Прорицательница, стр. 60

И Мышка осталась один на один с Пенелопой.

— Ну? — спросила она.

Пенелопа, все еще напряженная, продолжала молча смотреть на то место, где только что стоял Айсберг.

— Пенелопа? — сказала Мышка. — Это правда? Ты что, могла спасти его?

— Он хотел умереть.

— Он был готов умереть, — сказала Мышка. — Это не одно и то же.

— Одно и то же.

— Нет, — сказала Мышка. — Если бы он хотел умереть, он бы не стал стрелять в тех семерых. Он бы просто стоял не двигаясь и позволил им застрелить себя.

Пенелопа постепенно успокаивалась, но ничего не отвечала.

— Ты могла его спасти? — снова спросила Мышка.

— Может быть, — неохотно призналась Пенелопа.

— Это не ответ, — сказала Мышка. — Ты могла бы спасти его — да или нет?

— Да.

— Как?

— Мне надо было разбить окно в тот момент, когда Малыш выхватывал пистолет. Джимми Колючка отвлекся бы, совсем ненадолго, но Малыш успел бы его убить.

— Тогда почему ты этого не сделала?

— Ему было все равно — жить или умереть.

— Но нам не все равно, — сказала Мышка. — Во-первых, потому что он был нашим другом, а во-вторых, потому что он нужен нам для того, чтобы сразиться с оставшимися двумя — теми, что еще не приземлились.

— Они могли бы убить его, — сказала Пенелопа.

— Могли бы? — повторила Мышка.

— В зависимости от того, где бы они стояли.

— Ты могла бы сказать ему, где встать.

— Да какая разница?! — воскликнула Пенелопа. — Он все равно не имеет никакого значения. Я люблю только тебя. — Она бросилась Мышке на худенькую грудь и обвила ее шею руками. — Тебя, и Марианну, и, может быть, еще Черепаху Квази. А он никому не нужен. — Она заплакала. — Скажи, что ты не сердишься на меня, Мышка.

Мышка рассеянно погладила ее светлые волосы и посмотрела через окно на тела, лежавшие на улице.

— Нет, я не сержусь на тебя, Пенелопа, — сказала она встревоженным голосом.

— И ты меня все еще любишь?

— Я всегда буду любить тебя.

— И мы с тобой все еще партнеры, мы всегда будем вместе?

Мышка глубоко вздохнула, все так же рассеянно продолжая гладить светлые волосы Пенелопы.

— Ты не отвечаешь мне, — сказала девочка. Мышка крепко ее обняла, но хранила молчание. На ее лице застыло тревожное выражение.

ГЛАВА 32

Наступила ночь.

Айсберг вытащил на крыльцо кресло-качалку и устроился в нем с расчетом заметить два оставшихся корабля еще в небе, когда они будут приземляться. Пенелопа заснула, свернувшись калачиком на диване в гостиной, и Черепаха Квази встал на страже ее сна.

Мышка, уже давно беспокойно бродившая по всем комнатам гостиницы, наконец решилась и подошла к Айсбергу.

— Я все думала над тем, что ты тогда сказал, — начала она мягко.

— И?

— Она спасается бегством всю свою жизнь. Она нигде не задержалась настолько, чтобы кто-нибудь успел ей объяснить разницу между добром и злом.

— Я знаю.

— Она вовсе не злая, — быстро прибавила Мышка. — Она не хочет никому причинять вреда. Она просто еще многого не понимает. — Она помолчала. — Она думала, что оказывает Малышу услугу тем, что дает ему умереть!

— Уверен, что именно так она и считала, — сказал Айсберг. — Но в конечном счете мы имеем только одно — он мертв.

— Ей нужно воспитание, только и всего, — сказала Мышка.

— И ты собираешься этим заняться?

— Я хочу попробовать.

— А что будет, если она не согласится с тем, чему ты будешь ее учить?

— Мне просто придется набраться терпения и объяснять ей, пока она не поймет, — ответила Мышка.

— Дети никогда не отличались особым терпением, — заметил Айсберг. — Многие из них всего лишь ревут, другие ломают игрушки. Этот ребенок может уничтожать планеты.

— Я не могу убить ее, Карлос. Она любит меня.

Айсберг долго смотрел в темноту и долго молчал, прежде чем ответить.

— Тогда тебе надо ни на секунду не отходить от нее, — сказал он. — И никогда, никогда не давать ей малейшего повода усомниться в твоей любви или в том, что она самое важное в твоей жизни. — Он опять замолчал. — Единственно важное в твоей жизни.

— Она никогда не причинит мне зла, Карлос.

— Она всего лишь ребенок, и притом невоспитанный ребенок, — отозвался Айсберг. — У нее будут сомнения, у нее будут страхи, ревность, капризы, как у всякого нормального ребенка, но только она не поймет их истинной сути. — Он повернулся к ней лицом. — Обычные дети по сотне раз на дню желают всяких бед на головы своих родителей, братьев и сестер. Это нормальное явление. Разница только в том, что все ее желания будут сбываться.

Мышка ничего не ответила.

— И еще тебе лучше быть поосторожней с Черепахой Квази, — сказал Айсберг.

— Почему? Он предан ей.

— Ты называешь это существо «он», ты дала ему смешную кличку «Черепаха Квази», и это заставляет тебя забыть, что он иножитель, со своими собственными, не человеческими мотивами и не человеческими понятиями. У него вежливые, с нашей точки зрения, почти подобострастные манеры, но он совершенно хладнокровно убил Янки Клиппера и без всяких признаков колебания застрелил Джимми Колючку.

— Он защищал Пенелопу.

— Я знаю. Но его поведение будет оказывать на Пенелопу такое же влияние, как и твое воспитание, а кто знает, может, он каждый день перед завтраком убивает по человеку.

— Но кажется он таким мягким и заботливым, — возразила Мышка.

— Ты видела его только в присутствии девочки, которую он боготворит. Ты ничего не знаешь о его этике и его принципах, кроме того, что он не колеблясь убивает людей, если, по его мнению, причин на то достаточно.

— Так что я, по-твоему, должна сделать? — напрямик спросила Мышка. — Убить их обоих?

— Убей девочку, и иножитель уже не будет иметь значения, — сказал Айсберг. — Но если ты оставишь ее в живых, то тебе лучше будет избавиться от иножителя, и чем скорее, тем лучше.

Она посмотрела ему в глаза.

— Ты жестокий человек, Карлос.

Он уже собирался ответить, но вдруг небо прорезал светящийся след приближающегося корабля.

— Как ты думаешь, на каком он расстоянии от нас? — спросил Айсберг, когда корабль наконец исчез из их поля зрения и, вероятно, опустился на планету неподалеку от города.

— Четыре-пять миль, как и остальные.

— Кто бы им ни управлял, он наверняка должен зафиксировать корабли тех ребят сенсорами и решить, что там если не космопорт, то посадочная площадка. — Он подумал. — Ну что ж, у нас есть время до рассвета.

— Почему бы ему не прийти за нами прямо сейчас? — спросила Мышка.

— Потому что он не может знать наверняка, не заминировали ли мы всю дорогу сюда, — ответил Айсберг. — Нет, он не отправится сюда, пока не сможет видеть, куда он идет. — Он еще раз взглянул на небо. — Кроме того, его напарник еще не прибыл.

— Откуда ты знаешь, кто это и что у него есть напарник? — спросила Мышка.

— Потому что я видел, кого убил Малыш: среди них не было Олли Три Кулака, — объяснил Айсберг. — Олли слишком хорошо знает свою работу, чтобы потерять наш след, и плюс к тому он знает, что к чему, и будет все время поддерживать контакт со Смитом Могилой. — Айсберг мрачно усмехнулся. — Вот кого мы ждем.

— Может быть, нам все-таки заминировать дорогу? — предложила Мышка. — У нас достаточно времени. Рассветет не раньше чем через четыре-пять часов.

— У меня нет никакого снаряжения, — сказал Айсберг. — Кроме того, это не имеет значения.

— Почему?

— Потому что эти двое лучше всех по своей части. Второй глупой ошибки они не сделают.

— Второй? — спросила Мышка. — Какая же была первая?

— Такая же, как и твоя, — ответил он, откидываясь на спинку кресла-качалки в ожидании прибытия корабля Смита Могилы. — Они решили, что Пенелопа Бейли — беспомощная маленькая девочка.