Страстная и непокорная, стр. 14

Мату торжественно кивнула, однако Эдмунд видел, что в ее темных глазах мелькнул непонятный блеск. Зачем он лишил себя возможности узнать наверняка, что именно она думает?

— Ну и прекрасно. Сходи-ка на кухню присмотри, чтобы Кейя приготовила в честь нашего гостя достойный обед. И пожалуй, приготовь для Грейс платье на вечер. — Он на мгновение сжал зубы, потом добавил: — Иоланта, разве у нас не в обычае отдыхать после полудня?

Жена показала в улыбке свои гнилые почерневшие зубы.

— Да-да, Мату. Давай оставим хозяина наедине с его ромом и его мечтами. — Она величественно проследовала к лестнице и неспешно поднялась в свои покои. Мату выскользнула через заднюю дверь.

Оставшись наконец в одиночестве, Эдмунд вновь наполнил бокал. Если бы не дневное время и не гость в доме, он отправился бы к хижинам рабов посмотреть, не болтается ли там какая-нибудь рабыня помоложе. Но Грейс и Джайлз пошли как раз в ту сторону. И он опустошил второй бокал. Ну и что же! Возможно, сегодняшний день окажется самым счастливым в его жизни! Еще чуть-чуть, и он выдаст свою дочь замуж! И он не позволит этой злобной фурии, Иоланте, испортить все дело.

Пусть Грейс цветная! Не белая, как лилия. Зато она умненькая, хорошо соображает. Это в ней от него, Эдмунда. Ну не от матери же, мулатки! Его дочь хороша необычной, экзотической красотой. Она куда воспитаннее и утонченнее, чем его жена — чистокровная француженка. Эта тварь просто ревнует, вот и все! Иоланта прекрасно сознает, что невежественная, дикая негритянка послужила ему лучше, чем она сама. Эдмунд долил себе рома и злобно улыбнулся. Что ж, его жене придется испить горькую чашу, но она сама ее себе налила.

Эту уж точно, наливала только для себя. С ним делиться не собиралась. Тратила невообразимые суммы на абсолютно ненужные, непрактичные платья. Нет чтобы хоть в чем-то помочь на плантации! Впрочем, за дисциплиной она надзирала охотно, грех жаловаться. А потом дулась, потому что он не мог бросить работу, которая обеспечивала все эти ее великолепные туалеты, и праздно восхищаться ее небывалой красотой!

Эдмунд тяжко вздохнул. Иоланта действительно была когда-то красавицей. Да и сейчас еще хороша, если, конечно, не обращать внимания на зубы. Она всю жизнь дразнила его, носила глубокие декольте, соблазнительно покачивала бедрами, но как только муж дотрагивался до нее, превращалась в бесчувственный кусок льда. А теперь он сомневался, почувствует ли вообще что-нибудь, даже если Иоланта будет разгуливать совсем обнаженной.

В последнее время Эдмунд беспокоился, не окажется ли Грейс такой же бесплодной, не превратится ли в еще одно разочарование для него, но сейчас ему начало казаться, что скоро все изменится. Разве может она отказать этому славному капитану? А Грейс — страстная девушка, в ней есть огонь. Она не станет ночь за ночью прогонять мужа из своей спальни. Сколько же у него будет внуков? Восемь? Десять? И хоть один из них полюбит Уэлборн, будет работать на плантации, расширит ее, сумеет выжать из нее все до отказа.

Эдмунд наливал себе третий бокал рома, когда задняя дверь распахнулась. На пороге стоял капитан Кортни, и при взгляде на лицо своего будущего зятя Эдмунд почувствовал, как лопнул мыльный пузырь его благодушных мечтаний.

Глава 4

Смеет ли один человек оскорбить другого, если он ухаживает за его дочерью? Именно такое желание испытал Джайлз, когда отрыл дверь и увидел, как Эдмунд спокойно наливает себе выпивку. Капитану хотелось высказать плантатору все, что он думает об условиях, в которых приходится жить его рабам. Хотелось притащить его к скопищу убогих хижин и самого заставить ухаживать за умирающим ребенком. Однако моряк взял себя в руки, глубоко вздохнул, провел рукой по волосам, разрушив свою безупречную прическу, и обратился к Уэлборну:

— Мистер Уэлборн, в поселении рабов неблагополучно. Уэлборн выругался себе под нос.

— Что там наделала Грейс на этот раз?

— Она сейчас ухаживает за тяжело больным ребенком, — сообщил Джайлз, и его лицо вспыхнуло от гнева.

Эдмунд неловко рассмеялся:

— У нее всегда была к ним слабость. Я понимаю, настоящей леди не стоило бы этим заниматься, но слишком доброе сердце — простительный грех у представительниц слабого пола. — И он развел руками, демонстрируя свое бессилие.

— Не могу с вами согласиться, — возразил Джайлз, с удовольствием отмечая, как улыбка сползает с лица Эдмунда. Однако в следующее мгновение моряк чуть ли не со стыдом заметил, что его дальнейшая речь доставила плантатору явное облегчение. — Полагаю, доброе сердце не может считаться грехом ни у одной женщины.

— Ну разумеется, нет. Однако боюсь, что, если Грейс не сможет вылечить больную сразу, она останется там на всю ночь. — Эдмунд поднес к губам бокал янтарной жидкости и г»сушил его. — Как бы то ни было, я уверен, что управляющий проследит за этим делом.

— У меня такое впечатление, что Грейс думает иначе. Честно говоря, управляющий или кто-нибудь другой должен был давно позаботиться о ребенке. Сейчас уже ничего нельзя сделать, ребенка не спасти.

Уэлборн пожал плечами, вздохнул, потом налил себе еще бокал рома.

— Значит, все будет идти естественным порядком. Передайте Грейс, что я настаиваю, чтобы она немедленно вернулась домой.

Джайлз в оцепенении смотрел на плантатора. Уэлборн действительно не понимал, о чем речь! Прежде чем капитан успел вымолвить хоть слово упрека, сверху донесся голос миссис Уэлборн:

— Это вы, капитан Кортни? Что-нибудь случилось? В ответ Эдмунд фыркнул и пробурчал:

— Иоланта, не лезь… — Он замолчал и поставил на стол бокал. — Закрой дверь и отдохни, дорогая. Ничего серьезного.

Миссис Уэлборн чуть не бегом слетела вниз.

— Не лезь — куда, дорогой? — с непонятной улыбкой спросила она. — Мне кажется, я не расслышала. О, капитан, вы чем-то расстроены? — И она взглянула на Джайлза с притворным беспокойством. — Неужели Грейс не показала должной грации? — Иоланта хихикнула над собственным каламбуром.

— Дело не в Грейс, — резко ответил Джайлз. — Дело в том, что невинное дитя умирает в грязи и скученности из-за незначительной ранки, которая не была вовремя обработана. Многие со скотиной обращаются лучше, чем вы со своими рабами! — Теперь он смотрел прямо на Эдмунда. — Разумеется, вы правы, сэр. Грейс, если потребуется, действительно собирается остаться с ребенком на всю ночь. И я намереваюсь быть рядом с ней. Об этом я и хотел вам сообщить.

— Вот как? — воскликнула миссис Уэлборн. — Вы решили воспользоваться нашим гостеприимством, а теперь отвергаете его ради дела, о котором не имеете ни малейшего представления! Кто вы такой? Моряк! Что вы знаете об управлении поместьем, где почти полторы сотни рабов?

— Иоланта! — прорычал Эдмунд. — Придержи язык!

Его жена переводила взгляд с одного мужчины на другого, ее почерневшие зубы скрипели от ярости, фарфоровая кожа покрылась красными пятнами.

— Я этого не потерплю! — взвизгнула она. — Вы… — она в бешенстве обратилась к Джайлзу, — вы можете забирать эту маленькую тварь! Желаю вам с ней всего наилучшего! В конце концов, два дикаря могут составить друг другу приятную компанию. Но, клянусь, вы еще вспомните этот день и поймете, каким идиотом себя показали! — Она повернулась и прошествовала к лестнице, соблазнительно покачивая бедрами и шурша пышными юбками при каждом шаге.

Джайлз не смел поднять глаза на Эдмунда. Если жена продемонстрировала такой гнев, то как же будет вести себя муж? Моряк опасался его ярости и в то же время боялся, что и сам не сумеет сдержаться. Однако самообладание Эдмунда поразило его больше, чем бешенство Иоланты.

— Боюсь, мы произвели на вас не слишком хорошее впечатление, — сухо проговорил Эдмунд и вернулся к своему занятию, благо в бутылке еще оставался ром.

Негодование в душе Джайлза боролось с присущей ему деликатностью. Наконец он произнес:

— Умирает маленькая девочка. Мистер Уэлборн, Грейс не совершила ничего дурного, только проявила сострадание. Неужели в вашем сердце нет жалости?