Вердикт двенадцати (сборник), стр. 16

— Н-да… и что бы это значило?

— Что угодно или вовсе ничего. Возможно, он правда впал в депрессию, благо причины-то были, вот и решил, что лучше бы залучить себе в компанию кого-то еще, кроме Бринкмана, тогда он сумеет справиться с депрессией. Или… не знаю. Он вообще был скрытный. Подарил его преосвященству автомобиль, заранее выяснив, какой именно ему подойдет, и знали бы вы, скольких ухищрений ему это стоило, но своего замысла он до последней минуты не раскрыл. А намедни вечером… сейчас мне кажется, будто я уже тогда заподозрил за всем этим какую-то заднюю мысль. Но так ли это на самом деле? Не знаю.

— Ну а в целом-то вы разделяете версию самоубийства?

— Я этого не говорил. Кстати, вполне возможно, что человек, каким-то образом предчувствующий насильственную смерть, сперва постарается сколотить компанию, а уж потом поедет в такой медвежий угол, как Чилторп, согласны?

— А враги у него в Пулфорде были, как вы думаете?

— У кого их нет? Но враги врагам рознь. Для своих работников он, по-моему, был этаким цербером, поборником палочной дисциплины, как в старину. В Америке обездоленный работник иной раз в отместку хватается за ружье. Но у нас в Англии такое не принято. Даже взломщики, говорят, как правило, ходят безоружными, из опасения, что выстрелят, поддавшись минутному соблазну. Возможно, в Пулфорде и найдется две-три сотни людей, которые злобствуют на моттрамовскую удачливость и обзывают его кровопийцей, но ни один из них не станет подстерегать его в глухой аллее, чтобы угостить по затылку обрезом железной трубы.

— Что ж, большое вам спасибо за все. Я был бы очень рад, если бы в ближайшие день-два у вас нашлось время приехать в Чилторп и помочь мне распутать эту историю. Впрочем, это, наверно, уже чересчур?

— Вовсе нет. Епископ завтра уезжает на конфирмацию, и время у меня, пожалуй, найдется. Раз вы полагаете, что от меня будет толк, я обязательно приеду. Чилторп мне нравится, там все радует глаз — кроме кошмарных отбивных! Нет-нет, заходить не стану, мне пора возвращаться.

Анджела позволила себе слегка поиронизировать над долгим мужниным отсутствием, но, видимо, провела время не без пользы. Даже в позднеготическую церковь не поленилась зайти. Они быстро вернулись в Чилторп, где у дверей гостиницы их нетерпеливо дожидался Лейланд.

— Ну как, — спросил он, — разузнали что-нибудь про Моттрама?

— Честно говоря, улов невелик. Самое любопытное вот что: один весьма и весьма наблюдательный человек сообщил, что на прошлой неделе, когда Моттрам заходил к епископу, он выглядел несколько взбудораженным и слишком уж настойчиво приглашал его преосвященство к себе в Чилторп. Тот же наблюдатель не мог отделаться от впечатления, будто Моттрам что-то скрывал, вынашивая некий секретный замысел. Я побывал и в его доме — жуткое место, разумеется, с электрическим освещением. Повидал экономку, вполне безобидная особа с примесью ирландской крови; ничего нового она не рассказала, однако думает, что у пулфордских докторов Моттрам не лечился.

— Та-ак, а что ты скажешь о епископе?

— В самом деле — что? Хм, оказывается, подвести итог весьма не просто. Принял он меня чрезвычайно радушно и любезно; в манерах — ни крупицы высокомерия, как у иных важных шишек, и все же он настоящий церковный иерарх. В нем чувствуется совершенная естественность, и я готов поклясться, он человек честный.

— Тем лучше, — сказал Лейланд.

— Ты о чем? Получил ответ на свою телеграмму?

— А как же! И очень подробный. Стряпчие без звука сообщили все факты. Лет пятнадцать назад Моттрам составил завещание, главным образом в пользу своего племянника. Через несколько лет он это завещание аннулировал и сделал другое, согласно которому его имущество должно пойти на благотворительные цели — самые что ни на есть никчемные, такая уж у них, у богачей, манера. Точно я не запомнил, но, кажется, он хочет, чтобы его дом стал каким-то дурацким музеем, обеспечивает создание муниципальной художественной галереи, и прочее в том же духе. Но вот что важно: в последнем завещании страховка на дожитие вообще не упомянута. А три недели назад он сделал дополнение насчет того, как распорядиться деньгами, которые выплатит Бесподобная.

— И как же именно?

— Эти полмиллиона целиком отходят пулфордскому епископу, и использовать их надлежит на нужды епархии, по его собственному и его преемников усмотрению.

Глава 10

СТАВКА УДВОЕНА

Обсуждать эту неожиданную новость было недосуг, так как подошло время дознания, а Лейланд с Бридоном не могли на нем не присутствовать. К «Бремени зол» примыкала ветхая пристройка, где в более счастливую пору, скорее всего, располагался фермерский трактир. Теперь присяжные вынесут здесь свой вердикт, предварительно наслушавшись банальностей коронера.

Показания Бринкмана мы повторять не станем, потому что он изложил все то, что нам уже известно. Местный врач и коридорный подтвердили, что тело обнаружено именно так, как засвидетельствовал секретарь. Особенно пристальное внимание привлекли, разумеется, газовый вентиль и запертая дверь. Доктор был совершенно уверен, что, когда он подошел к вентилю, тот был закрыт; газ в это время уже почти выветрился, и он первым делом зажег спичку и проверил обе горелки. Ни та ни другая не вспыхнули, хотя вентиль настольной лампы был открыт; значит, нет никакого сомнения, что общий вентиль хорошо перекрывает оба газовых выхода. На вопрос, не открывал ли он на пробу общий вентиль, доктор ответил отрицательно, и коронер поздравил его с такой осмотрительностью. Полиции, заметил сей благоразумный чиновник, было бы куда проще работать, если б на местах происшествия никто ничего не трогал. Проверив газ, доктор немедля переключился на пациента. Тут последовало множество медицинских подробностей, но для нас опять-таки ничего нового не выявилось. Когда же доктора спросили, сколько времени потребовалось, чтобы газ вызвал асфиксию, он затруднился с ответом. Сказал, что все дело в окне: в какой-то момент оно распахнулось настежь, хотя первоначально было прикрыто. По его впечатлению, смерть наступила около чаек ночи, но надежного способа точно определить время смерти, увы, не существует.

Коридорный, по его собственным словам, вошел в комнату прямо за доктором. Дверь, когда ее вышибли, упала внутрь почти плашмя, почти — потому что не совсем сорвалась с нижней петли. Коридорный прошагал прямо по ней и дал доктору спичку. Затем доктор прошел к кровати, а сам он — к окну, чтобы выкинуть спичку. Доктор Феррерс и мистер Бринкман стояли возле кровати, он же тем временем осмотрел дверь и попытался ее приподнять. Ключ чин чином торчал снизу, то есть с внутренней стороны. Ему не часто доводилось будить постояльцев по утрам, но в этот-то раз так было велено. В коридоре припахивало газом, это верно, но окончательно он заподозрил неладное, когда подергал дверь и обнаружил, что она заперта. Обычно постояльцы в этой гостинице дверей не запирали, хотя ключи у них есть… Да, он нагнулся и посмотрел в замочную скважину, но там было темно — понятное дело, ключ-то торчал в замке. Тогда он пошел к мистеру Бринкману и спросил, как быть, поскольку никоим образом не желал превышать свои полномочия.

Буфетчице оказалось впрямь нечего добавить. Она последний раз заходила в этот номер часов в шесть, ну, максимум в полседьмого вечером в понедельник, когда наводила там порядок. Ее попросили уточнить, и она объяснила, что откинула угол одеяла. Спички она даже и не думала зажигать — зачем? Средь бела-то дня! Утечки газа в этой комнате она никогда не замечала, потому что аккурат в марте газовщик все проверил. Оконные защелки, по ее мнению, тоже были исправны, во всяком случае, ни один постоялец не жаловался, что створки хлопают по ночам. Ну а Библия вроде бы лежала на месте, у изголовья, когда она заходила не то в шесть, не то в полседьмого. Она Библию не трогала, да и вообще ни к чему не прикасалась.

Миссис Дэвис подтвердила все сказанное в той мере, в какой оно требовало подтверждения. Да, Моттрам просил разбудить его пораньше и обратился с просьбой именно к ней, причем совершенно естественным тоном, а на прощанье весело пожелал доброй ночи.