Укрощение огня, стр. 46

Споры не прекращались.

Он отключился от того, что говорилось в зале насчет минимальных потребностей фермеров, и посмотрел в окно. Сначала он заметил лошадь Тома, потом только узнал, кто сидит в седле. Тут он постучал по столу рукоятью меча:

– Собрание переносится на завтра, – и встал.

– Почему? Какое высокомерие! Мы еще ничего не решили! – бросил Дешурт.

– Если хотите, можете продолжить спор, но только не здесь. – Эдмунд подошел к двери. – Живее.

– Боже мой! – Мирон выглянул в окно и так быстро вскочил на ноги, что стул отъехал назад.

– Живее, – ворчал Эдмунд, – уходите.

– Я вернусь вместе с Бетан. – Мирон направился к двери. – Пошли. Там Даная и Рейчел. Оставьте вы наконец человека в покое.

– Ах, так вот в чем дело… Эдмунд, ну конечно, можно продолжить и завтра…

Тальбот кивнул; один за другим все вышли, а он подошел к ограде.

– Даная.

Он оглядел ее. Он уже успел заметить, что на ней чужой плащ, а дочь в своей одежде. Подойдя ближе, он заметил и необычное выражение глаз, и пожелтевший синяк на щеке.

– Эдмунд, – вздохнула она и соскользнула на землю. Он потянулся к ней, а она сначала отшатнулась, но потом дала ему руку. – Я рада, что доехала сюда.

– Я рад, что вы тут. – Он спокойно отошел в сторону и кивнул в сторону дочери. – Рейчел.

– Отец, – ответила она. – Я рада видеть тебя. Наконец-то.

– Пройдемте в дом. – Эдмунд услышал упрек в ее голосе. – Я приготовлю ванну и что-нибудь поесть. – Потом повернулся к сыну Мирона и пожал ему руку: – Спасибо, Том.

– Всегда пожалуйста, Эдмунд. – Том пожал плечами. – Извини… извини, что я не нашел их… раньше.

Эдмунд сжал челюсти, кивнул Тому и прошел вслед за Данаей и Рейчел в дом.

– Том, – позвал сына Мирон, когда тот въехал во двор фермы, – какой-то у Данаи вид…

– Пусть либо Эдмунд, либо она сама расскажут тебе. – Том спешился и сердито покачал головой. – Но ты и сам можешь догадаться.

– Черт побери, – в сердцах прошипел Мирон.

– Ты ведь знаешь Диониса Мак-Кейнока?

– Да, – кивнул Мирон. – Думаю, жить ему осталось недолго.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Эдмунд мог брать горячую воду из кузницы, так что приготовить ванну для Данаи было делом нескольких минут. Она взяла небольшой бокал вина и свои старые вещи, а Эдмунд вернулся на кухню, чтобы лицом к лицу встретить гнев и ярость дочери.

– Ее изнасиловали.

Рейчел подняла взгляд от тарелки, на которой лежала холодная жареная свинина. Она понемногу начинала замечать тепло и свет вокруг себя, с трудом сознавая, что ей ничего не угрожает. Где-то в глубине души она в течение всего путешествия боялась, что Дионис снова догонит их. И только в доме отца ощутила, что находится под защитой, и от этого сердилась еще больше.

– Я так и понял, – кивнул Эдмунд и сел напротив.

– И все из-за тебя, отец. Где ты был?

– Здесь, – спокойно ответил Эдмунд. – Здесь. Старался приготовить для вас подходящее место.

– Замечательно.

Эдмунд вздохнул и глотнул вина.

– Я не оправдываюсь, все действительно так и было. Когда меня попросили организовать тут все, я понимал, что, занявшись этим, не смогу поехать за тобой и твоей матерью. Я знал, что Спад застал вас дома, и еще знал, что вы у меня сильные, находчивые и изобретательные. Я понимал, что с вами может произойти все, что угодно. Но выбрал большую ответственность.

– И из-за этого маму изнасиловали, отец, – прошипела девушка. – Не обижайся, но мне это не нравится.

– Не больше, чем мне, – ответил Эдмунд. – Но я не буду отрицать, я сам сделал выбор. Мне теперь жить с этим всю оставшуюся жизнь. И тебе тоже. И маме. – Он заметил, что Рейчел опустила глаза, и кивнул. – Что тревожит тебя, Рейчел?

– Я… – Девушка сникла и с трудом проглотила кусок свинины. – Мы разделились, чтобы раздобыть какую-нибудь еду. Она пошла на юг, я – на север. Если бы только я…

– Рейчел, посмотри мне в глаза. – Эдмунд дождался, пока она подняла взгляд. – Если на свете есть Бог, то и я, и твоя мать всю нашу жизнь будем благодарить его за это. Твоя мать старше и мудрее тебя, наверное, и сильнее, хотя в тебе заложены большие силы. Но если бы мне нужно было выбрать, кому из вас двоих послать такое испытание, я бы выбрал Данаю, не тебя, несмотря на всю мою любовь к ней. И она тоже. Ты должна это знать.

– Я знаю. – Рейчел чуть не плакала, она уткнулась лицом в ладони. – Но…

– Нельзя обвинять в чем-либо выжившего, – заметил Эдмунд. – Мы не можем изменить события, после того, как выбрали тот или иной путь. К тому же чаще всего это дело случая, кто выживет, кто не будет ранен. Глупо жалеть, что не изнасиловали тебя. Еще глупее жалеть, что где-то в глубине души ты радуешься, что это все-таки оказалась не ты.

– Я этого не говорила! – крикнула Рейчел.

– Нет, но подумала и теперь сокрушаешься об этом, – отчеканил Эдмунд. – Я стар. Я так стар, что тебе трудно даже представить. И я знаю, что такое остаться в живых, когда все остальные погибают. Я знаю, какие мысли закрадываются в голову. Честно взгляни на них, рассуждай логично. Сначала будет трудно, но со временем станет легче. Если не хочешь делать это для меня, сделай это ради своей матери. Ее будут мучить собственные непрошеные мысли, такие маленькие, мелочные, сводящие с ума. Твои мысли в чем-то проще, в чем-то сложнее. И еще тебе нужно выговориться, но самое главное, контролировать мысли. Ради нее и ради всех нас. Мы здесь уже сделали многое, но предстоит сделать еще больше, и ты тоже будешь принимать в этом участие. Если ты встанешь на новый путь с горечью и ненавистью в сердце к тем, кто любит тебя, и к себе самой, то никогда не сможешь добиться действительно хороших результатов. А ты нам нужна, причем в своей лучшей форме.

– Как ты можешь так хладнокровно говорить о случившемся?! – выпалила Рейчел. – Неужели в тебе совсем нет чувств?

– Есть, – ответил спустя минуту Эдмунд, – но я их не показываю, как привыкла делать ты. Тебе самой придется решать. Кстати, скажи, те бандиты были просто случайными прохожими или они еще доставят нам хлопот?

– Думаю, что еще доставят, – спокойно ответила Рейчел. – Предводитель шайки Дионис Мак-Кейнок.

Впервые в жизни Рейчел вдруг поняла, почему люди уважают ее отца. На секунду лицо его исказилось, она увидела в нем нечто странное, непреклонное и ужасающее, не просто гнев, нечто выше гнева. Но вот все исчезло, только подергивались мышцы у рта, сам же он стал прежним, спокойным, уравновешенным, каким был всегда.

– Это интересно, – фыркнул он. – Я предупрежу всех, объявлю, что он обвиняется в грабежах и изнасилованиях.

– Всего-навсего? – спросила она.

– Пока, – холодным голосом промолвил отец. – Пока. Люди, подобные Мак-Кейноку, часто заканчивают жизнь самоубийством. Если он этого не сделает, то им займусь я. Но пока что у меня много других дел. И у тебя тоже. Тебе нужно отдохнуть.

– А что будешь делать ты? – спросила она, выглядывая в окно.

Пока они разговаривали, солнце село за горизонт – Ярмарки сейчас нет, и Воронья Мельница на ночь затихла.

– Я? Буду работать, – ответил Эдмунд. – Простые люди работают от рассвета до захода солнца, но у политика работы хватает и на ночь.

– Очень смешно.

– Эдмунд? – раздался голос в темноте.

– Шейда, где ты была все это время?

Он оторвался от бесконечных бумаг и опустил очки на нос. Даная и Рейчел уже уснули, он же все еще сидел за столом.

– Даже при наличии нескольких двойников, я совершенно замоталась, – ответила Шейда усталым голосом, ее проекция тоже была слишком слабой, еле видна.

– Отдохни немного, – ласково предложил он. – Нет здоровья – ничего нет.

Она усмехнулась этой древней шутке и села напротив него.

– Ты и сам выглядишь усталым.

– Не так-то все просто. Нас уже около тысячи человек; надо всех три раза в день накормить, а это задача не из легких. – Эдмунд показал на бумаги на столе, снял очки и откинулся на спинку стула. – Ты слышала о Рейчел и Данае?