Безграничная (ЛП), стр. 23
Она смотрит на меня с ужасом.
— Вот что происходит, когда ты не отвечаешь на мои телефонные звонки, — говорю я, плюхнувшись на ее кровать. — Так что я собрала все дерьмо. О, и я только что снова видела птицу, и в этот раз я чувствовала скорбь, и это определенно был Семъйяза. Ну как?
Она опирается на дверной проем, словно все плохие новости выбили из нее воздух.
— Семъйяза? Ты уверена?
— Да. Довольно точно.
На ее лбу выступает пот, кожа приобретает зеленоватый оттенок.
— Эй, я не хотела тебя напугать, — говорю я, садясь. — Я имею в виду, что это не хорошо, но...
— Клара... — она останавливается и прижимает мочалку ко рту, глубоко вдыхает, закрывает глаза на минуту. И становится еще зеленее.
Все мысли о Семъйязе вылетают у меня из головы.
— Тебе ... плохо?
Я никогда не болела, правда, ни разу в жизни. Никогда не была простужена, не болела гриппом, у меня никогда не было пищевого отравления, лихорадки, инфекции уха или боли в горле. Так же как и у Анжелы.
Ангелы не болеют.
Она качает головой, закрывая глаза.
— Анж, что происходит? Перестань говорить, что все в порядке. Колись.
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но вдруг стонет, выбегает в холл и бежит до ванной, где я однозначно слышу звуки того, что ее вырвало.
Я подхожу к двери ванной. Она, дрожа, сидит на полу перед унитазом, обнимая себя руками с побледневшими костяшкам.
— Ты в порядке? — тихо спрашиваю я.
Она смеется, затем сплевывает в раковину, берет пачку туалетной бумаги, и сморкается.
— Нет. Я определенно не в порядке. О, Клара, разве не очевидно? — Она убирает волосы от
лица и впивается в меня свирепыми, блестящими глазами. — Я беременна.
— Ты...
— Беременна, — повторяет она, словно эхо от плитки. Она встает и, отталкивая меня, уходит, обратно в свою комнату.
— Ты ... — начинаю я, следуя за ней.
— Немножко беременна. Да. Булочка в духовке. Пузо. С ребенком. В ожидании. С прибавлением.
Она садится на кровати, растягивается на ней, и поднимает свою рубашку.
Я смотрю на ее живот. Он не огромен, не так, чтобы я заметила его, если бы она
не показала, но он слегка округлен. На ее животе черная линия, которая тянется от пупка вниз. Она смотрит на меня усталыми глазами, и я чувствую, что она собирается заплакать. Анжела Зербино на грани слез.
— Вот, — говорит она тихо. — Теперь ты знаешь.
— О, Анж... — я продолжаю качать головой, потому что это никак не может быть правдой. — Я уже разговаривала с доктором Дей, и с тремя или четырьмя людьми в администрации. Я собираюсь посмотреть, смогу ли я закончить этот семестр, так как он уже оплачен, а затем взять отпуск. Они говорят, что это не будет проблемой. Стэнфорд будет здесь, когда я решу вернуться; у них такая политика, когда дело доходит до таких ситуаций. — Она смотрит на меня, пытаясь показать, что ей не страшно. — Я собираюсь вернуться в Джексон и жить с мамой. Это сработает.
— Почему ты не сказал мне? — я задыхаюсь.
Она опускает голову и кладет руку на слегка округлившийся живот. — Думаю, я не хотела говорить об этом, потому что не хочу, чтобы ты смотрела на меня так, как смотришь прямо сейчас.
После того, как произносишь вслух, все становится реальным.
— Кто отец? — спрашиваю я.
Выражение ее лица снова становится спокойным. — Пирс. Пару месяцев назад мы провели вместе ночь, кое-что произошло, и с тех пор мы то встречались, то расставались.
Она лжет. Я чувствую это, словно над ней неоновый знак, который говорит ЛОЖЬ, мигая над ее головой.
— Думаешь, люди поверят в это? — спрашиваю я.
— Почему бы и нет? — резко спрашивает она. — Это правда.
Я вздыхаю.
— Анж, во-первых, тебе не стоит пытаться обмануть меня. Я — эмпат. А во-вторых, даже если бы я не была эмпатом, Пирс — врач.
— Какое это имеет отношение к делу? — она больше не смотрит на меня.
— Он парень, который выдавал брошюры про безопасный секс во время ориентации. Все общежитие берет презервативы у него в комнате. И ...
Она тянет свою рубашку вниз. — Убирайся, — говорит она почти шепотом.
— Анжела, подожди.
Она встает и идет к двери, держа ее открытой для меня.
— Мне не нужно это от тебя прямо сейчас.
— Анж, я просто хочу по...
— Похоже, у тебя есть свой собственные дела, с которыми нужно разобраться, — говорит она, все еще не глядя на меня. — Побеспокойся об этом.
— Но что насчет твоего предназначения? — говорю я. — А как насчет «седьмой наш» и парень
в сером костюме?
— Не говори о моем предназначении, — говорит она яростно сквозь стиснутые зубы.
Потом она закрывает дверь прямо у меня перед носом.
Я в оцепенении бреду к Старому Союзу, опускаюсь на скамейку рядом с фонтаном на белой площади. Я сижу там, глядя на падающую воду, пока солнце не опускается на небе. Люди вокруг меня приходят и уходят из «CoХo» за кофе. Я не слышу их. Я слышу только страх в голосе Анжелы.
Я беременна.
В таком положении меня и находит Кристиан, ошеломленную в молчании на скамейке запасных.
Он бросает на меня один взгляд и падает на колени передо мной, всматриваясь в мое лицо.
— Клара? Клара? Что не так?
Я моргаю и смотрю в его взволнованные зеленые глаза. Должна ли я сказать ему?
У меня нет выбора. Он может прочитать потрясенные мысли, словно я их кричу. Его рот
открывается.
— Она ... — Он даже не может закончить фразу.
Мои глаза горят. Что она будет делать? Я продолжаю думать. Что она будет делать?
Кристиан кладет свою руку на мою.
— Клара, — говорит он тихо. — Я думаю, пришло время рассказать мне о том, что произошло в Италии.
Так что я рассказываю ему. Я говорю ему о том, как однажды ночью в Риме, в метро
мы столкнулись с этим парнем, и Анжела просто сошла с ума, просто глядя на него. Как она тайком убежала в ту же ночь, чтобы увидеть его, и не пришла домой утром. Что он оказался Пеном -наставником ангелов, о котором она рассказала мне раньше, но он был явно больше, чем просто ее наставник. Я рассказываю Кристиану, как Анжела отчаянно хотела, чтобы мне понравился Пен, но я просто не смогла. Я видела Пена таким, каким он был — серая душа, не находящая мира. Как подумала, что он не может по-настоящему любить ее, но Анжела любила его, но претворялась, что не любит, чтобы иметь возможность встречаться с ним и называть это случайностью.
— Так что же ты думаешь? — спрашиваю я у Кристиана, когда заканчиваю с историей.
Он качает головой. — Я думаю, что это все меняет.
ГЛАВА 8. КОГДА Я ВСТРЕТИЛ ТВОЮ МАМУ
Несколько недель спустя, на зимних каникулах, я стояла рядом с Кристианом, держа его за руку, и мы смотрели, как гроб Уолтера опускался в землю. Падал снег, густой и тяжелый, окутывая кладбище Аспен-Хилл. Все люди, стоявшие вокруг, были знакомы друг с другом, все члены конгрегации10: Стивен, пастор; Кэролайн, медсестра моей мамы; Джулия, если вам интересно мое мнение — была окружена людьми с болью на лицах, — но, в конце концов, она была здесь; и наконец-то я останавливаюсь на Корбетте Фибсе, старом Квортариусе, который был моим школьным учителем английского языка, он выгладит особенно мрачно, когда сложив руки, пристально смотрит на могилу. Очень скоро придет и его черед, подумала я. Но затем он посмотрел на меня и подмигнул.
— Аминь, — говорит Стивен. Толпа скорбящих начинает отступать, все отправляются по домам в случае бури (потому что уже декабрь в Вайоминге) начинается метель, но Кристиан остается, поэтому и я остаюсь.
Я уверена — снег, дело рук Билли. Она стоит по другую сторону от меня, одетая в белую куртку, что заставляет ее длинные черные волосы выглядеть пролитыми чернилами, стекающими вниз по ее плечам, и снег, кружась вокруг нее, падает вниз, тогда как она смотрит на яму рядом с нами, с такой тоской в глазах, что мне тут же захотелось ее обнять. Снег — это слезы Билли. Трудно видеть эту ее сторону, когда обычно она такая сильная и уверенная, всегда шутит, разряжая обстановку. Я помню, как она улыбалась каждый раз, когда встречалась со мной глазами на маминых похоронах, и это успокаивало меня, ведь если Билли улыбается, значит с моей мамой ничего плохого не случиться. Небольшая смерть, и только. Просто смена местонахождения.