Ганнибал (др. перевод), стр. 19
Девушка была разочарована. Без своего обитателя камера оказалась столь же пустой и никчемной, как сброшенная змеей старая кожа. Однако перед ней вдруг открылась простая истина — смерть и опасность не обязательно являются в своих нарядах. Они могут прийти к вам с нежным дыханием любимого. Или солнечным днем на рыбном рынке с мелодией «Макарены», гремящей в мощных динамиках.
Однако к делу. Ряд шкафов вытянулся на три метра. Всего четыре шкафа высотой до подбородка. В каждом шкафу пять ящиков с одним общим замком справа вверху. Впрочем, все замки открыты.
Ящики были забиты историями болезней. Все документы хранились в папках или конвертах. Старые папки из картона под мрамор были потерты и помяты. Конверты из манильской бумаги, напротив, выглядели совсем новыми. Сведения о состоянии здоровья давно умерших людей уходили в прошлое до 1932 года — года открытия лечебницы. Истории болезней были расставлены в алфавитном порядке, хотя некоторые материалы лежали навалом позади стоящих папок. Старлинг быстро просматривала ящики, держа тяжелый фонарь над плечом и перебирая пальцами свободной руки папки. Она очень жалела, что не захватила с собой маленький фонарик, который можно было бы держать в зубах. Разобравшись немного в системе хранения, Старлинг пропустила все ящики от «Д» до «К» (в последнем дел был очень мало) и сразу обратилась к «Л». А вот и он! Лектер, Ганнибал.
Она вытащила на свет конверт из плотной желтой бумаги и на ощупь попыталась определить, есть ли в нем рентгеновская пленка. Ничего не нащупав, Старлинг положила конверт поверх других досье, открыла и обнаружила, что он содержит историю болезни покойного И. Дж. Миггза. Будь он проклят! Миггз, похоже, намерен преследовать ее и из могилы. Бросив историю болезни на шкаф, она принялась лихорадочно разыскивать досье самого Миггза. Конверт стоял на своем месте в строго алфавитном порядке. Но он был пуст. Ошибка в расстановке? Может быть, кто-то случайно поместил документы Миггза в конверт Лектора? Клэрис просмотрела всю букву «М», надеясь отыскать личное дело без папки. Ничего. Старлинг вернулась к букве «Д». Она вдруг начала испытывать какую-то смутную тревогу. Ее все сильнее начинал беспокоить запах. Сторож был прав. В этом месте невозможно дышать. Едва успев просмотреть половину папок на букву «Д», Старлинг почувствовала, что вонь резко усилилась… и продолжает усиливаться.
Позади нее послышался тихий всплеск, и она повернулась с занесенным для удара фонарем. Свободная рука упала на рукоятку пистолета. В луче света перед ней предстал высокий мужчина в неимоверно грязных лохмотьях. Одной безобразно распухшей ногой он стоял в луже. Левую руку мужчина вытянул в сторону, а в правой держал тарелку с отбитым краем. Ноги бедняги от бедра до ступней были завернуты в грязные тряпки.
— Привет, — произнес он, едва ворочая не помещающимся во рту языком.
Даже с расстояния пяти футов Старлинг почувствовала исходящее из его пасти зловоние. Отпустив пистолет, она сунула руку за пазуху в поисках газового баллончика.
— Привет, — сказала она. — Вас не затруднит отойти немного и стать вон там, за решеткой?
Человек и не подумал двинуться с места.
— Ты Иссусс? — спросил он.
— Нет, я не Иисус, — ответила Старлинг. Этот голос… Она его когда-то слышала.
— Ты — Иссусс! — радостно возопил человек.
Этот голос… Вспоминай, Клэрис, вспоминай.
— Привет, Сэмми, — сказала она. — Как поживаешь? Я только что думала о тебе.
Что она знает о Сэмми? Старлинг никак не могла извлечь из недр памяти столь неожиданно потребовавшуюся информацию.
Положил на блюдо для сбора подаяний голову своей матери, когда вся конгрегация распевала: «Отдай своему Господу самое для тебя дорогое». Заявил, что это самая большая его драгоценность. Произошло в какой-то придорожной баптистской церкви. Услышав это, доктор Лектер сказал: «Все из-за того, что Христос запаздывает».
— Ты Иссусс? — на сей раз жалостно спросил Сэмми. Он опустил руку в карман и извлек оттуда окурок. Это был прекрасный чинарик — почти полсигареты. Сэмми положил окурок на разбитую тарелку и протянул тарелку Старлинг.
— Прости, Сэмми, но я не… я…
Сэмми, осознав, что она не Иисус, побагровел от ярости и заорал так громко, что влажный воздух начал вибрировать, отражаясь многоголосым эхом от стен.
Он занес над головой разбитую тарелку, как мотыгу, острым краем вниз и сделал шаг в направлении Старлинг. Теперь обе его ноги оказались в воде. Лицо Сэмми исказилось, а свободная, вытянутая вперед рука стала царапать разделяющую их пустоту.
За спиной Старлинг были шкафы.
— СЭММИ СМОЖЕТ С НИМ УЙТИ… ЕСЛИ БУДЕТ ХОРОШО СЕБЯ ВЕСТИ, — произнесла Старлинг громко и четко, так, словно звала Сэмми издалека.
— Угу… — спокойно сказал Сэмми и остановился. Старлинг не глядя порылась в сумке и нащупала шоколадку.
— Сэмми, у меня есть «Сникерс». Ты любишь «Сникерс»?
Сэмми ничего не ответил.
Старлинг положила сладость на конверт и протянула его Сэмми так, как он протягивал ей разбитую тарелку.
Он откусил лакомство, не снимая обертки. Затем, выплюнув бумагу, он снова впился зубами в «Сникерс», отхватив на сей раз добрую половину.
— Сэмми, сюда кто-нибудь приходил?
Не обращая внимания на вопрос, он положил остатки шоколадки на тарелку и скрылся за горой матрасов в своей бывшей камере.
— Что это такое? — спросил женский голос. И тут же: — Спасибо, Сэмми.
— Кто вы? — поинтересовалась Старлинг.
— Не твое собачье дело, — ответил тот же голос.
— Вы живете здесь вместе с Сэмми?
— Конечно, нет. Я пришла к нему на свидание. Не могла бы ты оставить нас в покое?
— Скоро оставлю. Но ответьте вначале на мой вопрос. Давно ли вы сюда приходите?
— Две недели.
— Здесь еще кто-нибудь бывает?
— Приходили какие-то бездельники, но Сэмми их прогнал.
— Сэмми вас охраняет?
— Жрет со мной и узнает от меня, что происходит. Я ведь могу хорошо ходить. Могу доставать харч. А он стережет место, где можно безопасно пожрать. Много народа так устраивается.
— Вы получаете помощь по какой-нибудь программе? Хотите получать? Если хотите, то я могу вам помочь. Вам и Сэмми.
— Он через это прошел. Вышел в мир, а попал в дерьмище. Вот и пришлось ему возвращаться к тому, что хорошо знает. Что ты ищешь? Чего тебе надо?
— Кое-какие папки.
— Если их здесь нет, то, значит, их кто-то спер. Ума, что ли, не хватает самой сообразить?
— Сэмми? — позвала Старлинг. — Сэмми… Сэмми не откликнулся.
— Он дрыхнет, — сказала его подруга.
— Если я оставлю деньги, вы купите себе еды? — спросила Старлинг.
— Нет. Я куплю выпивку. Еду и так можно добыть. А выпивку на халяву не получишь. Когда будешь уходить, смотри, чтобы дверная ручка не врезала тебе по жопе.
— Я положу деньги наверху на стол.
Она припомнила, как чуть ли не бежала, выйдя первый раз из камеры доктора Лектера. Каким усилием воли она тогда себя сдерживала! И каким оазисом покоя показалось ей тогда рабочее место санитара Барни!
В тусклом свете лестничной клетки она извлекла из бумажника купюру в двадцать долларов, положила ее на поцарапанный и такой одинокий стол Барни, придавив бумажку пустой винной бутылкой. Затем, развернув пластиковую сумку, Старлинг сложила в нее конверт с именем Лектера, хранившим историю болезни Миггза, и пустой конверт с именем Миггза.
— Прощай, Сэмми, — сказала она человеку, который, повращавшись в мире, вернулся в столь хорошо знакомый ему ад. Старлинг очень хотелось сказать Сэмми, что Иисус скоро придет. Однако, решив, что это будет выглядеть по меньшей мере глупо, она поднялась по лестнице, чтобы продолжить свое вращение в мире.
Глава 12
Если на пути в преисподнюю имеются остановки, то они наверняка похожи на вход в приемный покой неотложной помощи многопрофильной больницы штата Мэриленд. Сквозь замирающий вой сирен машин «скорой помощи» до слуха доносились вой умирающих людей, звон стекла на аппаратах внутривенного вливания, скрип колес, крики и вопли. Пар, вырывающийся из водопроводных колодцев и озаряемый неоновым светом вывески «СКОРАЯ ПОМОЩЬ», в темноте был похож на огненный столп самого Моисея, превращаясь днем снова в обыкновенные белые клубы.