Через тернии к свету (СИ), стр. 99
— Я не собираюсь вам мешать, Вероника, — успокоил ее мужчина, — Я просто хочу увидеть внука.
— Внука? — испуганно спросила Вероника, — Какого внука?
— Вы писали, что у вас родился мальчик.
— Родион Васильевич, я вас очень понимаю, но и вы меня поймите. У меня муж, дочь и скоро будет еще один ребенок. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моих прошлых ошибках. Так что — забудьте.
— Что вы сделали с моим внуком? — упавшим голосом спросил Родион Васильевич.
— Его не было, — прошептала Вероника сквозь слезы, — Я соврала.
Наступила тишина, прерываемая лишь отдаленными звуками с улицы. Мужчина не мог найти, что сказать ей, женщине, ради которой он проехал полстраны. Ради той, которая нагло врала, испытывая его и без того хрупкое самообладание.
Плечи его поникли, и Веронике даже показалось, что он стал ниже ростом, и морщин на лице прибавилось прямо на глазах. На секунду ее охватило раскаяние. Боль, давно забытая и похороненная на миг отозвалась в сердце глухим надтреснувшим колоколом. Она ведь любила когда-то смелого и бесшабашного голубоглазого Колю…
— Погодите, — сказала Вероника вслед повернувшемуся, чтобы уйти Родиону Васильевичу, — Вы должны понять: у меня муж, дети. Я не могла позволить этому ребенку испортить себе жизнь. Он ведь всего лишь ошибка молодости. Глупая, нелепая ошибка, которой не должно было быть.
Мужчина вдруг пошатнулся и схватился дрожащей рукой за перила лестницы. Несколько секунд он молчал, постигая смысл сказанного, думая о чем-то своем, наболевшем. Мог ли он понять ее — он, отец, похоронивший двоих сыновей. Признать, что его внук был всего лишь нелепой ошибкой, насмешкой судьбы?
— Простите, Вероника, но я вряд ли смогу вас понять…
7
«И что им всем эти бабы сдались», — подумал Виктор, снимая медицинский халат, — «все беды от них. Особенно от тех, что постарше».
В жизни Виктора было всего две женщины, по-настоящему затронувшие душу, разворотившие ее, словно груду ненужного хлама, и напоследок отвесившие смачный плевок.
Впрочем, к Тае это не относится. Он ведь сам сделал этот выбор. Сам отпустил ее и не захотел идти следом. Там, куда ушла она, для него не было места…
Виктор очень любил свою первую жену Наташу. Стройную, симпатичную, покладистую. Как оказалось, именно эта покладистость и мягкотелость разрушила их идеальный с виду брак. В том, что Наташа любила его, Виктор почти не сомневался. Но все пошло наперекосяк благодаря Наташиной матери.
Говоря откровенно, Виктор догадывался, что теща благословила их скоропостижный брак из корысти. Еще бы — врач, молодой, перспективный. Такой союз сулил деньги и положение в обществе.
И квартира имелась, и дача.
Позже оказалось, что Витя не способен выбиваться из сил и унижаться, дабы пробиться куда повыше и найти местечко потеплее. Как был, так и остался врачом «скорой помощи».
И квартира была родительская. Жили в маленькой комнатушке, за стенкой — мать.
А дача — шесть соток голой земли в тридцати километрах от города.
В общем, мужем Виктор оказался простым, обычным. Тут то и началась политика Наташиной матери по спроваживанию зятя подобру-поздорову.
Только Витя за порог, так и лилась ручьем в Наташины уши песня про то, что при внешности такой, да уме, да таланте и характере можно устроиться куда выгоднее. А она, дура сопливая, цены себе не знает.
Как сынишка родился, теща малость попритихла. А потом за старое взялась, да еще пуще прежнего. Пошли скандалы по пустякам, упреки, обиды, требования.
Виктор долго держался из последних сил — ради сына. Мальчика своего он любил безумно. Да и жену — ту, прежнюю, скромную, тихую, любящую…
Не вышло у них, не сложилось. Не сумели выстоять, любовь угробили.
Только сынишку было жалко.
Наташа с мальчиком перебрались к матери. А Виктор через день приходил забирать его из садика. По дороге гуляли, заходили в кафе, ели мороженое. Сынишка часто спрашивал:
— Ты останешься, папка?
— Сегодня нет, потом, — давал пустые обещания Виктор, с горечью понимая, что счастливой семьи уже не будет никогда.
Наташа умоляла его не ходить. Забыть, что они есть на белом свете. Искать другую женщину, родить другого сына, любить их, а ее оставить в покое.
Но как он мог, если эти детские глазенки, карие, как у матери, смотрели на него с таким восторгом и обожанием! Как он мог вычеркнуть из жизни этого малыша ради другого, которого даже нет, и неизвестно, будет ли…
На Первое сентября, когда сынишка пошел в первый класс, Виктор явился на линейку с огромным тортом и детским конструктором в подарок. Наташа пришла не одна, а с каким-то хахалем довольно солидного вида. Виктор поздравил сына, вручил подарки и ушел.
Повернув за угол, он неожиданно остановился и осторожно выглянул из-за стены школы: Наташа с мужчиной садились в роскошную «Волгу». Стало быть, деньги у этого типа водятся немалые. Как раз то, что Наташиной матери и надо…
Виктор не помнил уже, что он ощутил в тот момент. Наверное, боль и тоску оттого, что рухнула последняя призрачная надежда, что бывшая жена одумается и решится заново разжечь их маленький семейный очаг. Он еще долго приходил в себя, прежде чем осознал, что следует начинать новую жизнь без оглядки на старую. Осознать осознал, а вот сделать…
Судьба постепенно расставила все по своим местам. Когда сын пошел во второй класс, Виктор узнал, что Наташа ожидает ребенка от нового мужа.
В этом городе его больше ничего не держало…
И вот спустя восемь лет он снова вернулся сюда. С новым штампом о разводе в паспорте и с новой трещиной в сердце…
Сына удалось увидеть лишь издалека, на последней школьной линейке, стоя в тени широких дубов и массивных кленов. На большее Виктор рассчитывать не мог.
Наташа рассказала ему, что их мальчик теперь называет отцом отчима, а своего родного уже и не помнит. Не стоит травмировать юношескую психику, тем более что в нем, Викторе, никто не нуждается.
Эти слова ударили по лицу больнее хлыста, разрывая не плоть, а душу. Во всем белом свете — один. И ни верить кому-нибудь, ни любить — ни на что уже не хватало сил.
8
Олег сидел на своем излюбленном месте у окна и наблюдал, как ветер на улице метет последние, скрюченные от сырости и холода, листья. Он с нетерпением ждал вечера, когда можно будет смотреть на звезды, однако пока еще был день. Уроки кончились, а домашнее задание делать не хотелось. Пойти на улицу было бы куда интересней, однако Галина Демьяновна панически боялась минусовой температуры, поэтому воспитанникам приходилось сидеть в четырех стенах.
Олег увидел, как по двору идут двое: мужчина и женщина. Мужчина заботливо поддерживал спутницу под локоть. Она же осторожно ступала, опасаясь, как бы не упасть. Олег вспомнил, что как-то видел этого мужика за забором детского дома. Он стоял и наблюдал, как детвора бегает друг за дружкой и кидается прелыми листьями. Странный мужик.
А вот женщину Олежка видел впервые. Иначе бы запомнил. Пальтишко у нее куда красивее, чем носят обычные работницы детского дома. Должно быть, какая-то важная шишка, из проверяющих. Или журналистка.
Мужчина и женщина поспешно скрылись на крыльце здания, и Олег благополучно о них забыл. Подумаешь, велика важность: люди пришли. Они на то и люди, чтобы ходить по своим делам.
Минут пятнадцать спустя женщина вышла, но уже одна. Она не спеша прошла по двору по направлению к выходу, как вдруг остановилась, обернулась и посмотрела на окна детского дома. На секунду Олежке показалось, что она смотрит ему прямо в глаза. Неожиданно она подняла вверх ладонь и слабо качнула пальцами, будто решилась помахать ему, но в последний момент передумала. Странное чувство овладело мальчиком. Ему показалось, что эта женщина прощалась с кем-то. Быть может с ним?
Но с чего бы это вдруг? Он ни разу ее прежде не видел, как и она его. Скорее всего, она махнула ему потому, что Олег был единственным, кто маячил у окна. Но все равно чувство было странное. Будто достали нож и вырезали кусочек живого сердца из худенькой детской груди…