Черная Леди, стр. 20
— Неужели?
— Еще бы. Никто не смеет обижать моих инопланетян.
— Безмерно благодарен вам, Достойная Леди, — искренне сказал я.
— Докажите это тем, что не убьете себя, — ответила Тай Чонг.
— Я уже обещал, что не совершу ритуал, пока нахожусь у вас на службе, — заверил ее я.
— Вы все-таки собираетесь сделать это, когда уволитесь? — удивленно переспросила она. — Несмотря на то, что он согласился взять вас назад?
— Не знаю, — ответил я. — Попрошу этического наставления у Матери Узора.
— Но она наверняка запретит вам! Ваш Дом сейчас получает больше денег, чем в самом начале!
— Эти деньги — плата за нечистую совесть, — ответил я.
— Чепуха! — фыркнула она. — Это деньги узколобого фанатика, который платит за свою глупость.
— Я приму ваш совет во внимание, — уклончиво ответил я.
— Мы еще поговорим об этом позже, — пообещала она. Наступила неловкая пауза.
— Мне кажется, мы все решили, Леонардо?
— Значит, сейчас я должен явиться к Аберкромби?
Она покачала головой.
— Нет. Я уже заказала вам билет на Шарлемань.
— На Шарлемань, Достойная Леди?
— Ваши чувства к мистеру Аберкромби для меня не секрет, — сказала она. — И кому-то же надо удостоверить подлинность картины Валентина Хита.
Она замялась.
— Я не смогла заказать для вас каюту первого класса. Вас туда просто не пустят.
— Я не обижаюсь, Достойная Леди.
— Да, но я обижаюсь, — сказала она. — Чтобы как-то это компенсировать, я заказала для вас первоклассные апартаменты в лучшем отеле Шарлеманя.
— Шарлемань очень близко к центру Олигархии, — заметил я.
— Да, — кивнула она, вопросительно взглянув на меня.
— А моя специальность — произведения скопления Альбион, которое расположено на краю Внутренней Границы. Лучше будет, если кто-нибудь другой установит подлинность картины.
— Если верить Валентину, ей всего два года, — ответила она. — Пусть он просто представит вам художника, и можете считать, что подлинность картины уже установлена.
— Но я не знаю, как ее оценить, ни по уровню живописи, ни в деньгах, Достойная Леди, — возразил я.
— Это не имеет значения. Сколько бы мы ни заплатили Валентину, мы получим прибыль, перепродав ее Аберкромби.
— Если картине всего два года и вас не интересует ее стоимость, зачем вообще посылать кого-нибудь для подтверждения подлинности? — озадаченно спросил я.
— Причин две, — объяснила она. — Во-первых, я намереваюсь поставить Аберкромби в счет каждую мелочь, на которую вы потратитесь в пути, и хочу, чтобы вы хорошо провели время на Шарлемане. Считайте это оплаченным отпуском.
— А во-вторых?
— Я мало знаю о женщине, изображенной на этих портретах, — продолжала она. — Но судя по диапазону коллекции Аберкромби, она жила и умерла очень давно — значит, у автора картины Хита должен быть какой-нибудь исходный материал. Попробуйте узнать, какой именно. Если это художественное произведение, может быть, оно продается, и тогда мы приобретем его для Аберкромби.
Она помолчала.
— И еще, Леонардо? Если с вами снова свяжется Рубен Венциа, скажите ему, что вы обдумали его предложение и согласны иметь с ним дело.
— Но это будет неэтично.
— Картину у Валентина Хита мы уже фактически приобрели. У Венциа нет никакой возможности наложить на нее лапу. Но у него может быть полезная для нас информация, и не стоит совсем терять с ним связь.
Я вдруг оценил иронию ситуации:
— А Малькольм Аберкромби? Он ведь меня вчера уволил именно за то, что вы сегодня утром приказываете мне делать?
— Предоставьте Аберкромби мне, — сказала она хмуро и решительно.
Потом встала и провела меня до двери.
— Увидите, все обернется к лучшему.
На прощанье я получил кипу документов.
— Вот это, — указала она на один из них, — ваш пропуск с места работы, с ним вас пустят во все общественные учреждения на Шарлемане.
Однако люди там весьма просвещенные, — добавила она, — так что вряд ли его будут проверять.
— А это, — и она указала на другой документ, — ваш паспорт второго класса, по которому вы сможете передвигаться в пределах пятисот световых лет от Шарлеманя в течение тридцати дней. Это на случай, если художник живет в каком-нибудь соседнем мире. И поскольку у нас на той системе нет представительства, вот вам код кредитного счета, который я открыла в местном отделении Опекунского Банка. Вас обслужат по голосограмме, с вашей сетчаткой у сенсоров всегда возникает путаница. Можете снять со счета до двадцати тысяч кредитов.
Она сделала паузу.
— Это на случай, если у Аберкромби вдруг не хватит совести выполнить свои обязательства перед вами. Надеюсь, у вас есть номер его банковского и кредитного счета?
— Да, Достойная Леди.
— Вот голограмма Валентина Хита, чтобы вы смогли узнать его в космопорту.
— Мне кажется, ему будет гораздо легче узнать бъйорнна, который сойдет с корабля людей, Достойная Леди.
— Возможно, — согласилась она. — На случай, если он опоздает или где-то застрянет, здесь на обратной стороне закодирован его адрес, найдете его дома.
Она вынула еще одну голограмму, совсем маленькую, и протянула мне.
— А это репродукция картины, которую вам надо будет проверить на подлинность.
Я бегло рассмотрел ее.
— Это та же самая женщина.
— Знаю, — ответила она. — Раз увидев, это лицо не забудешь.
Я снова посмотрел на репродукцию и обратил внимание на странную подпись под ней. Она казалась вполне разборчивой, но сколько я ни пытался ее прочитать, у меня ничего не получилось. В конце концов я протянул голограмму Тай Чонг.
— Не могу прочитать подпись, Достойная Леди.
— Это один из новейших шрифтов, его стали иногда употреблять в каталогах, — объяснила она. — Называется, кажется, Антарес-Элегант.
Выглядит красиво, но я вполне понимаю ваши трудности при чтении.
Она присмотрелась к подписи.
— Здесь говорится, что художника зовут Серджио Маллаки. Вы о нем слышали?
— Нет, — ответил я. — А название картины там приведено?
— Да, — сказала Тай Чонг и передернула плечами. — Странное название, но звучит интригующе.
— Как она называется? — спросил я.
— «Черная Леди».
Глава 8
Увидев космопорт на Шарлемане, я понял, каким маленьким и незначительным был мир Дальнего Лондона.
Во-первых, мы сели не на самой планете, а прибыли в огромный орбитальный ангар, где система публичного оповещения направляла прибывших пассажиров на пересадку, на таможенный контроль, в орбитальный отель или на челнок до планеты.
Не обнаружив Валентина Хита среди встречающих на причале, я направился прямо к таможенному пункту, подождал, пока мой багаж просканируют, прошел паспортную проверку и по очень медленной автоматической дорожке отправился к челночному причалу, собираясь лететь на планету. Ближайший рейс оказался почти через час, и поскольку еда на борту была рассчитана на человеческие вкусы, я стал искать ресторан, где обслуживают не-людей.
К моему удивлению, здесь таких не было. В нескольких ресторанах люди и не-люди питались вперемешку, и никому это вовсе не казалось странным. Я вошел в одно заведение, все еще ожидая услышать, что инопланетянам, или хотя бы бъйорннам, сюда нельзя, и был немедленно препровожден к столику у стены. У меня за спиной двое людей пили кофе, обсуждая какие-то спортивные соревнования, а за столиком слева сидели два теронца и лодинит. Теронцы ели лоснящееся жирное мясо, основной для них продукт питания, а лодинит жевал не поддающуюся описанию овощную массу.
На компьютерном экранчике над столиком появилось меню — на языке землян. Я свободно мог его читать, но попросил перевод на бъйорннский, просто посмотреть, что из этого выйдет. Через мгновение я уже бранил себя за вопиющее нарушение приличий, но прежде чем успел отменить или изменить просьбу, требуемый перевод появился. Не желая создавать новых трудностей, я заказал напиток из фруктов с мякотью, из тропической зоны Шарлеманя. На экране тут же появились два столбца — в первом перечень рас, которым напиток был вреден для здоровья (домариан, сеттов и эмранов особо предупреждали, что именно это сочетание фруктов для них — смертельный яд), а во втором — более короткий список рас, для кого он был не опасен, но при их метаболизме действовал, как интоксикант.