Палаццо Дарио, стр. 56

На его камне должно быть написано «morto a Venezia» 110.

Он считал эти надписи на надгробиях кладбища Сан Микеле особенно ценными.

«Born in Cleveland» 111, а внизу «Died in Venice» 112.

Слова «morto a Venezia» облагораживали любую жизнь и исправляли ошибку с Брауншвейгом и Кливлендом. И с Везермаршем тоже. Так и свершилось.

24

Мария читала на кухне, зажав в пальцах сигарету.

– Вьющееся растение из пяти букв или предлог из двух букв? – спросила Ванда.

– Что, мне больше делать нечего? – ответила Мария.

– Извини, – сказала Ванда. – Я не хотела тебе мешать.

Со времени кончины Радомира Мария стала еще более несносной, чем при нем, подумала Ванда. Ей, видимо, не хватало его капризов, которые в свою очередь регулировали перепады ее собственного настроения. Прошло уже полгода, как его не стало. Его всем не хватало. Без его монологов и бесконечных переодеваний в Палаццо Дарио стало тихо. Микель сразу же после смерти Радомира покинул дворец и перешел на службу к графине Марии Пиа Ферри. А кроме того, из венецианской жизни Ванды ушла одна из важных ее составляющих – Джироламо Морозини. Ему наконец удалось получить разрешение на более ранний уход на пенсию, с получением которой он хотел полностью посвятить себя литературному творчеству, о чем он и сообщил Ванде. Многие годы он отдал научным исследованиям и теперь не мог дождаться возможности целиком окунуться в беллетристику. Он мечтал найти наконец итальянского издателя для своей книги, первого венецианского романа о современности. Говоря об этом, он выпил несколько стаканов мерло.

– Подумать только, ведь эта книга может быть переведена на все языки мира! Только здесь, у себя на родине, это никому не нужно! Кошмар!

В Восточный музей пришел новый директор, который не прибавлял Ванде знаний о Венеции, зато устраивал одну выставку за другой. От этого стало как-то неуютно.

– Вот глупость! – сказала Мария, с шумом выпустив дым, и раздраженно придвинула к Ванде пачку бумаги, которую она читала. – Вот здесь, специально для тебя. Может, тебе и понравится, ведь ты неаполитанка.

Ванда проглотила укол и пододвинула пачку к себе. Это была ксерокопия рукописи.

– Морозини принес. Ты должна прочитать, – сказала Мария, погасила сигарету и начала доставать морские продукты.

– Рыбный суп? – спросила Ванда.

– Рыбный суп, – ответила Мария.

– Бедный Радомир. Он так его любил. Особенно с шафраном.

Она кашлянула, затем придвинулась к столу и начала читать. Мария чистила дары моря.

Прошло несколько часов. Суп стоял остывшим, а Ванда все читала. Иногда она начинала смеяться, и тогда Мария говорила: «Я знала, что тебе понравится». Наконец Ванда положила всю пачку в сумку. Она торопилась. У причала ее ждал Примо. Это была их первая прогулка на лодке после долгой зимы. Ванда, сбежала вниз по ступеням и открыла двери в портик. Издалека она увидела бирюзовую лодку Примо.

– Ну и денек! – сказал Примо, помогая ей сесть в лодку. – Японцы, японцы, японцы.

Ванда устроилась поудобнее. Она прикрыла колени пледом и, вытащив бумажную стопку, улыбнулась Примо.

– Если меня еще хоть раз попросят грести в гондоле с серенадами, я кого-нибудь из них убью, – сказал он.

– Блестящая мысль! – ответила Ванда и разгладила листы бумаги. – Но не забудь утопить и певца.

Они плыли мимо церкви Санта Мария делла Салюте.

– Бессмысленно, – сказал Примо.

– Что? – испуганно спросила Ванда. Она сосредоточенно разбирала перепутавшиеся страницы рукописи.

– Жить в Венеции, – ответил Примо.

– Действительно, – задумчиво ответила она, ища нужную страницу.

Похоже, Морозини близко к сердцу принял критику издателя Мондауди и откровенно изменил стиль последней главы, что слишком резко выбивалось из общей картины: ни тебе «всемирно известного Большого канала», ни «полуночного сияния», ни одной любовной сцены.

Ванда читала, а Примо продолжал жаловаться на японцев, которые носятся по Италии с такой скоростью, что в гондолах сидят уже словно оглушенные.

– Прости, что перебиваю, – сказала Ванда, – но не мог бы ты мне дать дочитать главу?

Сиял первый весенний день, был штиль, небо было синим, как бархатная подушка, и лагуна безмятежно дремала, не желая шевелиться.

25

«Стоял один из тех ясных дней ранней осени иди позднего лета, когда Радомира Радзивилла, последнего владельца Палаццо Дарио, несли в гробу.

Никто точно не знал, был он поляком или скорее всего русским. Радомир Радзивилл. Необычное имя. В Радзивилле было что-то авантюрное. Слишком экзальтированный. Слишком. Одно то, как он сидел в кафе «Флориан», а его все разглядывали… Конечно, Венеции такие люди нужны, но у него все было чересчур. Многие венецианцы считали, что он и дворец купил только для того, чтобы обессмертить себя. Он купил палаццо. Из тщеславия. От самовлюбленности. Но такого ужасного необъяснимого конца он, конечно, не заслужил.

А с другой стороны, так должно было случиться. Он знал, на что шел. Его предупреждал весь город. «Берегитесь!» – говорили ему, указывая на то, что ни один из владельцев Палаццо Дарио не умер своей смертью. Роберт Баулдер – застрелился. Фабио делле Фенестрелле – убит. Мик Суинтон – проломил затылок. Массимо Миниато – его сестра умерла на кукурузном поле. И Вергато – застрелился в спальне дворца. Все они не верили в проклятие.

Разумеется, Радомир Радзивилл тоже боялся. Домоправительница Мария однажды рассказала ему, что слышала голоса и шаги несколько ночей подряд. Она даже видела, как черный молодой человек прошел в спальню Радомира. Сквозь стену! И так же вышел обратно. Она чуть с ума не сошла. Потом Радомир Радзивилл пригласил приехать из Неаполя свою племянницу, Ванду. Южане славятся умением изгонять злых духов. У племянницы были рыжие волосы. Многие говорили, что у нее есть второе лицо.

Сначала погиб телевизионный мастер. Интересно отметить, что его скорее всего прикончил сам Радомир, у которого была известная мужская склонность. Поэтому он и полез за телевизионщиком, довольно симпатичным молодым парнем, на крышу. Тот пытался отбиться от него, кричал, вырывался, но никто ему не помог: ни Мария – домоправительница, ни камердинер Микель. Несчастный парень пытался спастись и сорвался с крыши.

А архитектор, который продал Палаццо Дарио Радомиру, сошел с ума. И маги ничего не могли поделать с Ка Дарио. Маг Александр ходил туда-сюда! И что же? Его арестовали в мужском туалете. И мадам Лидия, уж на что магиня – не справилась.

Проклятие Палаццо Дарио касалось не только его владельцев, но и его обитателей. Эта Мария была довольно странной персоной. А после смерти Радомира совсем распустилась и стала очень агрессивной. Однажды чуть было не избила японскую туристку за то, что та не уступила ей место в вапоретто. Потом она стала все чаще кормить голубей. Когда же это запретили, а ее оштрафовали, она совсем помешалась. В последний раз ее видели недалеко от Понте делла Паэлья, она сидела под аркой Дворца дожей и гадала туристам по руке.

Камердинер Микель после смерти Радомира тоже окончательно утратил остатки своего и без того слабого рассудка. Собственно говоря, он тоже мог быть виновен в смерти своего хозяина, пригласив для изгнания духов своих темнокожих братьев. Венецианский мавр виновен. Они жили во дворце, набиваясь в его комнату под крышей. Кто же не испугается? Повсюду одни черные лица. В темноте их вообще не видно. Только глаза, ох уж эти глаза!