Черное воскресенье (др. перевод), стр. 66

Глава 23

Ландер издал негромкий стон и пошевелился на больничной койке. Далия Айад отложила карту Нового Орлеана и с трудом поднялась на ноги. Одна ступня совсем онемела. Далия проковыляла к кровати и положила ладонь Майклу на лоб. Лоб был горячий. Она отерла ему виски и щеки прохладной влажной салфеткой и, когда его хриплое, с присвистом, дыхание стало ровным, вернулась в кресло у настольной лампы.

Любопытно, как менялась Далия, подходя к кровати больного. Сидя в кресле, изучая карту Нового Орлеана, думая об этом городе, она могла смотреть на Ландера твердым, холодным взглядом — взглядом кошки; такой взгляд мог подразумевать самые разные возможности, и выбор одной из них зависел от того, что в каждый данный момент Далия могла счесть необходимым. У кровати Майкла ее лицо светилось нежностью и теплотой, глаза были полны тревоги. И эти противоположные состояния души были для нее совершенно естественными. Ни у кого и никогда не было такой доброй и такой смертельно опасной сиделки, как Далия Айад.

Далия уже четыре ночи спала на раскладушке в больничной палате. Она боялась оставить Ландера, боялась, что в бреду он заговорит об их акции. Он и в самом деле бредил, но говорил всегда о Вьетнаме, о людях, ей незнакомых. И о Маргарет. А однажды он целый вечер твердил: «Джергенс, ты был прав!»

Она не была уверена, что он не потерял рассудок. Она знала — до нанесения удара остается двенадцать суток. Если она сможет его спасти, то все для этого сделает. Если нет — что ж, ведь он все равно умрет. Так умирать или иначе — какая разница?

Она понимала — Фазиль торопится. Но торопливость опасна. Если Ландер не сможет лететь, а измененный Фазилем план ее не устроит, решила она, она устранит Фазиля. Бомба — слишком сложное и дорогое устройство, чтобы использовать его понапрасну, в поспешно организованной и малоэффективной операции. Бомба — гораздо большая ценность, чем Фазиль. Далия никогда не простит ему попытки уклониться от прямого участия в новоорлеанской акции. Этот его поступок вовсе не означал, что у него сдали нервы, как у того японца, которого она пристрелила перед акцией в аэропорту Лод. Все дело в его амбициозности, а это гораздо противнее.

— Постарайся, Майкл, — шептала она. — Надо очень постараться!

Ранним утром 1 января федералы и местные полицейские разъехались по аэропортам, кольцом окружившим Новый Орлеан, — в Хьюму, Тибодо, Слайдел, Хэммонд, Большой Сент-Таммани, Галфпорт, в международный аэропорт Стеннис и в Богалузу. Все утро их донесения поступали непрерывным потоком. Ни в одном из аэропортов никто не видел ни Фазиля, ни женщину.

Корли, Кабаков и Мошевский работали в Новоорлеанском международном и в Лейкфранте. Тоже безуспешно. На обратном пути в город настроение в машине было тяжелое. Корли проверял по рации донесения со всех пунктов въезда в страну. В них сообщалось, что ни таможенники, ни сотрудники Интерпола не смогли обнаружить ливийского летчика. Словно его и след простыл.

— Да мало ли куда мог этот ублюдок податься, — проворчал Корли, выезжая на скоростную автомагистраль.

Кабаков в мрачном молчании смотрел в окно. Только Мошевский не испытывал тревоги. Накануне вечером, вместо того чтобы отправиться спать, он посетил самое позднее шоу в ночном клубе «Хотси-Тотси» на Бурбон-стрит и теперь крепко спал на заднем сиденье. Они уже свернули на улицу Пуадра и приближались к зданию федеральных служб, когда, словно спугнутая с гнезда огромная птица, в небо из-за высоких домов взмыл вертолет и завис над «Супердомом». Под брюхом вертолета висел какой-то тяжелый прямоугольный предмет.

— Эй! Эй! Эй, Давид! — окликнул Кабакова Корли. Он низко наклонился над рулем, чтобы взглянуть наверх через ветровое стекло, и резко нажал на тормоза. Машина, шедшая вслед за ними, сердито засигналила и объехала их справа. Губы человека за окном машины выразительно шевелились.

Сердце Кабакова дало сбой, когда он увидел вертолет, а потом заколотилось о ребра. Он понимал, что еще слишком рано, что время нанесения удара еще не настало; он разглядел, что предмет, висящий под брюхом машины, просто часть какого-то оборудования. Но этот образ слишком точно совпадал с тем, который непрестанно жил в его воображении.

Посадочная площадка находилась на восточной стороне «Супердома». Корли припарковал машину метрах в ста оттуда, за штабелем балок.

— Если Фазиль следит за этой площадкой, хорошо бы, чтоб он вас не узнал, — сказал Корли. — Пойду раздобуду пару-тройку защитных шлемов.

Он исчез на стройплощадке и через несколько минут вернулся с тремя желтыми пластмассовыми шлемами, снабженными защитными очками.

— Возьми полевой бинокль и поднимайся на купол, туда, где прогал открывается прямо над посадочной площадкой, — приказал Кабаков Мошевскому. — Держись в тени и наблюдай за окнами на той стороне улицы, на верхних этажах. И за погрузочной площадкой — по всему периметру — тоже.

Кабаков не успел договорить последние слова, а Мошевский уже бежал выполнять задание.

Наземная бригада как раз выкатила на площадку очередной груз, и вертолет, чуть покачиваясь, стал снижаться, чтобы его подобрать. Кабаков прошел в бытовку на краю площадки и стал наблюдать за происходящим в окно. Бригадир такелажников, прикрывая глаза от солнца козырьком ладони, глядел вверх и говорил что-то в микрофон маленькой рации. Корли подошел к нему и сказал:

— Будьте добры, попросите вертолет спуститься. — Он показал бригадиру свой значок, держа его в ладони так, чтобы он не был виден другим рабочим. Бригадир взглянул на значок, а потом — в лицо Корли.

— А в чем дело?

— Вы не попросите его спуститься?

Бригадир сказал что-то в микрофон и крикнул рабочим. Те откатили с площадки большой холодильный компрессор и отвернулись от поднятой струями воздуха пыли: вертолет осторожно садился на площадку. Бригадир провел ребром ладони по запястью, словно резал что-то, и кивнул. Огромный винт сбавил обороты, и его лопасти стали опускаться.

Пилот ловко — одним движением — выбрался из кабины и спрыгнул на землю. На нем был летный комбинезон авиации ВМФ, такой выгоревший, что на коленях и локтях он был почти белого цвета.

— Что случилось, Маджинти?

— Да вот, этот парень хочет с тобой потолковать, — объяснил бригадир такелажников.

Пилот взглянул на удостоверение Корли. В окно Кабаков видел, что его темно-коричневое лицо осталось совершенно бесстрастным.

— Может, пройдем в бытовку? — спросил Корли. — Вы тоже, мистер Маджинти.

— Ага, — согласился Маджинти. — Только вот что. Эта сбивалка для яиц обходится компании в пятьсот баксов за час. Можно все это дело как-нибудь поскорее уладить?

Оказавшись в захламленной бытовке, Корли достал фотографию Фазиля.

— Скажите, вы…

— А почему бы вам обоим не представиться для начала? — спросил пилот. — Это было бы повежливей и обошлось бы Маджинти всего в двенадцать баксов за простой.

— Сэм Корли.

— Давид Кабаков.

— А я — Ламар Джексон. — Он с серьезным видом пожал им руки.

— Дело касается национальной безопасности, — начал Корли. Кабакову показалось, что в глазах Джексона промелькнул огонек насмешки, вызванной тоном, каким Корли произнес эти слова. — Вы видели этого человека?

Брови Джексона всползли на лоб, когда он взглянул на фотографию.

— Да, видел, три-четыре дня назад, как раз когда вы перед погрузкой крепили канат на лифтовом подъемнике, помнишь, Маджинти? А кто он вообще-то такой?

— Беглый преступник. Мы его разыскиваем.

— Ну, тогда вам здесь поторчать придется. Он обещал, что опять придет.

— Он обещал?

— Ага. А как вы, ребята, догадались, что его здесь искать надо?

— У вас есть то, что он ищет, — объяснил Корли. — Вертолет.

— Зачем?

— Чтобы с его помощью навредить множеству людей. Когда он должен опять прийти?

— Так он не сказал когда. По правде говоря, я не очень-то на него внимание обратил. Он мне показался каким-то слишком угодливым, вроде в друзья напрашивался… А что он натворил-то? Как вы говорите, так вроде от него только пакостей и жди?