Очаровательный притворщик, стр. 37

Нет! Все равно, я верну и этот! – решительно сказала себе Блисс. Ни за что не даст она этому человеку повод думать, будто он занимает хоть какое-то место в ее жизни.

– А может, лучше я подвезу тебя? – словно невзначай обронил Майкл. – Мне все равно в ту сторону.

– В самом деле? Мне бы не хотелось, чтобы ты ради меня нарушал свои планы.

– Ох ты! – Он улыбнулся и шутливо нажал пальцем на кончик ее носа. – А разве не для этого существуют друзья? Ну, так-то лучше! – прибавил он, когда Блисс тоже чуть улыбнулась в ответ. – А то я уж боялся, что должен пройти еще один месяц, чтобы ты простила меня и опять стала мне улыбаться.

– Я давно тебя простила, Майкл.

– Меня, но не Шейна.

– Пойми, мне очень трудно, – пробормотала она, захваченная врасплох и невольно отворачиваясь от его мужественного и красивого лица, так напоминавшего ей образ человека, которого она любила.

– Ему тоже, – осторожно вымолвил Майкл. Блисс только вздохнула.

– Знаю. – Да, Майкл прав, ведь, когда она и Шейн невольно встречались взглядами, в его глазах читалось море любви и столько же безнадежности. – Но, мне кажется, Лайла старается скрасить его одиночество.

– Лайла вообще душевная женщина.

– Без сомнения, – сухо обронила Блисс и тут же бросила озабоченный взгляд на часы. – Если я хочу попасть домой вовремя…

– …нам надо поторопиться, – закончил ее мысль Майкл и захлопнул капот, нисколько не терзаясь чувством вины из-за перекочевавшего в его карман соленоида.

Они, в общем-то, уже помирились и теперь непринужденно болтали, оставляя за спиной улицы Французского квартала. Майкл рассказывал о деле, которым занимался в последнее время. Блисс с увлечением говорила о предстоящем антикварном аукционе, на который возлагала большие надежды.

– Там будет выставлена пара стульев времен Регентства, и я просто умираю, до чего мне хочется их приобрести. Это те самые, что Черчилль перебил у меня в Лафайете, а теперь весь его антикварный бизнес идет с молотка, и я получаю еще один шанс.

– Уверен, на этот раз ты своего добьешься.

– Ценю уверенных мужчин, – засмеялась она.

– Я уверен в тебе самой, Блисс. В твоей замечательной, необыкновенной способности возрождаться после любых бед и несчастий. Уверен в твоем щедром сердце, полном любви и умения прощать.

– Я же сказала, что не буду говорить о Шейне.

– А мы о нем и не говорим. Мы говорим о тебе, – мягко возразил Майкл и через мгновение остановил машину перед нарядным особняком в стиле викторианской эпохи, напоминающим пряничный домик. Чувствовалось, что он давно нуждается в наружной окраске, а ступени парадного крыльца изрядно расшатались. Но уж Блисс-то отлично видела, какие блестящие возможности таит в себе это здание, какую игрушку можно из него сделать.

– Что это?

– Так… один дом… я хотел попросить тебя об одолжении взглянуть на него.

– О, в самом деле? – Ее интерес заметно вырос, она вся прямо-таки расцвела. – Ты что же, собираешься его купить?

Ее спутник ничего не ответил. Вместо этого он отомкнул резную парадную дверь, увенчанную цветным веерообразным витражом, и жестом хозяина предложил Блисс войти.

Хотя солнце уже клонилось к закату, оно все еще заливало вестибюль теплым, золотистым светом.

– Пол великолепен, – пробормотала Блисс, испытывая непреодолимое желание наклониться и погладить блестящие натертые половицы красного дерева. Негромкие слова гулко отдались в пустоте, эхом прокатились под сводами этого, по-видимому, совершенно необжитого дома.

– Архитектурный подлинник, – горделиво улыбнулся ее гид, – сохранился в том виде, как был задуман изначально. Посмотрим, что ты скажешь, увидев спальню наверху. – Он снова гостеприимно взмахнул рукой, уже в сторону узкой лестницы, обрамленной изысканными, тончайшей резьбы перилами.

Устилавший лестницу ковер выцвел от времени, розовые цветы превратились почти в белые. Блисс, этой отчаянной энтузиастке, припомнился ковер из каталога предстоящей распродажи товаров Черчилля – как раз такой, что изумительно подошел бы сюда, – чудесного кремового тона с темно-розовой каймой.

И тут Майкл указал ей на распахнутую дверь.

– О! – только и могла вымолвить восхищенная Блисс. Она была просто сражена воплощением неземного очарования – не комнатой, а целой симфонией сияющего полированного дерева в обрамлении кремовых, словно бы сливочных, стен.

Гигантских размеров кровать с затейливой резной спинкой и четырьмя изящными столбиками, поддерживающими высокий полог, занимала всю центральную часть комнаты. Широкая полоса восхитительных, изысканных кружев ручного плетения окаймляла простыни цвета слоновой кости, повторялась в отделке подушек, устилавших… нет, не постель, а истинное произведение искусства, в отделке занавесок на окнах. Стекла, преломляя косые лучи заходящего солнца, превращали их в сверкающие, оправленные в золото бриллианты на шелковой обивке стен.

– Потрясающе! – выдохнула Блисс.

– Я рад, что тебе нравится, – раздался позади нее негромкий и сдержанный голос. Так похожий на голос Майкла и все же чем-то неуловимо отличающийся. Гостья проворно обернулась и увидела: тот, о ком она только что подумала, предмет ее неотвязных воспоминаний, стоит в дверях спальни.

Глава четырнадцатая

– А где же Майкл? – растерялась Блисс.

– Он неожиданно вспомнил об одной важной встрече.

– Так, значит, он бросил меня здесь… с тобой.

– Боюсь, что так. – Шейн сделал несколько шагов в глубь комнаты. – После того как ты вчера не отослала назад мой подарок, я подумал, что… может быть, ты согласишься поговорить.

Блисс отпрянула на шаг.

– Это было ошибкой с моей стороны.

Ну как, в самом деле, угораздило ее оставить у себя этот чертов ветряной органчик?

– Он в точности такой же, как тот, в доме на озере. – Шейн сделал к ней еще несколько шагов.

– Мне придется его вернуть, – проговорила Блисс, в свою очередь отступая, пока не почувствовала упершийся под коленки матрас.

– Слишком поздно, – покачал он головой. – Теперь он твой. – Шейн вытащил из хрустальной вазы, что украшала крытый парчовой скатертью маленький столик у кровати, ярко-пунцовый пион. – Знаешь ли ты, как я по тебе скучал?

– Почему я должна тебе верить? – вскинула она голову. – После того, как…

– …я вел себя столь отвратительно, – сдержанно договорил Шейн, твердо посмотрев прямо на нее.

И Блисс не сумела отвести глаз – он перехватил ее взгляд и теперь словно держал, не выпуская, как бы заделывая болезненную брешь, образовавшуюся в их отношениях, перекидывая мостик от сердца к сердцу.

– Знаю, я буду наказан справедливо, если ты больше никогда не пожелаешь иметь со мной ничего общего.

Неожиданно он принялся легонько водить по ее щеке и губам мягкими розовыми лепестками. О небо, помоги мне, только и успела подумать захваченная врасплох Блисс, ибо от этой необычной ласки ей неудержимо захотелось почувствовать другую – нежные прикосновения его рук, по которым она тосковала столько бессонных ночей.

– Именно так… мне и следует поступить, – проговорила она, постаравшись вложить в свой ответ весь холод и презрение, на какие была способна. Но ее выдал трепетный, прерывистый вздох, вызванный прикосновением лепестков к губам.

– Вероятно, – отозвался он, видя, как непроизвольно, сами собой раскрываются лепестки ее губ, и испытывая неистовое желание прижать их к своим. Но после стольких дней ожидания добившись наконец возможности поговорить с ней, напряжением воли Шейн удержал себя, побоявшись одним неверным шагом все испортить. – Прежде чем ты сделаешь это, можно дать тебе один совет?

– Какой же?

– У матери была любимая поговорка, которую она часто повторяла, когда мы были мальчишками: не отрезай собственный нос, чтобы наказать лицо.

– Я знаю такую, – прошептала Блисс. – Зельда тоже любит ее повторять.

– Видишь ли, Блисс, мне уже никогда не удастся повернуть время вспять, чтобы переиграть все заново. Но если ты дашь мне шанс, обещаю посвятить остаток жизни – нашей совместной жизни – тому, чтобы с лихвой компенсировать этот промах. Ты же знаешь, любимая, мы подходим друг другу. И не просто подходим – мы созданы друг для друга. Не отказывайся от счастья только потому, что тебе хочется меня наказать.