Одиночество-12, стр. 65

– На частной квартире.

– Адресок не скажешь?

Я запнулся. Но выхода не было. С такими людьми в темную не играют.

– Тунгусская 25, квартира 3.

– Вот и славно. Часиков в шесть за тобой подадут машину. Договорились?

Мне совершенно не улыбалась идея ужинать в усадьбе первого бандита Приморья, но отказ должен был показался ему серьезным оскорблением. Однако Машу я попытался отмазать.

– Договорились. Я буду. А девушке сегодня что-то не здоровится.

– А ты же доктор? Вот и вылечи ее до восьми часов. Я буду очень ждать. Вас обоих.

Я офигел, оттого, что даже о моем образовании ему было уже все известно. Попрощался и поплелся в гостиницу, с ужасом думая, как мне уговорить Машу. Я не считал предстоящий ужин таким уж рискованным, но все-таки…

Маша согласилась на удивление быстро. Во-первых, ей было интересно, как живут настоящие крестные отцы. Во-вторых, у нее появился повод купить себе красивое платье и туфли. В-третьих, она поняла, что другого выхода нет. Мы занялись шопингом и потратили на него полдня.

Я, не выбирая и не торгуясь, купил себе сотовый телефон, а потом из интернет-кафе, оплота дальневосточной цивилизации, отправил Антону на его секретный ящик номер своего нового телефона, подумав, что если в течении трех дней он не ответит, то придется связываться с Диной. А втравливать свою сестру и его жену в эту историю мне совсем не улыбалось. Но третьего способа связаться с Антоном я не видел. В Hi-Tech Computers могли ничего не знать об этой поездке. Я вообще подозревал, что Антон прилетал в Москву на пару дней не столько ради меня с Матвеем, сколько ради того, чтобы уволиться. Хотя, конечно, я мог ошибаться.

Глава 22

В восемь вечера мы садились в бронированный шестисотый Мерседес с белым кожаным салоном и минибаром. Это была первая машина с нормальным рулем, встреченная мною в Приморье. Когда я приоткрыл окно, то понял, что боковые стекла у него были толщиной с Библию.

– Сколько же он весит? – спросил я шофера, одетого в легкий вельветовый костюм.

– Больше пяти тонн. Шесть броневых плит. Каждое стекло – за сто килограмм.

– Специальная подвеска, специальный двигатель?

– Конечно. От простого Мерседеса здесь только салон и электрика.

Мы выехали из города и довольно быстро поднялись на вершину сопки. Вид из усадьбы Ворона был замечательный. Сзади и слева – сопки, справа – амфитеатр города, в котором уже начали загораться огни прямо – залив Тихого Океана. Чугунные ворота открылись автоматически. Колеса зашуршали по каменной дорожке.

Вилла была построена лет сто назад в русском ложно-классическом стиле: бледно-желтая штукатурка, высокие окна, колонны, портики. Прямо перед виллой – огромная цветочная клумба. Чуть в глубине краснела маленькая нелепая кирпичная часовня с огромным золотым куполом, явно построенная совсем недавно и совершенно не вязавшаяся с белыми колоннами и желтыми стенами. Ворон верил в Бога.

Шофер вылез и открыл дверь для Маши. Я вылез сам. Мы вошли внутрь. Лакированный паркет, хрустальные люстры, зеленоватый гобелен со странными зверьками во всю стену, остекленные белые двери, стулья с гнутыми ножками, обитые умеренно пестрой тканью.

Мы прошли в гостиную. Огромная зала. LCD экран размером с треть стены. Вдали – бар с барменом. Пока мы озирались, двери, расположенные напротив тех, через которые вошли мы, распахнулись, и хозяин усадьбы медленной и степенной походкой, чуть прихрамывая и опираясь на трость вошел в гостиную и стал приближаться в нашу сторону.

Он был одет как похоронный агент. Или как итальянский мафиози. Черный пиджак, черная шелковая рубашка с стоячим воротничком, черные брюки, ботинки и носки. На руке у него был перстень с алмазом, но пока он шел к нам, Маша успела прошептать мне, что наш – круче. Как она разглядела это на таком расстоянии я не понял.

Ворон был невысокого роста, на вид около шестидесяти лет, волосы – очень короткие и абсолютно седые. «Раньше они, конечно, были абсолютно черные, – сказал я сам себе. Отсюда и кличка…» Нос с горбинкой выдавал грузинское происхождение. Выражение лица – спокойное и внимательное. Глаза – холодные и тоже спокойные. Весь он излучал какую-то усталую большую силу. Или сознание этой силы.

Ворон подошел к нам, церемонно поцеловал Маше руку, пожал мою, причем его рука оказалась ни мягкой ни твердой, ни холодной, ни горячей, ни мокрой, ни сухой, затем чуть поклонился и сказал:

– Виссарион.

– Я – Иосиф, а это – Маша!

– Очень приятно.

– Нам тоже.

Здесь я немного соврал. Мне было не приятно. Мне было неуютно. Одни (не считая бармена) в огромном зале между искрящимися люстрами и сверкающим паркетом. Даже Маша в своем новом бархатном темно-синем платье от Ямамото («двадцать долларов в местном комиссионном» – «это дешево?» – «это даром!») выглядела скромной. Что уж говорить про мой белый свитер и джинсы.

Я чувствовал себя примерно также, когда Антон благодаря свои невероятным связям, устроил нам приглашение на прием у одного олигарха.

PR Technologies, задействованное Антоном, тоже в какой-то минимальной степени способствовало одному из успешных PR проектов таких характерных для того времени, но роль его была совершенно неадекватна оказанному приему. Антон всегда был очень крут. Уже потом мне пришло в голову, что он отдал нам свое приглашение, так как должен был по срочным делам вылететь в Париж.

Я взял с собой Машу и я чуть не задохнулся. Обстановка была примерно как у Ворона. Может быть, поменьше золота и побольше вкуса. Все-таки олигарх – это не совсем вор в законе. Но люди! Люди впечатляли. Я оказался в русском филиале музея мадам Тюссо. Причем явно более продвинутой версии, потому что восковые фигуры двигались и говорили, как живые.

Вот прошел мимо Черномырдин. Вот Татьяна Дьяченко стоит и выпивает с Березовским. Вот – Волошин. Вот – Бородин беседует с Никитой Михалковым, Юрием Башметом и Жириновским. Мистика.

При этом меня потрясло чувство, что с одной стороны у меня здесь нет ни одного знакомого кроме Маши, с другой – все окружающие были мне хорошо знакомы. Даже слишком.

В рамках этого светского раута я мог вполне запросто обратиться к Михалкову и спросить, почему он так и не захотел становиться президентом России. Мог спросить у Черномырдина, была ли его гениальная фраза экспромтом или нет. Мог сказать что-нибудь Доренко. Хоть что-нибудь. Не он мне, а я ему. Забавно!

Минут десять я ходил совершенно обалдевший от такой картины. Но вскоре выяснилось, что мне для того, чтобы прийти в себя достаточно порции двойного виски. И всю застенчивость как рукой снимает.

Мы поговорили с Бородиным про его выборы («да я что, мне сказали идти – я пошел!»). Потом послушали анекдоты Жванецкого (старые), и я рассказал свой, очень подходящий к обстановке и совершенно неизвестный окружающим – про сотовые телефоны у зверей. [82] Все смеялись.

Затем я пообщался с Жириновским. Он оказался умным и усталым человеком с большими грустными глазами. В жизни бы не подумал…

Затем я набрался наглости (выпив к этому времени не меньше трех двойных) и предложил тост за здоровье Черномырдина, как за отца русской демократии. Кажется, никто не оценил тост, но все радостно и послушно выпили.

Маша шепнула мне, что за один вечер я могу сделать себе фантастическую карьеру и чтобы я не терял время зря. Но я совершенно не мог понять, что и кому из российской элиты я должен предложить сегодня, чтобы меня кто-то из них захотел увидеть завтра? Еще меньше я понимал, нужно ли мне все это и чувствовал, что не очень…

Поэтому я предпочел просто тусоваться. Выяснилось, что люди из телевизора – тоже люди. Не отвратительные, как может показаться из наблюдения за политической жизнью России. В меру умные, в меру образованные. С некоторыми из них можно поговорить и выпить. Но не больше. В том смысле, что не надо иметь с ними дела.