Птичка тари, стр. 27

Мать написала мистеру (не миссис) Тобайас и сообщила, что нашла уборщицу по имени Дороти Купер, которая будет приходить раз в неделю, и не пришлет ли он денег, чтобы она могла ей платить.

За неделю до Пасхи мать устроила в Шроуве генеральную весеннюю уборку, в то время как Лиза сидела в библиотеке и читала «Джейн Эйр». То есть в основном она была занята чтением, но заодно она вынесла из библиотеки стремянку и перенесла ее в маленькую столовую.

В маленькой столовой на окнах висели длинные тяжелые шторы из аспидно-серого бархата. Даже если потянуть за шнуры, с помощью которых шторы раздвигались, все равно шторы прикрывали около двух футов серо-белой стены по обе стороны от окна. Лиза прислонила стремянку к стене справа от правого окна. Шторы прикрыли ее, стремянки не было видно.

К счастью, Лиза не воспользовалась стремянкой, чтобы достать ключ и открыть дверь, потому что, закончив убирать наверху, мать вошла в маленькую столовую, встала на стул, а с него забралась на горку и дотянулась до ключа, лежавшего на верху рамы. Лиза вылезла из библиотеки и наблюдала за ней, стоя в дверях маленькой столовой. Мать отперла дверь и вошла в таинственную комнату, таща за собой пылесос.

Ив провела там полчаса. Лиза оставила приоткрытой дверь из библиотеки в маленькую столовую, чтобы следить за матерью. Услышав вой пылесоса из маленькой столовой, она подошла к двери и сказала, что хочет есть, — нельзя ли им пойти домой и пообедать?

Ключ торчал в замке двери, ведшей в таинственную комнату. Он был там, где ему полагалось быть, потому что ожидался приезд мистера и миссис Тобайас и их друзей. Лиза с матерью перекусили в кухне Шроува, и Лиза все время надеялась, что, после того как они уйдут, ключ останется в замке.

Но этого не произошло. Мать, вероятно, прошла туда и положила ключ обратно, на раму картины, до того, как Лиза успела подняться наверх. Лиза почти не видела мистера и миссис Тобайас и их друзей, только «мерседес» проезжал мимо сторожки раз-другой, а следом за ним другая машина, и однажды она увидела мельком Клер и высокую старуху в твидовой юбке с клюшками для гольфа на лужайке около Шроува. Неужели это Кэролайн? Неужели это и есть та самая Кэролайн с пышными белыми плечами и в платье под цвет губной помады? Но однажды вечером, после того как она легла спать, Лиза услышала, как кто-то вошел в их переднюю дверь. До нее донеслось тихое бормотанье — мать разговаривала с каким-то мужчиной.

Она была почти, хоть и не совсем уверена, что другой голос принадлежит мистеру Тобайасу. Они находились внизу, в гостиной, о чем-то разговаривали, и Лиза вылезла из кровати, чтобы подслушать с верхней лестничной площадки. Но мать, должно быть, услышала ее, потому что вышла из гостиной и крикнула Лизе, чтобы та немедленно возвращалась в постель.

Бормотанье продолжалось долго, потом Лиза услышала, как закрылась передняя дверь и мать поднялась в свою спальню. Если бы мать плакала, это не удивило бы Лизу, но вместо этого мать громко разговаривала сама с собой. Это было странно и немножко страшно.

— Все кончено, — говорила мать. — Запомни раз и навсегда, что все кончено. Придется начинать все заново. Назавтра к новым берегам и к свежей зелени лесов.

Означало ли это, что они уезжают?

— Назавтра к новым берегам и к свежей зелени лесов, — пробормотала мать и закрыла дверь спальни.

— Нет, конечно же никуда не уезжаем, — сказала мать утром, — Как тебе это в голову взбрело? Уезжают мистер и миссис Тобайас, а когда еще приедут — бог весть.

Лиза увидела, как по дорожке от Шроув-хауса проехали машины, за рулем «мерседеса» сидел мистер Тобайас, рядом с ним миссис Тобайас, а позади Клер. Через минуту проехала вторая машина, за рулем сидел мужчина, рядом с ним Кэролайн Элисон. Машина остановилась у сторожки, и мужчина просигналил. Лиза не поняла, что это означает, но мать поняла. Она пришла в ярость:

— Не стану выходить туда. Меня не вызывают подобным образом. — Ив так и кипела. — Подумаешь, принцы крови — в трактир заехали.

Но она вышла и поговорила с леди Элисон.

Это позволило Лизе как следует рассмотреть мать мистера Тобайаса, которая даже вылезла из машины. Она была такой высокой, что Ив рядом с ней выглядела ребенком. Та же рядом с матерью выглядела великаншей, и великаншей уродливой. Лиза подумала, что ее руки напоминают когти ястреба, вонзившиеся в плоть несчастного маленького зверька.

Мать вернулась в дом, на лице ее застыла страшная гримаса ярости и негодования, но сидевшие в машине не видели этого, потому что она стояла к ним спиной. Едва машины скрылись из вида, как они с матерью пошли в Шроув-хаус, где царил настоящий разгром. Несомненно, миссис Тобайас думала, что убирать предстоит Дороти Купер. Пока шла уборка, Лиза обнаружила, что дверь таинственной комнаты заперта, а ключ, как она поняла, вернулся на раму картины.

Наступил май, но погода стояла холодная, хотя было очень красиво, как неустанно повторяла мать. Деревья и кустарники покрылись свежими остроконечными листочками, а на ракитнике распустились кремовые и красные цветы со сладким запахом, над которыми жужжали пчелы. Прошлой осенью мистер Фрост посадил сотни желтофиолей. Они, как складки разноцветного бархата, красные, янтарные, золотые и каштаново-коричневые, покрывали всю землю, зеленой траве было не пробиться. Лиза сорвала веронику для своей коллекции полевых цветов, и мать сказала, что она может сорвать один, но только один, первоцвет.

Они обедали дома. День посвящен был латыни, арифметике и географии. Лиза билась над делением сложных чисел, когда раздался звонок в дверь. Так как звонком почти никогда не пользовались, всякий раз, как он раздавался, это было неожиданностью.

— Вероятно, мистеру Фросту что-то нужно, — сказала мать, хотя мистер Фрост никогда ни о чем не просил.

Ив открыла дверь. На пороге стоял мужчина. Его машина, которая была оранжевого цвета, как мандарин, и выглядела так, будто была сделана из раскрашенного картона, стояла около их ворот. Это был совсем молодой человек с вьющимися темно-каштановыми волосами, такими длинными, что они доставали до плеч, и очень большими голубыми глазами с длинными, как у девушки, ресницами. Такими же, как у нее или у матери. По его небольшому прямому носу были рассыпаны маленькие коричневые пятнышки, которые, как объяснила позднее мать, назывались веснушками. У него были красные губы и мелкие очень белые зубы. Он был одет в синие джинсы и хлопчатобумажную куртку поверх клетчатой рубашки, а на груди висело на цепочке золотое украшение. Лиза с восхищением уставилась на его серьги, два золотых кольца, оба в одном ухе. В руках он держал ковровую сумку. Похоже, будто ее сделали из персидского ковра Шроув-хауса.

— Привет, — сказал он. — Вот уж действительно на край света забрались, верно? Удивительно, что я разыскал вас. Позвольте представиться. Меня зовут Бруно Драммонд.

Лиза сказала, что она, как Шехерезада, каждую ночь рассказывает своему мужчине истории. Только Шон не станет отрубать ей утром голову, ведь да, если однажды ночью она так утомится, что не сумеет собраться с мыслями?

— Да кто такая эта твоя Шехерезада? — спросил Шон, но Лиза слишком устала, чтобы пускаться в объяснения.

Они оба вымотались, собирая «оранжевый пепин». Урожай в этом году был, как никогда, обильным. Они приступали к уборке с первыми лучами солнца и работали до заката. Мистер Веннер сказал, что ему придется нанять дополнительных рабочих, чтобы справиться с урожаем, и они хотели воспрепятствовать этому: ведь для них лучше было бы, чтобы все деньги достались им, но все их усилия оказались напрасны. На третье утро прибыла подмога — группа женщин, домохозяек из ближайшей деревни.

Шон хотел услышать, что там дальше было с Бруно, но Лиза слишком уставала, чтобы рассказывать, слишком уставала, чтобы смотреть маленький цветной телевизор, который она наконец купила за сто фунтов, добавив немного денег, заработанных на яблоках, слишком уставала для всего, кроме занятий любовью, да и на это у них хватало сил только потому, что занимались они любовью в постели и потом они сразу засыпали.