Молчание ягнят (др. перевод), стр. 31

Он погасил было свет в кухне, но передумал; в задумчивости поджав губы, он взирал на оставшийся после ужина беспорядок. Собрав три пустых подноса, он тщательно вытер стол. Повернув выключатель на лестничной площадке, Гам зажег свет в подвале и с подносами в руке стал туда спускаться. В кухне заскулила собака и носом открыла дверь на лестницу.

— Ладно-ладно, мышка-глупышка. — Он подхватил пуделька под мышку и понес вниз. Собачка вертелась, пытаясь понюхать подносы в другой руке хозяина.

— Вот и нет, вот и нет, хватит с тебя. — Он спустил ее на пол, и она пошла за ним через обширный, в несколько уровней, подвал.

В одном из подвальных помещений, в том, что прямо под кухней, был давно высохший колодец. Его каменный край, укрепленный современным колодезным кольцом из бетона, посаженным на цементное основание, поднимался над посыпанным песком полом примерно на полметра. Старинная деревянная крышка, толстая и тяжелая, чтобы ребенку было не под силу ее поднять, закрывала горло колодца. В крышке, однако, была подъемная дверца, небольшая, чтобы можно было опустить вниз ведро. Она была открыта и Джейм Гам сбросил в нее все, что оставалось на подносах. Косточки и остатки овощей исчезли в бархатной черноте колодца. Пуделек встал на задние лапки — служил, умоляюще глядя на хозяина.

— Нет-нет, ничего больше нет, ты и так стала жирнушка.

И Джейм Гам пошел прочь из подвала вверх по ступеням, шепча своей любимице:

— Жирнушка-свинушка, сладкий пирожок… — Он и виду не подал, что слышит крик, пока еще громкий и без малейших признаков безумия, несущийся из черной дыры колодца:

— ПРОШУ-У-У ВА-А-А-С!

21

Клэрис Старлинг вошла в лечебницу для невменяемых преступников штата Мэриленд чуть позже десяти часов вечера. Одна. Она надеялась, что доктор Фредерик Чилтон в столь поздний час отсутствует, но он ждал ее в своем кабинете.

Чилтон был облачен в английского покроя спортивный пиджак в крупную клетку. Парные шлицы и расклешенные полы создавали впечатление, что на Чилтоне — мини-юбка. Во всяком случае, так показалось Старлинг. Оставалось только надеяться, что разоделся он не ради нее.

Перед его столом в кабинете не было иной мебели, кроме привинченного к полу стула с прямой спинкой. Поздоровавшись, Старлинг остановилась у стула. Ее приветствие осталось без ответа. На столе Чилтона рядом с установкой для увлажнения воздуха на специальной подставке лежало несколько трубок, от них исходил застоявшийся запах табака.

Доктор Чилтон закончил осмотр коллекции миниатюрных локомотивов и повернулся к ней:

— Хотите чашечку кофе? Без кофеина?

— Нет, спасибо. Простите, что нарушаю ваши вечерние планы.

— Вы все пытаетесь разузнать побольше про эту голову? — спросил доктор Чилтон.

— Да. В Балтиморской районной прокуратуре мне сказали, что они обо всем с вами договорились, доктор.

— О да. Я работаю в очень тесном контакте с местными властями, мисс Старлинг. Вы что, статью пишете или диссертацию?

— Нет.

— Вы когда-нибудь публиковались в профессиональных журналах?

— Нет, никогда. Это просто поручение: сотрудники Федеральной прокуратуры просили меня сделать это для балтиморского Отдела по расследованию убийств. Мы оставили у них на руках незакрытое дело и хотим помочь им подобрать концы. — Старлинг обнаружила, что неприязнь к Чилтону значительно облегчает вранье.

— Вы подключены, мисс Старлинг?

— Подключена?

— Есть ли при вас устройство с микрофоном, чтобы записывать, что скажет Лектер? Это полицейский термин — «подключить». Не сомневаюсь, вы его слышали.

— Нет.

Доктор Чилтон достал из стола небольшой диктофон и вставил кассету.

— Тогда положите это в свою сумочку. Я отдам перепечатать и потом передам вам копию. Вы сможете использовать это для подтверждения своих записей.

— Нет, доктор Чилтон. Этого я сделать не могу.

— Господи, да почему же нет? Прокуратура и полиция Балтимора постоянно просят меня дать анализ всего, что скажет Лектер по поводу дела Клауса.

Хорошо бы обойти Чилтона, — говорил ей Крофорд. — В принципе мы можем добиться от него чего угодно: предъявим судебное постановление, и все тут. Но тогда Лектер моментально пронюхает, что нам нужно. Он видит Чилтона насквозь, лучше, чем рентген.

— Федеральный прокурор считает, что сначала нужно попробовать подойти к нему неофициально. Если я запишу доктора Лектера без его разрешения, а он потом об этом узнает, это будет… Это положило бы конец рабочим контактам, которых удалось в какой-то мере достичь в прошлый раз. Вы, конечно, и сами согласитесь, что это так.

— Да как он может об этом узнать?

Да он в газете про это прочтет, как и про все остальное, что тебе станет известно, недоумок дерьмовый. Она не ответила.

— Если эти материалы пойдут куда-то и ему придется подтвердить их как свидетельские показания, вы будете первым, кто их увидит, и я не сомневаюсь, что вас пригласят в качестве свидетеля-эксперта. Сейчас мы просто пытаемся заставить его навести нас на след.

— А вы понимаете, почему он разговаривает с вами, мисс Старлинг?

— Нет, доктор Чилтон.

Он обернулся и принялся внимательно разглядывать каждый диплом, каждый аттестат из множества стоящих на столе и вывешенных в рамочках на стене за его спиной, словно проводил подсчет голосов. Медленный поворот к Старлинг.

— Вы что, и вправду полагаете, что знаете, что вы делаете в данный момент?

— Разумеется, доктор Чилтон. — Что-то больно много «что».

Ноги у Старлинг дрожали — слишком много было беготни в этот день. Ей вовсе не хотелось ругаться с Чилтоном. Нужно было оставить хоть что-то на Лектера.

— В данный момент вы являетесь в мою больницу, чтобы опросить моего пациента, и при этом отказываетесь сообщить мне полученную информацию.

— Я лишь выполняю данные мне инструкции, доктор Чилтон. Вот номер ночного дежурного Федеральной прокуратуры. Будьте любезны, либо обсудите с ним эту проблему, либо позвольте мне выполнить данное мне поручение.

— Знаете, мисс Старлинг, я тут не ключник. В мои обязанности не входит бегать сюда по ночам, чтобы впускать и выпускать посторонних. У меня был билет на «Холидей он айс»! [41]

Он вдруг заметил, что сказал «билет», а не «билеты». И Клэрис мгновенно представила себе его жизнь, а он мгновенно это понял.

Она представила себе грязноватый холодильник в его кухне и остатки еды на подносе из-под готового обеда, съеденного в одиночестве; застывшие в неподвижности на много недель кучи белья и одежды, ожидающие, когда он о них наконец вспомнит и разложит по местам; она ощутила всю боль его одиночества, его желтозубой улыбки и бесплодных попыток заглушить сен-сеном дурной запах изо рта. Но словно стальное острие, неожиданно ударившее из скрывавшей его рукояти, ее поразила мысль: нельзя его жалеть, нельзя щадить, нельзя продолжать разговор, нельзя отвести глаза. И она глядела прямо ему в лицо и чуть выше вскинула голову, чтобы он видел, как она хороша, чтобы понял — она все о нем знает и знает, что ему некуда отступать, что он теперь не может дольше тянуть, не может даже продолжить разговор.

Он отправил ее в отделение с дежурным санитаром по имени Алонсо.

22

Идя с Алонсо по коридорам к самому дальнему из отделений и все дальше и дальше углубляясь в недра лечебницы, Старлинг ухитрилась почти не слышать ни лязганья дверей, ни воплей и стонов, хотя всей кожей чувствовала, как содрогается от них воздух. Атмосфера давила на нее, словно она погружалась все глубже и глубже под воду.

Сознание, что умалишенные — здесь, рядом; мысль о том, что Кэтрин Мартин, связанная и в полном одиночестве, в руках одного из им подобных; что он, возможно, ходит вокруг нее, нащупывая в карманах свои страшные инструменты, — все это подгоняло Старлинг, придавало решимости. Но ей нужна была не только решимость. Тут нужно быть предельно спокойной и твердой, точно нацеленной и острой, словно скальпель хирурга. Нужно сохранять терпение, хоть время поджимает ужасно, и следует спешить изо всех сил. Если доктор Лектер и знает ответ, ей придется нащупывать его среди неисчислимых ответвлений его мысли.