Громобой, стр. 27

Прутик начинал паниковать.

— Я должен освободиться и удрать, — пробормотал он, скрипя зубами.

Он схватил руку в железной перчатке, вцепившуюся в его плечо, и дернул изо всей силы.

— Гарлиниус! — жалобно запротестовал рыцарь. Прутик изловчился и коленом ударил рыцаря в грудь. Раздался звон. Рыцарь тяжело загремел на землю, усыпанную кристаллическим порошком. Облако бурой пыли взметнулось вверх. Прутик упал на колени, сильно закашлявшись.

— Гарлиниус!

Рыцарь снова был на ногах. В руке он держал зазубренный меч, выглядевший внушительно, несмотря на ржавчину.

— Гарлиниус, — повторил он неожиданно высоким и злым голосом. Прутик замер, словно под гипнозом. Рыцарь занес меч.

Прутик перестал дышать.

На морщинистом лице рыцаря отразилось недоумение.

— Гарлиниус?! — позвал он. — Где ты?

Его глаза смотрели прямо на Прутика.

— Вернись, Гарлиниус! — взмолился рыцарь. — Мы снова будем друзьями. Если бы ты только знал, как долго я тебя искал! Гарлиниус! Пожалуйста…

Сердце Прутика сжалось от сострадания — рыцарь был слеп. Сумеречный Лес украл у него все чувства, ум и рассудок, оставив только жизнь. Он не будет знать отдыха, он никогда не обретет покоя. Этот рыцарь обречен вечно продолжать свои безнадежные поиски. «Нет, в Дремучих Лесах не было ничего, что могло бы сравниться в жестокости с этим жутким местом, — подумал Прутик. — Я должен выбраться отсюда. Я не позволю этому злому лесу забрать мой ум, мое зрение… Я убегу».

Рыцарь, не услышав ответа, печально повернулся.

— Так близко, — прошептал он. — Всегда так близко, и все-таки…

Он свистнул, обнажив гнилые зубы, и зубоскал послушно приковылял к нему. Кряхтя, рыцарь взгромоздился в седло.

— Я все-таки найду тебя, Гарлиниус! — крикнул он слабым, надтреснутым голосом. — Цель — это лишь вечное стремление! Куда бы Винчикс ни унес тебя, Болникс и я будем следовать по пятам!

Прутик не дышал и оставался абсолютно неподвижным, пока рыцарь, потрясая в воздухе кулаком и натянув поводья, не ускакал. Золотые отблески играли на его доспехах, когда он скрылся в расплывчатом калейдоскопе теней и света. Скрип постепенно затих, а цокающая поступь замерла вслед за ним.

Прутик наконец-то позволил себе вздохнуть и начал судорожно хватать ртом воздух. Внезапно он ощутил боль в плече: пустая перчатка бурого рыцаря до сих пор держала его железной хваткой.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГРОМКИЕ КРИКИ, ТИХИЙ ШЕПОТ

Скрид Пальцеруб погладил себя по животу. Рыбы-липучки были мерзкими, как и всегда, — горькими, костлявыми и маслянистыми, — но голод утоляли неплохо. Он наклонился вперед и бросил кости в костер, где они затрещали и загорелись, а хвосты и головы швырнул рыскавшим в поисках падали белым воронам, выжидательно прыгавшим вокруг погибшего корабля с тех пор, как первый дымок костра, на котором готовилась рыба, взвился в воздух.

— Вот вам, мои дорогие, — проскрипел Скрид. Птицы устроили шумную возню из-за остатков еды — клевали друг друга, царапались когтями и дрались до тех пор, пока одна за другой не схватили по куску и не улетели, чтобы спокойно позавтракать.

— Рыба-липучка, — фыркнул Скрид и сплюнул в костер.

Прошло уже много лет с тех пор, как Скрид обосновался в Топях, но он так и не привык к пище, которую могло предложить болото. Время от времени он, конечно, пользовался провиантом, который приносили с собой несчастные гоблины, тролли и все остальные, кого он проводил тропой смерти. Но черствый хлеб и вяленое мясо были едва ли лучше. Нет, Скрид страстно тосковал по еде, которую когда-то ел каждый день, — по бифштексам из ежеобраза, сосискам из тильдятины, запеченным дроздам… Его рот наполнился слюной, а желудок свело.

— Когда-нибудь, — вздохнул он. — Когда-нибудь.

Он подобрал палку и задумчиво помешал красные угольки костра. Этим утром выдалась спокойная погода, почти без ветра и облаков — не то что вчера, когда небо волновалось и грохотало во время бури. Она была похожа на Великую Бурю. Еще ему вспомнился небесный корабль, который стрелой летел к ней.

— Преследование бури, — пробормотал Скрид и усмехнулся. — Если бы они только знали! — Он загоготал. — Но, впрочем, сейчас-то они уже кое-что узнали, дураки несчастные! — И гогот стал еще громче.

Солнце было уже высоко и палило нещадно, заставляя топкую грязь испаряться тонкими белыми струйками.

«Ну ладно, вперед. — Скрид вытер рот рукавом. — Не сидеть же так целый день».

Он с усилием поднялся на ноги, забросал грязью тлевшие угольки и осмотрел горизонт. По его лицу расплылась широкая улыбка, когда сквозь дымку, окутывавшую Топи, он увидел Сумеречный Лес.

«Кто же будет следующим из тех, кому нужен проводник через Топи?» — подумал он и мерзко засмеялся.

Вилникс Подлиниус взвизгнул от боли и сел, вытянувшись в струнку.

— Дебил! — крикнул он.

— Тысяча, нет, миллион извинений, — воскликнул Минулис. — Я промахнулся.

Вилникс осмотрел пораненный палец и слизнул капельку крови.

— Ладно, это не страшно, — смилостивился он и улыбнулся. — Небольшая боль никогда не причинит вреда.

— Да, сир, — с готовностью согласился Минулис.

Вилникс откинулся на тахту и закрыл глаза.

— Можешь продолжать, — обронил он.

— Да, сир. Благодарю вас, сир. Сию минуту, сир, — залепетал Минулис. — Можете быть уверены, что это не повторится, сир.

— Да уж лучше бы не повторилось, — проворчал Вилникс. — А то найдется немало таких, кто не упустит возможности занять должность личного слуги Высочайшего Академика Санктафракса, окажись она вакантной. Я ясно выражаюсь?

— Кристально ясно, если мне позволительно будет выразиться столь смело, — вкрадчиво ответил Минулис.

С предельной осторожностью он снова поднял костлявую руку и занялся маникюром своего повелителя. Высочайший Академик любил, чтобы кончики ногтей были острыми как иголки. Это позволяло ему чесать спину с особым удовольствием.

— Минулис, — начал пространно Вилникс, — ты когда-нибудь мечтаешь?

— Только когда сплю, — заметил слуга.

— Хороший ответ, — продолжал Вилникс. — И он показывает разницу между тобой и мной.

Минулис продолжал обрабатывать ногти пилочкой, храня молчание: Высочайший Академик не любил, когда его перебивали.

— Я мечтаю только тогда, когда бодрствую. — Он открыл глаза. — Я мечтал обо всем этом, — произнес он, широким жестом указывая на пышное убранство Личного Кабинета. — И, подумать только, моя мечта осуществилась!

Минулис кивнул:

— Совету Санктафракса воистину повезло, что у них есть такой мудрый и достойный ученый муж, как Высочайший Академик.

— Да, так и есть, — останавливая его, проговорил Вилникс. — И все же с тех пор, как я достиг вершины успеха, я утратил свои мечты.

Минулис сочувственно закивал. Вдруг Вилникс резко сел и наклонился вперед с заговорщическим видом.

— Я, пожалуй, раскрою тебе маленький секрет, а? — прошептал он. — После ужина с Главой Лиг и милой беседы с ночным вэйфом я снова начал мечтать. Прекрасные мечты, — тихо добавил он. — Мечты, ярче которых я не знал прежде.

Глухой, нищий и бездомный, Форфикюль сразу опустился на такое дно, на которое только было возможно опуститься. Никому не нужный, и больше всего — Мамаше Твердопух, которая, он знал, теперь на него даже и не посмотрит, Форфикюль, чья голова была обмотана кровавыми бинтами, сидел скрестив ноги на потертом коврике и наблюдал, как мимо него спешат добрые граждане Нижнего Города, не задерживая взглядов на ночном вэйфе.

— Подайте монетку! — выкрикивал он время от времени, гремя своей жестяной кружкой. — Помогите бедняге, которому не так повезло, как вам!