Элементарный психоанализ, стр. 10

Что же удерживает большинство от порочного примера? Многие считают, что законы, но это не так. Фрейд отвечает на этот вопрос. В стремлении к реализации своих неуемных желаний каждый человек сталкивается с одним «маленьким» затруднением: глубоко в подсознании, интуитивно, он скорее чувствует, чем знает, что каждый другой имеет точно такие же или подобные желания и хотел бы обращаться с ним столь же «нелюбезно». И как бы силен он ни был, всегда найдется кто-то более сильный и столь же властно побуждаемый к действию. С точки зрения психоанализа, именно это еще задолго до появления законов как юридических актов, которые всегда вторичны, привело нас к негласному общественному договору: «Я не буду делать по отношению к тебе того-то и того-то, но при условии, что и ты будешь поступать так же». Прообраз этого никем не подписанного договора мы находим уже в животных сообществах. А в человеческом сообществе из этого же общественного договора рождается культура, а затем и совестливость, при этом последняя — понятие культуральное, приобретаемое, в основе которого лежат — вначале родительские, исходно — апеллирующие преимущественно к генитальной сфере, запреты («нельзя», «некрасиво», «некультурно», «стыдно»). А затем, в процессе индивидуализации, эти запреты последовательно трансформируются в структуру совести, проявления которой всегда глубоко индивидуальны, а источник один — страх осуждения социумом. И таким образом, понятие культуры в психоанализе приобретает качественно иное содержание: культура — это то, что налагает запреты.

Что-то очень знакомое

Попробуем еще раз суммировать все сказанное и поискать аналоги этих идей за пределами психоанализа. Не возникает ли у читателя ощущение, что все это уж очень знакомо, что где-то мы уже слышали это, хотя и в несколько по-иному сформулированном виде?

Форма подачи материала играет огромную роль как в его индивидуальном восприятии, так и, особенно, в его публичной рецепции. В науке, да и в обыденной жизни, предлагая новую достаточно острую идею, нередко прибегают к испытанному способу избежать встречи ее в штыки — подают тупым концом. Фрейд, в отличие от многих других — и предшественников и последователей, очень редко следовал этому правилу. Естественно, это не облегчало его жизнь: одни, как уже отмечалось, переставали здороваться, другие сочувственно рекомендовали ему самому пройти обследование у психиатра, один за другим уходили самые талантливые ученики, однако не отрекаясь от идей мэтра, а лишь находя для них более общественно приемлемые и индивидуально трансформированные формы изложения. Но Фрейд продолжал настаивать на своем.

Я позволю себе утверждать, что многие из открытий Фрейда, в том числе постулированная им неискоренимая агрессивность человека, лживость, антагонизм по отношению к родителям, склонность к посягательству на чужую собственность, жажда сексуальных удовольствий и т. д., которые вызвали столь бурное неприятие научным и культурным сообществом, были хорошо известны уже на протяжении почти двух тысяч лет и принимались самым смиренным и восторженным образом. Думаю, проницательный читатель уже догадался, что речь идет о Десяти заповедях, часть из которых я приведу ниже, снабдив их (в скобках) некоторыми заимствованными из современных религиозных изданий комментариями:

Почитай отца твоего и матерь твою... (т. е. не проявляй антагонизма и непозволительных мыслей в отношении родителей).

Не убивай (сдерживай свою агрессивность).

Не прелюбодействуй (не поддавайся плотскому соблазну).

Не кради (преодолевай стремление к присвоению чужого).

Не лжесвидетельствуй (старайся не лгать).

Не желай дома ближнего твоего, и не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его и т. д. (как в прямом смысле, так и в смысле — не будь завистливым).

Итак, Бог, а кто же знает нас лучше Творца, предупреждает нас, конечно, не случайно, и не против каких-то отвлеченных вещей, а именно против тех пороков, которые скрыты в самой нашей природе, заложены в самой сущности человека, которые были и остаются нашими неизменными характеристиками.

Но это еще не все. Что же Бог предлагает нам в качестве нравственного идеала, к которому человек должен стремиться, а следовательно, исходно не обладает?

Обратимся еще раз к Библии, к Нагорной проведи, и я еще раз использую некоторые современные комментарии:

Блаженны нищие духом (признающие свою греховность).

Блаженны плачущие (т. е. скорбящие или раскаивающиеся в своих поступках или греховных помыслах).

Блаженны кроткие (смиренно переносящие обиды и не держащие зла на других).

Блаженны алчущие и жаждущие правды (усердно стремящиеся к праведной жизни).

Блаженны милостивые (всегда готовые прийти на помощь другому).

Блаженны миротворцы (избегающие ссор сами и примиряющие других).

Блаженны изгнанные за правду (принявшие муки, преследуя скорее общественные, нежели личные интересы).

Итак, независимо оттого, считать ли Библию Божественным откровением или сводом накопленной человечеством за тысячелетия мудрости, можно констатировать в дополнение к вытекающему из Десяти заповедей, что человек по своей природе вовсе не склонен особенно скорбеть и раскаиваться в своих поступках, признавать свою греховность и стремиться к праведной жизни, приходить на помощь и избегать ссор, обрекать себя на муки без лишней (или личной) необходимости. Таким образом, мы становимся людьми в высоком смысле этого слова не столько благодаря, сколько вопреки нашей природе, преодолевая ее. И это, как мне представляется, возвышает Человека гораздо больше, чем паранаучный тезис о его «природной моральности».

Завершая этот краткий раздел, я хотел сказать, что вовсе не преследовал цель доказать, что первым «фрейдистом» был Господь Бог, так же как здесь нет попытки обвинения Фрейда в плагиате. Я лишь попытался провести некоторые внеисто-рические параллели и еще раз на конкретных примерах продемонстрировать, что шокирующие откровения Фрейда, истинность которых все еще нередко становится предметом то заинтересованной, то малопродуктивной дискуссии, действительно базируются на объективных характеристиках парадоксальности человеческой культуры и человеческого сознания. Во всяком случае, как убеждает нас клинический и обыденный опыт, — они справедливы для нашей эпохи. Что сулит нам будущее — пока неизвестно, но,.оставаясь оптимистом, я не могу в этой связи удержаться, чтобы не процитировать одно из наиболее известных изречений Фрейда: «Голос разума негромок, но он заставляет себя слушать. Царство разума далеко. Но не недосягаемо далеко».

Представления о психодинамике

В 1900 г. (точнее, в ноябре 1899) выходит одна из основных работ Фрейда «Толкование сновидений» (в 1913 г. некоторые главы были переведены на русский язык и изданы в России). В этот же период для объяснения психических феноменов Фрейд вводит представление о психодинамике. Для ученого, который считал себя последователем и учеником Г. Гельмгольца (1821-1894) и Ч. Дарвина (1809-1882), а следовательно — эволюционистом, этот шаг (к психодинамике — несколько упрощая: к представлениям о психике как эпифеномене, мало связанном с какими бы то ни было физиологическими процессами) был не так прост, но именно этот шаг заложил основы целого направления в медицине, психологии и психотерапии.

Как любой ученый, кардинально меняющий свое мировоззрение, Фрейд, бесспорно, испытывал определенные колебания и, вероятно, поэтому написал в этот период: «У меня нет никакой склонности считать, что область психического как бы плавает в воздухе, не имея какого-либо органического основания. Но кроме этого убеждения у меня нет никаких ни теоретических, ни терапевтических знаний (подтверждающих связь органических процессов и психики — М. Р.), так что мне приходится вести себя так, как если бы передо мной было только психическое».