Пираты, стр. 76

— Не бойтесь, это индри, — указал он на небольшого зверька с белой шерстью, скачущего с ветки на ветку у нас над головами. — Они безобидные, только кричат очень страшно. Они вроде обезьян. Мы называем их отец-сын.

Винсент прорубил проходы к еще нескольким деревянным постройкам. Брум осмотрел их все и остался доволен. Дома хорошо сохранились, бревна даже не подгнили. Расчистить все вокруг, прибраться, немного отремонтировать и можно вселяться.

— Если все остальные такие же, — сказал он, потирая руки, — лучшей базы нам нигде не найти!

В тот же вечер он созвал сходку и внес предложение поселиться здесь.

— Тут и отдохнуть можно, и от погони укрыться, и защищаться хоть от целого флота, пока порох и заряды не кончатся, — начал он свое выступление перед общим собранием команды. — Если пораскинуть мозгами и приложить руки, мы можем превратить это место в неприступную крепость, где нас никто не достанет. Построим форт, установим на скалах орудия, и пусть тогда кто-нибудь попробует сунуться! И жить сможем не в вонючих кубриках, а в просторных домах, спать не в гамаках, а на кровати и есть каждый день свежую еду, а не тухлую солонину.

Корсары устроили капитану бурную овацию, а когда тот намекнул, что здесь и дамы имеются, хотя и не совсем белые, вообще пришли в неописуемый восторг.

«Скорое возвращение» выволокли на берег. Часть команды занялась кренгованием, остальные принялись приводить в порядок жилища, давно заброшенные прежними обитателями. Корсары на все руки мастера, а если еще для себя и в охотку, работа у них не просто спорится, а прямо кипит. Габриэль Грант успевал помочь советом и делом и тем, и другим. Через неделю шхуна была готова снова выйти в море, а через две мы начали переселяться в свои новые дома.

Туземцы пока не показывались, но в один прекрасный день малыш Робби, подручный Гранта, зашел в кустики облегчиться и выскочил оттуда, размахивая руками и вопя как сумасшедший. Сбежавшиеся на крик корсары двинулись вслед за Робби и остановились в молчании на краю заросшей травой поляны. Кресты и грубые надгробья, водруженные над могилами обретших здесь последнее пристанище корсаров, заросли мхом и утопали в зелени. Большинство могил оказались безымянными, но кое-где сохранились надгробные надписи. Хочу привести некоторые из них:

Р. Т.

Бристоль

1706

Капитан X. Джонс

Милфорд Хейвен

Покинул юдоль земную, 1702

Постояв над могилами с обнаженными головами, вся команда, не сговариваясь, принялась за работу. Кто рвал траву, кто водружал на место поваленные и покосившиеся кресты, кто очищал замшелые надгробья. К вечеру кладбище выглядело как и подобает месту упокоения усопших.

А на следующий день корсары обнаружили, что поляна обсажена по периметру саженцами дынного дерева, а затем навстречу им вышли туземцы во главе с вождем. С помощью Винсента, выступившего в качестве толмача, он поблагодарил нас за то, что мы наконец-то позаботились о неупокоенных душах наших предков, которые больше не будут бродить по ночам и досаждать живущим, преследуя их по пятам и жалуясь на свою несчастную судьбу.

Позже Винсент объяснил, что малагасийцы вообще относятся к душам предков с огромным почтением. Вплоть до того что по сей день существует обычай выкапывать в дни особых торжеств тела умерших родственников и танцевать с ними. Мы, разумеется, не собирались плясать под луной со скелетами давно покинувших этот мир пиратов, но с того дня туземцы перестали скрываться и у нас с ними установились вполне добрососедские отношения.

Джунгли изобиловали дичью и плодами, напоенный ароматами цветов и пряностей воздух кружил голову, и мы ни в чем не ведали недостатка в этом благодатном климате. Туземцы относились к нам дружественно, во всем помогали и даже готовы были служить, поскольку наше присутствие надежно защищало их от налетов работорговцев и набегов воинственных соседей.

Винсент отправился навестить своих соплеменников, которые вынуждены были, спасаясь от участившихся нападений охотников за живым товаром, переселиться в джунгли. Он надеялся, что мать его еще жива, и очень хотел повидаться с ней и другими родичами. Вернувшись, он заглянул в наш дом, который мы делили с Минервой. То была примитивная одноэтажная постройка всего из двух комнат. В одной мы спали, в другой ели и занимались повседневными делами. Но после тесных корабельных кубриков и крошечных кают нам и эти скромные комнатушки казались дворцовыми палатами. Во всяком случае, в нашем жилище было, светло, прохладно, уютно и достаточно просторно. Имелась даже огороженная веранда, с которой открывался замечательный вид на океан. Там меня Винсент и нашел.

Я лежала в гамаке и скучала в одиночестве, поскольку сестра моя спала, о чем я и сообщила гостю прямо с порога, но тот, к моему удивлению, явился с визитом вовсе не к Минерве, а ко мне. Поздоровавшись, Винсент предложил пойти прогуляться.

Мы спустились по высеченным в скале ступеням в небольшой сад, который я разбила на одной из террас склона. Я постепенно расширяла его, сажая найденные в джунглях растения. Никогда и нигде не встречала я такого изобилия пряностей. Корица и гвоздика, ваниль, калган и имбирь источали острые ароматы, в которые вплетался тягучий сладковатый запах лесных орхидей. Я надеялась, что когда-нибудь весь склон станет моим садом и превратится в райский уголок. Однако, поделившись своей мечтой со спутником, услышала в ответ, что рай уже давно создан, хотя и не мною, так что нечего глупостями заниматься.

Найдя по соседству тенистый уголок, мы присели на ствол поваленного дерева. Там Винсент и открыл мне свое сердце. Признался, что давно любит Минерву, что полюбил ее с первого взгляда, с первой встречи, еще на Ямайке, в горном убежище маронов. Что любовь к ней озаряет всю его жизнь, окрыляет и придает сил и мужества, что только она позволила ему преодолеть все преграды и выдержать все испытания. Что видит ее во сне и грезит ею наяву, что жить без нее не может и больше уже не хочет. Покончив с лирической частью, влюбленный шкипер перешел к прозаической. Оказывается, к матери и родственникам он отправился не только потому, что соскучился, но и для того, чтобы получить благословение на женитьбу. Короче говоря, Винсент, похоже, окончательно созрел, чтобы сделать моей своенравной сестричке официальное предложение. Немного помявшись, он задал мне давно напрашивающийся вопрос:

— Как ты думаешь, Нэнси, согласится она выйти за меня замуж, осесть здесь и бросить скитаться по морям и океанам?

Я ответила не сразу и не дала прямого ответа. Душу мою раздирали противоречия. К чему он клонит, я поняла с первых слов, и меня радовало, что их взаимные чувства по-прежнему прочны и неизменны. С другой стороны, я так привыкла к постоянной близости Минервы, прожив с ней бок о бок столько времени, что совершенно не представляла, как я без нее обойдусь, когда они поженятся.

— А почему ты спрашиваешь меня, а не ее?

— Потому что ты самый дорогой для нее человек и занимаешь в ее сердце первое место, — ответил Винсент. — Она любит тебя больше всех на свете. Больше меня. Больше себя самой. Такая любовь редка и драгоценна. Ты для нее дороже собственной жизни. Твое счастье — это и ее счастье. И если ты захочешь уехать… — Он прикусил язык, но я и так поняла.

— Она отправится вместе со мной? Ты это хотел сказать? Успокойся. Уверена, что она так не поступит. Минерве здесь нравится. И что бы я ни решила, вряд ли ей захочется покинуть Мадагаскар. — Я ласково похлопала его по руке. — Я знаю, что она тоже любит тебя. Так же сильно, как ты ее. Ее счастье — это и мое счастье тоже. Ведь мы с ней сводные сестры, Винсент. У нас был один отец.

— Вот как! — воскликнул он. — Но почему она мне ничего не сказала?

— Мать взяла с нее обещание никому не говорить. Она и мне только недавно открылась.

— Понятно! Теперь мне многое понятно!

— Как ее сестра я хочу дать тебе совет. Ступай к ней. Если не струсишь, — добавила я с улыбкой. — Думаю, она тебя не разочарует.