Большая книга ужасов – 56 (сборник), стр. 34

– М-м-м-э-э-э-м-м-м, – перешел с коровьего на козий язык Пороховницын.

Я поудобнее устроилась на диване. Пускай мычит, лишь бы руку сохранил. Она у меня одна. Есть вторая, но левая, а эта правая, «мышиная». Без мышки невозможно работать в фотошопе.

Дяди-Сашины колдовские изделия занимали целый стеллаж на длинной стене гаража. Или не колдовские – откуда мне знать, почему здесь оказался, например, аквариум с засохшими на стеклах зелеными водорослями и какими-то бурыми комками на дне? А булыжник по виду – выковырянный из мостовой на нижнемеленском Бродвее?

Между прочим, я открыла, каким способом дядя Саша покрывал колышки значками-паучками: сделал железные штампики в форме значков и ударом молотка впечатывал их в деревяшку. Штампики хранились в коробке с ячейками, наверное, разложенные по алфавиту, которого я никогда не узнаю. Может, аквариум и булыжник вроде них – не колдовские инструменты для колдовства?

Пороховницын между тем намычался и заговорил по-человечески:

– Знаешь пословицу «Любопытство кошку сгубило»?

Я только вздохнула в ответ.

– На два часа тебя оставили за старшего, а ты смотри что наворотила, – продолжал Пороховницын. – Сама чуть не погибла, колышки из грядки выдернула, траву посадила под окном, а она часа через два даст семена…

«Колышки-то почему нельзя?» – хотела спросить я, и вдруг руку дернуло! Резко, больно. Показалось, что Пороховницын вырвал ноготь. Ага, он меня нарочно болтовней отвлекал!.. На глаза навернулись слезы, я сама не поняла, от боли или от радости. Я ЧУВСТВУЮ БОЛЬ! Я БОЛЬШЕ НЕ ДУБОЛОМ!!

– Готово, – будничным тоном сказал Пороховницын. – Смотри, и давай забинтовывать. Не совсем чисто получилось.

Я посмотрела и бросилась ему на шею. Лейтенант отворачивался и бурчал, что ничего особенного не произошло. Вот если бы я успела отрубить палец, тогда была бы история.

Палец был как новенький, с тончайшей розовой кожицей на подушечке. А ведь совсем было превратился в растение, даже почку выпустил. Только ноготь Пороховницын срезал до мяса, открывая незажившую ранку от шипа.

– Новый шип не вырастет? – спросила я, глядя, как лейтенант щедро заматывает палец бинтом. (Надо будет снять повязку и заклеить ранку пластырем, чтобы папу не пугать.)

– Нет, я там паяльником прижег на всякий случай.

– Ну и зачем?

– Что – зачем?

– Все. – Я обвела свободной рукой дяди-Сашины штуки.

Пороховницын отрезал бинт, завязал кончики… Было заметно, что ему не хочется отвечать.

– Это вува! – наконец выдавил он.

– Что?!

– Вундерваффе – чудо-оружие… Идея в том, что, если ты слабее противника, надо придумать что-то совершенно неожиданное, с чем никто не знает, как бороться. Необязательно в прямом смысле оружие. В древности маленькая Македония покорила Персидскую империю благодаря тому, что македонцы умели ходить строем. Персы нападали толпой и не могли даже подступиться к противнику: македонские копейщики накалывали их, как жуков на булавки.

– А дядя Саша, значит, изобрел чудо-сорняк с колючками? Интересно, как таким оружием воевать?! Сажать на поле и просить, чтобы враги разулись и наступали босиком?

– Ты Александра Григорьевича дураком не выставляй, – буркнул Пороховницын. – Он тебе дед, хотя и двоюродный. И в оружии разбирался получше многих! Другое дело, что…

Лейтенант осекся и смерил меня изучающим взглядом. Показалось, что сейчас он отломает лупу от столика и начнет меня рассматривать с увеличением. А он вдруг замямлил, как первоклассник:

– Раз вы не продаете дом… Видишь ли… Эх, все равно придется сказать! – решился Пороховницын. – Раз вы не продаете дом, ты будешь приезжать сюда на лето, заведешь друзей. А полковника Войтова знал весь город. Тебя обязательно спросят о нем.

– Пускай себе спрашивают. Я ж не знала его. Так и отвечу.

– Но ты будешь жить в его доме, видеть странные вещи…

– Уже видела, – перебила я. – Антон, вы боитесь, что я стану болтать об этом направо и налево? О колдовской траве, о голове сушеной?

– Боюсь, – легко согласился Пороховницын, – потому что знаю, что из этого выйдет. Возьми хоть мою бабусю. Александра Григорьевича она обожала, скатерку ему вышила, пирожки пекла. А дойдут до нее слухи про сушеную голову? Она же решит, что спятил Григорьич на старости лет! Еще и другим бабкам расскажет по простоте душевной. Будут жалеть его, свечечки ставить за упокой… И на вас тень упадет: станете родственниками чокнутого полковника. Оно тебе надо?

– Никому не скажу. Могила! – поклялась я. – А вы-то как считаете, он вправду чокнулся? Псих командовал секретным полигоном, и никто ничего не заметил?

– Так рассекретили его. Был военный полигон, стал гражданский лесопарк. И Александр Григорьевич был начальник, стал директор, – уточнил Пороховницын. Он сильно тяготился этим разговором.

– Тогда совсем другое дело! – сказала я. – Директору лесопарка можно быть психом. Раз он гражданский!

Лейтенант подобрался и сказал, не повышая голоса, но твердо, как, наверное, разговаривал со своими солдатами:

– Александр Григорьевич не мог перенести, что у нас оружие, считай, на двадцать лет устарело, а денег на новое не дают. Сейчас-то с этим порядок. А тогда он места себе не находил. Я пацаном был, моложе тебя. Торчал у него целыми днями, книжки военные читал. Все началось на моих глазах. Ему позвонил какой-то генерал из Москвы, разговаривали этак на басах, Александр Григорьевич даже покрикивал: «Средств не даете, а от меня ждете чуда? Так не бывает чудес!..» Брякнул трубку и вдруг повеселел. Взял с полки «Урфина Джюса», листает и карандашик точит. В общем, он буквально понял «чудо-оружие». Начал сказки делать былью.

– А ведь получилось, – сказала я. – Трава Урфина Джюса, как в книжке. Конечно, не танк и не атомная бомба, но дрянь страшная…

– Пострашней и танков, и бомб, – возразил Пороховницын. – Тайком разбросай семена, и страна без урожая. Некому работать, учиться, воевать – все население колючки выжигает.

– Значит, это и есть вува?

Пороховницын покачал головой.

– Слишком опасно. Если оружие можно вырастить на грядке, то его не удержишь в арсеналах. Попадет не в те руки, и будет мировая катастрофа. Тут даже террористы не нужны, хватит любопытного дурака. Посадит семечко, чтобы посмотреть, и через сутки вырастет взрослая трава, которая даст тысячу семян. В городе прорастут сотни две – им достаточно нескольких капель воды, горстки пыли, трещины в асфальте. В лесу или в поле прорастут все. На вторые сутки будет миллион растений, на третьи – миллиард… Александр Григорьевич один раз не уследил, а после четыре года выжигал эту травушку-муравушку, и еще мне осталось. А ведь он знал заклинание… Ты про колышки-то поняла?

– Поняла, что они то ли не дают расти траве, то ли наоборот.

– Они расползтись ей не дают. Где вбит колышек, там граница, за нее трава корни не пустит. Я и твой шип так выгнал из пальца. Теснил его, пока он сам не убрался. И поэтому, – Пороховницын заговорил холодно и властно, – мы сейчас пойдем в огород и вобьем колышки на место. А потом я буду очищать землю от дряни, а ты мне будешь помогать и помалкивать!

– А то что? Вы меня убьете? – ляпнула я.

И поняла, что убить любопытную девчонку – самое нормальное дело, когда надо сохранить такую опасную тайну.

Глава X. Секретоноситель

– Умная ты, Наталья, – тем же холодным голосом заметил Пороховницын. У меня мурашки побежали по спине: правда убьет! А он, выдержав паузу, добавил: – Но дура большая!

– Это почему?

– Умная, потому что понимаешь: секретоноситель из тебя – как из чайника паровоз. Везти еще не можешь, только свистеть. А тайны такого уровня доверяют людям, которые готовы покончить с собой, чтобы под пытками не проговориться… А дура, потому что задаешь дурацкие вопросы. Я офицер и присягу давал защищать народ и Отечество. Народ, если не поняла, это ты.

– Значит, не убьете. Уже легче, – нарочно подначила я.