Торир Рыжебородый, стр. 13

Донахью раздражали его оковы. Его раненное плечо затекло. Таракан, большой и влажный, переполз через край ложа, прополз через грудь Рыжебородого, а потом отправился блуждать в его бороде. Донахью почувствовал, как он подобрался к свежим порезам на горле. Урод не знал, что делать, но насекомое беспокоило его словно посланец Рета. С ворчанием Донахью перевернулся на бок, однако, прогнать насекомое не сумел. Не в силах совладать с тараканом, пленник попытался игнорировать насекомое и, переполненный злостью, стал рассматривать сырой каменный потолок.

Неожиданно Урод резко прижал подбородок к груди и позволил себе победно улыбнуться, когда почувствовал, как тельце твари превратилось в мягкую массу. Останки таракана повисли на шее Донахью, но на это можно было внимания не обращать. Пленник снова откинулся назад, еще больше расслабился и, словно загипнотизированный, уставился на крошечную каплю воды, которая сползала по стене в нескольких футах над его головой.

Он пробыл один больше суток, без пищи и без воды. Движения его рук и ног были ограничены ложем. Много раз начинал он молить Гарета о помощи; и каждый раз после тщетной молитвы начинал ругать Гарета Кола, становясь все более и более свирепым, в то время как час проходил за часом. Все выглядело так, словно Гарет решил оставить Рыжебородого гнить в сырой норе Людей, пока Донахью не исправится и не покается. Ну, это-то не сработает! Может, Рыжебородому удастся схватить какого-нибудь Нормана за руку… Рано или поздно они ведь развяжут его — в этом Донахью был уверен. Если бы Люди захотели убить его, они не стали бы так тянуть.

Или они все-таки убьют его? Может, они ждут, наблюдая, станет ли Гарет спасать его, если, конечно, Гарет может спасти его на таком расстоянии?

Гарет уже доказал, что может прислать свое создание в темницу, если пожелает.

А Норманы не собирались пугать Донахью. Они видели его в битвах слишком часто, чтобы не верить в то, что Рыжий Торир Донахью может чего-то испугаться. И если Норманы собирались пытать его, то они долго могли бы совершенствовать на нем свое искусство.

Итак, пытки тут ни при чем, как и убеждение страхом, и это не проверка сил Гарета Кола. Даже если бы Донахью охватил самый сильный приступ скромности, чего и в помине не было, он бы все равно не догадался, что Люди просто забыли о нем…

И тогда его убогие мысли вернулись к первоначальному вопросу: чего ждут Норманы?

Минутку! Минутку. Они что-то говорили. Страмм и Майкл Дрейк и даже Рислер. Что это было за слово? Урод! Гарет тоже использовал его. И кто-то, один из Норманов, хотел узнать о его силе, так словно он один из банды уродцев Гарета.

Да, так оно и было! Но тут Донахью оказался в безвыходном положении, потому что не знал, истинного значения слова «урод». Когда Дрейк и другие использовали его, оно звучало как оскорбление… но если Гарет тоже использовал его, даже называл так себя, тогда, быть может, это слово означало что-то еще, что-то намного более важное.

Хорошо это или плохо? Донахью не знал, хотя надеялся, что плохо, потому что Гарет называл его «Уродом в резерве», а Гарет никогда не ошибался. Мысль о Коле, самодовольном и недосягаемом в Туннелях, прислушивающемся к его мыслям и насмехавшемся над ними, снова вызвала у Донахью приступ жажды крови. Его мыслительный процесс, хрупкий в лучшем случае, застопорился, и Рыжебородый яростно задергался в своих узах, ревя как бык.

Сколько его продержали здесь, Донахью не знал, но наконец дверь открылась и вернулись Страмм с Рислером.

— Успокоился, я вижу, — заметил Страмм.

— Чего вы ждете? — спросил Донахью, тяжело дыша от напряжения.

— Я не знаю, чего ждать, — был ответ. — Вот почему я оставил тебя в таком положении.

— И что теперь? — поинтересовался Рыжебородый.

— Теперь я решил сделать тебе одно предложение, — сказал Страмм.

— Я не стану иметь дела с Норманами!

— Подожди, пока не выслушаешь… и к тому же следует говорить — Нормалы. Тебе хотелось бы оказаться на свободе?

— Ха!

— Я имею в виду именно то, о чем говорю. Я развяжу тебя. Рислер с луком и стрелой с отравленным наконечником присмотрит за тобой, так что я не делаю ничего безрассудного, возвращая тебе свободу.

Рислер шагнул назад и наложил стрелу на тетиву лука, в то время как Страмм мечом разрезал путы Рыжебородого. Донахью спустил ноги на пол и начал массировать запястья. Его глаза остановились на Страмме, и он зловеще приподнялся.

— Осторожно, — предупредил Рислер, одновременно натягивая тетиву. Донахью повернулся к нему нахмурившись и снова сел.

— Так-то лучше, — сказал Страмм. — А теперь за дело. Я освободил тебя, потому что ты не чувствуешь особой привязанности к Гарету Колу.

— Я хотел бы оторвать ему голову, вырезать его сердце… и когда-нибудь я так и сделаю! — взвыл Рыжебородый.

— И ты считаешь, что тебе удастся? — спокойно спросил Страмм.

— Что ты затеваешь? — спросил в ответ Рыжебородый, глядя на сатанинские черты собеседника.

— Скажу в свое время, — ответил Страмм. — Никто из наших людей не был в цитадели Кола… точнее, никто из тех, кто попадал туда, не вернулся.

— Будь ты проклят, твоя правда! Они не вернулись! — гордо сказал Рыжебородый.

— Ты, с другой стороны, возможно, знаешь Метро так же хорошо, как любой другой, кроме Гарета Кола.

— Метро?

— То место, где вы живете.

— Ты имеешь в виду Туннели?

— Да, Туннели. Мы не знаем, что Гарет Кол может делать, по крайней мере не все его способности. Но даже если ты не знаешь границ его силы, ты наверняка лучше знаком с ним, чем мы.

— Что ты затеваешь? — повторил Донахью.

— Ты ненавидишь Гарета Кола, ведь так? — спросил Страмм.

— Да.

— Больше чем кого-либо и чего-либо еще?

— Да.

— Ненавидишь в достаточной степени, чтобы повести армию против него?

Донахью тяжело вздохнул и тупо уставился на Страмма. Он почесал свою лохматую голову, вздохнул снова, запрокинул голову и засмеялся.

— Давай говорить прямо. Ты хочешь, чтобы я…

— …возглавил нападение на цитадель Гарета Кола.

— Ты, должно быть, шутишь?