Тайна «Прекрасной Марии», стр. 8

Дэнис вдруг тихонько запел:

— Ты ведь всегда любил «Прекрасную Марию», правда? — спросил Поль.

Дэнис резко оборвал песню.

— Мы все любим наш дом.

— Тебе трудно сознавать, что Люсьен унаследует его?

«Очень трудно. Он не любит дом так, как люблю его я», — подумал Дэнис, но сказать этого вслух не мог, поэтому ответил:

— Мне не повезло — я позже родился.

Отец прямо-таки читал его мысли.

— Плохо, когда поместье и землю разделяют на части, — сказал Поль, — но ты получишь свою часть. Ты и девочки. Всем хватит.

Но деньги — это не «Прекрасная Мария». На земле не было другого места, которое Дэнис так же любил.

— Вообще-то я это не имел в виду, если тебя это волнует, отец, — сказал он.

Однако Поль не был уверен в том, что Дэнис говорит правду. Дэнис в отличие от своего брата был из тех людей, что «пускают корни» в родном доме и остаются там на всю жизнь. Если его лишить «Прекрасной Марии», это все равно, что лишить растение корней.

Дэнис спрыгнул с лошади.

— Я рад, что Люсьен возвращается.

«Я рад, что это происходит сейчас, а не позже. Еще чуть-чуть, и я не смог бы с этим смириться», — подумал он, и отец понял все невысказанное вслух.

— Завтра я скажу Андре, чтобы он подготовил все бумаги для него.

Дэнис отдал поводья своей лошади маленькому негритенку и пошел по направлению к дому. Он опять запел, но в голосе его не слышалось больше радости, беззаботных ноток.

— Мадемуазель Скаррон, вам лучше?

— Да. Простите, что побеспокоила.

«Я не Тереза Д’Обер, я Адель Скаррон и имею право надоедать, если мне этого хочется. Она постаралась изменить свои привычки, перестать чувствовать себя постоянно униженной или отодвинутой на задний план.

Адель улыбнулась Люсьену.

— Бокал вина — и со мной будет все в порядке.

Она откинулась на подушки сиденья кареты, приняв позу, которая наиболее выгодно подчеркивала все достоинства ее фигуры. Она думала о Люсьене де Монтень. Он был красив, как-то даже дерзко и бесстыдно красив, но самое главное, у его отца было столько денег, что Адель даже не могла как следует представить себе такое богатство. Люсьен открыл бутылку вина и налил немного в бокал. Адель подвинулась, давая ему возможность поставить бокал на маленький столик, и одновременно поменяла позу так, чтобы Люсьен смог оценить форму ее бюста и тонкость талии.

Адель похлопала по сиденью рядом с собой:

— Садитесь сюда, месье де Монтень. В этом нет ничего такого, не правда ли? В конце концов мы с вами будем теперь вроде родственников. Так ведь?

— Конечно.

Люсьен налил себе вина.

— На пароходе многие вещи еще более позволительны.

Мисс Скаррон определенно заигрывала с ним, а Люсьену очень хотелось развеять скуку. Другими пассажирами в фаэтоне были епископ и две старые девы, страдающие желудком и беспрерывно жующие мятные лепешки. На этом фоне стройная фигура миссис Скаррон и ее призывная улыбка выглядели очень соблазнительно.

— А чем вы займетесь, когда вернетесь домой, месье де Монтень?

— Думаю, что буду брошен на растерзание диким зверям, — ответил Люсьен, — в обличье посредника моего отца и в окружении нескольких скучных бухгалтерских книг.

— Но человеку, который станет крупным землевладельцем, просто необходимо знать эти вещи, — ответила Адель, дразняще улыбаясь ему, — нужно только придумать себе отдых от этой скуки, развлечение.

Люсьен хмыкнул.

— Мой папочка не одобряет моих развлечений.

— Тогда вам нужно найти такое развлечение, к которому папочка не смог бы придраться.

— Если вы имеете в виду женщин, мадемуазель Скаррон, то единственное, к чему он не станет придираться, так это обручальное кольцо, а какое же это развлечение? Еще большая скука.

— Ай-яй-яй, месье де Монтень, — засмеялась Адель и опустила ресницы.

Люсьен поцеловал ей руку.

— Но я убежден, что никогда бы не заскучал с такой очаровательной… родственницей, как вы.

Она мягко отняла руку.

— Я уверена, что мне будет очень хорошо и покойно жить в вашей семье, месье де Монтень, если все члены ее такие же доброжелательные, как вы, — сказала Адель, намеренно делая вид, что не понимает истинного смысла его слов — А теперь, боюсь, вам придется меня покинуть. Я устала и хотела бы отдохнуть.

Разговор получился вовсе не таким, каким ей хотелось бы, но он еще не был закончен.

Люсьен поклонился и взял шляпу. После того, как он отошел, Адель устроилась поудобнее на подушках и задумалась. Теперь, когда тошнота наконец прекратилась, она могла подумать о том, как лучше преподнести себя де Монтеню. Но нужно быть осторожной. Он достаточно ясно выразился, что не собирается обременять себя женитьбой. Однако в ее планы не входило становиться его любовницей. «Прекрасная Мария» — вот что хотела заполучить Адель. Люсьен никогда не был бедняком, ему этого не понять.

Пусть поскучает немного с епископом и старухами. А потом она попробует еще раз. Свободные, развязные натуры, каким был Люсьен, в особенности не выносят скуки.

III. МЕСЬЕ И МАДАМ БЕККЕРЕЛЬ

— У тебя сейчас такое лицо, как у Фелисии, когда она сбегает от своих сестер-настоятельниц, — сказал Дэнис матери.

— А что ты об этом знаешь? — сурово спросила Салли. — Тебе не следует поощрять дурное поведение своей сестры, Дэнис.

Дэнис кротко посмотрел на нее.

— Когда я последний раз был в городе, мы вместе обедали. Я не думаю, что она намеревалась это делать, и вообще я ничего не знал до последнего момента.

— И имей в виду, никаких фокусов сегодня.

Салли достала из своего чемоданчика свернутый в трубку лист, обернутый коричневой бумагой и перетянутый лентой. Судя по всему, это была картина.

Салли потрепала Дэниса по щеке и поцеловала его.

— Когда закончишь свои дела с Андре Перо, можешь бежать очаровывать сестер-настоятельниц, пока я буду делать покупки.

— Ты уверена, что тебя не нужно провожать? Во время праздника в городе довольно оживленно.

— А как ты думаешь, сможет ли какой-нибудь злодей в маске прорваться сквозь охрану в виде Мамы Рэйчел?

Салли с теплотой посмотрела на Маму Рэйчел, которая с недовольным видом разбирала шали, туфли хозяйки в спальне гостиничного номера. Мама Рэйчел не одобряла карнавал — слишком уж по-французски фривольно.

— Тебе ведь будет ужасно скучно со мной, да и я не получу никакого удовольствия. Мне нужно купить платья себе, Фелисии и этой девочке Адели, которая скоро приезжает, так что поход по магазинам займет все утро, не меньше.

Дэнис удалился. Салли помахала ему на прощание, взяла свой ридикюль, а Мама Рэйчел накинула ей на плечи шаль. Они прошли через гостиницу на второй этаж здания, где располагалась биржа, спустились в большой зал первого этажа и через него вышли на Луи Стрит. Брокеры и торговцы заполняли зал аукциона центральной палаты биржи. Работорговец, выставивший на продажу негритянку, демонстрировал всем ее зубы и десны, потом сдернул с нее одежду, чтобы показать все остальное.

Мама Рэйчел подтолкнула Салли к выходу через вестибюль.

— Вам не следовало бы появляться здесь в субботу. Это нехорошо.

— Знаешь, никогда не видела невольничьего рынка. Ни разу за все эти годы.

— Да, Салли, вы совершенно не имеете представления о том, что это такое.

— Я полагаю есть много вещей, о которых я не имею представления.

Мама Рэйчел оглянулась, чтобы еще раз посмотреть на негритянку на помосте. Потом она искоса взглянула на сверток в руках Салли:

— Я бы сказала, что вы имеете очень хорошее представление о некоторых вещах.

— Тебя не спрашивают.

— А я все равно вам скажу. Я знаю вас с самого рождения. И я не настолько глупа, как вы, может быть, думаете. Я прекрасно знаю, например, что вы не покупаете вещи в Новом Орлеане. Вы заказываете их из Франции. И все вещи для Адели вы уже выписали, они лежат в кладовой и ждут ее приезда. Поэтому вам незачем тратить все утро на покупки.