Страстная и непокорная, стр. 56

Вспоминая прошлое, она полагала, что с самого начала все было очень глупо. Она, Эдмунд и Грейс по дороге в Порт-Рояль отправились с визитом к одному из деловых знакомых Эдмунда. Грейс вела себя просто ужасно. Мерзкая девчонка принялась разыгрывать отвратительное подобие дочерней любви: держала ее под руку, даже целовала. И все лишь потому, что знала, что у Иоланты мурашки бегают по коже от таких прикосновений. А приятель Эдмунда все распространялся о том, как приятно видеть такие чудесные отношения между матерью и дочерью, пребывающей как раз в том возрасте, когда в детях часто исчезает почтение к родителям. Эдмунд радовался, считая, что Грейс устроила эту демонстрацию, чтобы произвести наилучшее впечатление на его делового партнера. И настаивал, чтобы Иоланта ее поддержала. К моменту, когда они продолжили свое путешествие, Иоланта была уже в бешенстве. Приехав в Порт-Рояль, она в одиночестве отправилась за покупками и в самой захудалой части города зашла в одну неприметную аптеку. Два крошечных пузырька, которые она тогда купила, до сих пор хранились у нее в потайном ящичке шкатулки для драгоценностей. Когда они вернулись из той отвратительной поездки, Иоланта немного остыла — конечно, она злилась, но стоило ли ее раздражение риска попасть на виселицу?

Сейчас ей терять нечего. Если она не убьет Эдмунда, он, без сомнения, убьет ее.

Глава 19

Энкантадора расширенными глазами смотрела на серебряные монеты у себя на ладони. Утреннее солнце отражалось от них, заглядывая через зарешеченные окна домика.

— Моя иметь хороший место спрятать это, — прошептала она, — но ты никогда не сохранить тайна. Они в две секунда понимать. Твоя не иметь полос на спина. Твоя иметь что-то для них тоже?

— Это все, — объяснила Грейс. — Можно мне остаться здесь, пока я не притворюсь, что выздоровела?

Вдруг в дверях домика раздался скрежет запора, обе женщины быстро вскочили. Послышался голос дона Района. Грейс тут же нырнула под простыню на кровати. На ее плечах по-прежнему был камзол капитана Монтойи.

Энкантадора встала в дверях и о чем-то серьезно заговорила с доном Районом. Комната уже нагрелась от проникавшего сквозь решетки солнца, и Грейс, зарывшись в простыни, покрывалась потом под тяжелым камзолом моряка. Через какое-то время новая подруга тихонько прикрыла дверь и прижала палец к губам. Опустившись на постель рядом с Грейс, она прошептала:

— Надо немного стонать и плакать.

Грейс послушно застонала, временами издавая рыдания и негромко вскрикивая, а Энкантадора вернулась к двери, прижалась к ней ухом, потом сделала рукой скользящий жест. Жест напомнил девушке Мату. Именно таким движением няня показывала ей, что она произвела уже достаточно шума. Чем бы она только не пожертвовала, лишь бы с ней сейчас была Мату! Мату бы ее успокоила.

Энкантадора вернулась к кровати и прилегла рядом с Грейс.

— Масса хочет смотреть твой спина, как много шрам. Моя сказать, твой спина не так плохо, только распух, но твоя плакать, может, немного сумасшедший. Моя сказать, ни один мужчина два, может, три дня. Даже масса. Моя клясться, твоя быть готов работать, но моя должен быть с твоя один, потому что твоя первый раз и так грубо.

— Ах, Энкантадора! Как мне тебя благодарить?

— Твоя шутить. Это почти как мой собственный комната. Моя не должен быть с ними. С женщинами. Все женщина злой, хитрый. Мы скучать и ссориться. Плохо.

— Вы обижаете друг друга?

— Они все злой. Мы не драться. Мы — собственность дон Рамон. Твой мужчина платить много деньги за вред, какой, он говорить, он тебе делать. Мы — делать вред, мы тоже платить. Только мы не иметь деньги.

— Но если он не хочет, чтобы его собственности причиняли вред, что он может тебе сделать?

Темная кожа Энкантадоры слегка побледнела.

— Женщина, которая работать на спине, не обязательно иметь кожу на ступнях.

Грейс посмотрела на нее с недоверием, а Энкантадора продолжала:

— Твоя думать, масса не делать ничего страшного с два таких маленьких места? Лучше бы твоя никогда не узнать!

Как только они прибыли в Гавану, Джайлз поручил Джеффу обыскивать бордели, а сам отправился наводить справки на рынке. Порт и главные улицы были запружены толпой, но на рынке народа оказалось еще больше. В порт только что вошел большой корабль, груженный живым товаром, и не было никакой возможности приблизиться ни к одному из аукционистов. Джайлз бродил среди зевак, разглядывая сидящих в загонах людей, выбирая тех, которые явно предназначались для местных борделей, но в большинстве из них содержались скорее всего будущие работники на плантациях.

Он уже готов был бросить свое занятие и отправиться на поиски Джеффа, когда краем глаза заметил знакомый силуэт. Видимо, Жак Рено только что заключил сделку и сейчас тащил сквозь толпу плачущую негритянскую девочку. Совсем маленькая, она едва доставала Жаку до пояса. Джайлз бросился за ним следом, но столкнулся с одним прохожим, со вторым и остановился, ругаясь на всех известных ему языках. Он потерял пару из виду, но потом снова обнаружил их на улице. Когда он протолкался к месту, где они стояли, рубашка его вымокла от пота, который катился по лицу и спине. Жак и девочка исчезли. Джайлз схватил проходящего мимо мужчину за рукав куртки.

— Француз! — выдохнул он. — Вы не видели здесь черноволосого француза с негритянской девочкой? Минуту назад.

Человек выдернул у него свою руку и пробормотал нечто вроде «el loco».

— Черт подери! — выругался Джайлз.

Он уже хотел схватить кого-нибудь еще, но тут услышал голоса, доносившиеся из открытого над головой окна. Сначала ужасный визг на высокой ноте, потом звонкий удар и голос, который нельзя было ни с чем спутать:

— Ferme la boucher, marmot! Заткни глотку! — Вопль стих, превратившись в хныканье. — Et maintenant, ouvert la bouche pour moi. А теперь открой ее для меня.

Джайлз повернулся, бросился к двери трактира, перед которым стоял, и взлетел по лестнице мимо завопившего от неожиданности трактирщика. В верхнем зале оказалось в каждой стене по три двери. Джайлз осмотрел комнаты, выходившие окнами на улицу. Из-за одной доносились глухие звуки, потом придушенный детский голос, со слезами умолявший кого-то на незнакомом языке.

Джайлз что есть силы ударил башмаком в дверь, расколол доски, удерживающие замок. Дверь распахнулась, с треском грохнувшись о стену. Штаны Жака были спущены до щиколоток. Руками он прижимал обнаженную девочку к кровати. Резко обернувшись на шум, он задрожал от страха, увидев Джайлза.

— Се n'est pas votre affaire! Это не ваше дело! — взвизгнул он. Джайлз схватил негодяя за шкирку, оттащил от девочки и кулаком нанес ему такой удар в челюсть, что мерзавец грохнулся голым задом об пол. Джайлз смутно чувствовал, как саднит кожа на руках, как кричит маленькая негритянка, но он снова схватил Жака, поднял его на ноги, дважды ударил кулаком в живот и дал ему рухнуть на пол и хватать ртом воздух.

— Где она?

— Я не знаю, — прохрипел Жак.

Удар по ребрам заставил его скорчиться на полу. Рубаха у него закрутилась вокруг пояс, брюки болтались у щиколоток.

— Где она?

— В Африке, — заныл Жак. — Она лгала вам! Следующий удар пришелся по почкам. Француз истошно завопил.

— Где она?

— П-продана, — заикаясь, выдавил из себя Жак. — Испанец заплатил кучу денег.

— Кто он? — потребовал ответа Джайлз.

— Н-не знаю. — Джайлз отвел ногу, и Жак снова завопил: — Je ne sais pas! C'est vrai! Это правда! Очень богатый хозяин борделя. Это все, что я знаю. Клянусь, я не лгу!

— Как зовут твоего посредника? Кто продавал ее с аукциона для тебя?

— Клод Ламонт. Не бейте меня!

Конечно, с точки зрения чести надо было позволить Жаку встать, привести в порядок одежду и защищаться, но Джайлзу казалось, что в отношении мерзкого, порочного родственника Грейс у него нет никаких обязательств и понятия чести к нему неприменимы. Если он останется жив, сколько еще детей будут замучены? Джайлз вытащил саблю, сгреб в кулак темные маслянистые волосы и проткнул негодяю сердце кинжалом. Губы подонка дернулись, потом лицо словно бы разгладилось. Даже в этих обстоятельствах Джайлз ощутил на сердце тяжесть. В скольких бы сражениях он ни побывал, но так и не сумел приобрести легкость Джеффа в общении со смертью.