне. Грейсон помахал мне рукой, и я была рада, что он выглядит таким расслабленным. И что он, чтобы сохранить мир, надел голубую полосатую рубашку вместо белой. Всю вторую половину дня Флоренс пребывала в волнении из-за этой белой рубашки.

– Белая! Ты хочешь убить мои последние нервы? Если ты наденешь ее, все подумают, что ты всего лишь спутник кого-то из гостей, – отрезала она и продолжила драматическим тоном: – Можешь ты хоть раз сделать так, как я хочу?

Ну, очевидно, мог. Хотя синий был не самым удачным выбором – но с другой стороны он, несомненно, состоял в родстве с Флоренс.

Я неторопливо прошла в кухню, где был накрыт большой шведский стол, доставленный сегодня днем. Миа торопливо набирала огромную тарелку, чтобы унести ее тайком с собой наверх. С облегчением я поняла, что это были нормальные блюда, обычные для вечеринок, а не какие-нибудь паштеты из водорослей, соответствующие цветам вечера. От Флоренс (и от ВВЖ, которая заплатила за обслуживание) можно было ожидать чего угодно.

Я украдкой осмотрелась в поисках Генри. Симпатичный молодой человек в синей футболке (кузен Спенсеров?) мимоходом сунул мне в руку бокал шампанского, который я сразу же отдала Персефоне, а та – своей старшей сестре Пандоре.

– Это очень разумно – отказаться от алкоголя, – сказала Эмили, которая незаметно возникла рядом со мной. – Ты справишься с этим и трезвой точно будешь вести себя прилично.

Она была одета в простое облегающее красное платье с высоким воротником, и я была вынуждена признать, что она из тех немногих людей, которым этот цвет к лицу.

– Ух ты, – воскликнула я. – Выглядишь супер, Эмили.

– Я должна чувствовать себя польщенной?

Она пошла дальше, одарив меня презрительным взглядом, и я сразу же пожалела о своем внезапном комплименте. С другой стороны, ей даже можно было посочувствовать – последнюю неделю было совершенно очевидно, что она делает все, чтобы вернуть Грейсона. Однако безуспешно, несмотря на то, что Флоренс в союзе с ВВЖ всячески этому способствовали.

Ну да, может, сегодня и сработает. В таком-то платье…

Надеюсь, Грейсон будет сильным.

Тем временем группа начала играть. Из гостиной доносилось «Here comes the weekend», и вокалистка звучала в точности как Пинк. Персефона принесла два бокала пунша, отдала один мне, и мы вошли в гостиную, где некоторые уже начали танцевать. Мы облокотились о книжный шкаф (из которого мама на всякий случай убрала первые издания Оскара Уайлда и Эмили Дикинсон), и Персефона счастливо вздохнула, разглаживая свое белое платье.

– Бьюсь об заклад, Джаспер сейчас очень жалеет, что должен быть во Франции, – с усмешкой заметила я, перекрикивая музыку.

– Какой Джаспер? – прокричала Персефона, но потом и сама засмеялась. – Сегодня я совсем не думаю о Джаспере. Сегодня в виде исключения жизнь прекрасна.

В любом случае, все могло быть намного хуже. И есть масса вещей, за которые нам нужно быть благодарными.

Например, за то, что Грейсона не арестовали за кражу со взломом и нападение, потому что Артур никому ничего не сказал. Но я все равно была благодарна, ведь иначе Грейсон мог отпраздновать свой восемнадцатый день рождения в тюрьме. Или в психушке.