Через тернии к свету (СИ), стр. 43
— Татьяна все понимала, — продолжила Олэна, — И себя стыдилась. В речку сиганула из любви к Маричке. Выросла та, невестой стала. А женихи их дом обходили, боялись, что у той сестра юродивая. Вот она и решилась.
Лисогуб ее из речки вытянул. Сначала думал, померла. Оказалось, что прикидывалась мертвой. Тогда они с Дариной и отвезли ее в монастырь, а всему селу объявили, что в степи схоронили.
— Ну, это ясное дело, — сказал Микола, — А Иван тут причем?
— Нехороший он человек, Иван, — прошептала Дарина, — Когда сестра Лисогубова хату продавала, денег у него не хватало. Я ему дала. Только попросила Андрийка к себе взять. У них с Оксаной все равно детей нет. А сестра Лисогуба, Галина, злая баба, своих детей изводила, а этого и подавно съест.
Иван пообещал. Но слово свое не сдержал. Через месяц деньги вернул, а за хлопчину и слушать не стал. Я, глупая, рассказала все Татьяне. Думала, не поймет. А она вон что удумала.
Хату свою знала — и печь заливала, и крышу ломала. Маричкой наряжалась. Я сначала не ведала ничего, а потом мне сестра из монастыря пожаловалась, что пропадает где-то по ночам Татьяна. Я и догадалась. Даже помогать стала, верила, что Иван испугается, и сына Маричкиного к себе возьмет. Дура старая…
— Вот тебе и дела, — задумчиво протянул Голова и беспомощно посмотрел на Миколу, — Что делать теперь, а?
Микола вздохнул, глядя на рыдающую дьячиху. И жалко ему стало — ох, как жалко. И загубленную красу, и искалеченную в постылом браке долю. И очи эти соловьиные, что никогда не посмотрят на него ласково, уста сладкие, что никогда к его усам не потянутся.
— Что делать — тебе решать. Кого казнить, кого миловать. Что людям говорить, о чем молчать. Только дивчину по-людски похоронить надобно. Негоже ей, как неприкаянной, в бурьянах лежать…
Много лет тому назад возвращался один славный казак на Сечь. Много верст одолел на лихом скакуне. Всю Украину пересек — от Сяка до Дона. Проскакал Яблунивку, проскакал соседнюю Маланивку. Покидал родные земли не один — рядом кобылка гнедая трусила с хлопчиной, что с непривычки цеплялся за косматую гриву, теряя поводья.
Остановились на опушке леса. Спешились. Казак закурил дивную расписную люльку и потрепал хлопчину по невыбритой макушке.
— Ну что, Андрий, прощайся с родной землей. Теперь тебе одна дорога — на Сечь.
— Так, батьку Микола, — ответил хлопча, опустился на колени и поцеловал душистый, аж горячий под полуденным солнцем чернозем.
«Добрый казак будет тот, — подумал Микола, — кто землю свою почитает больше своих колен»
— А ты научишь меня шаблею махать?
— Авжеж, [12] Андрийко… Невтопный.
— А люльку курить?
Казак рассмеялся от всей души. Затряслись могучие плечи, на ресницах блеснули смешливые слезы. Но тут же посерьезнел, вынул трубку изо рта и важно ткнул в нее пальцем.
— Как станешь славным казаком, ось цю люльку тебе и подарю.
— Стану, батько Микола, авжеж стану, — расцвел в щербатой улыбке Андрий.
— Дед, а дед? — спросила неугомонная внучка, едва старый казак замолчал, — Одно не понятно: взаправду Лисогубова семья была проклята? Неужто какая ведьма?
— Ведьма?! — испуганно подхватила детвора и возбужденно зашушукалась, — Настоящая ведьма?
— Настоящая, — грустно ответил Андрий, глубокомысленно пыхая люлькой, — долей ее зовут. Такая вот у них доля…
Оглавление
Сугробы Достоевского
1
На удивление солнечный и морозный декабрьский денек. Утро накропало на стекле причудливые узоры, не успевшие растаять до полудня, и я в который раз похвалил себя за старомодную любовь к традиционным деревянным рамам. Красиво…
Я сбросил ноги со стола и крутанулся в кресле. Что у нас сегодня? 25 декабря. Шесть дней до нового года. Точнее, уже пять с половиной. Но это неважно.
Самое главное сейчас — хорошо отдохнуть, выспаться, набраться сил как следует, чтобы второго января, когда заказчики попрут косяками (если верить моей собственной статистике), не было мучительно обидно за недопитые бутылки русской с перцем.
Для очистки совести заглянул в календарь — пусто. До самого тридцать первого декабря. И как назло — именно на этот перспективный вечер назначено последнее в этом году дело. Отказаться бы и отметить праздник по-человечески, в сауне, с водкой, с бабами, но так ведь нельзя. В канун Нового года отказать, или профилонить ну никак, иначе весь следующий год будешь должен. Глупое суеверие, но, пожалуй, единственное, в которое стоит верить. Не раз убеждался на собственной шкуре.
Самое обидное, что дело — скучнее некуда. Некой дамочке постбальзаковского возраста, улетающей с новым мужем отмечать Новый год на Мальдивы, за каким-то чертом понадобилось знать, где, как и с кем встретит праздник ее старый любовник. Маразм да и только! Может, послать Сеню, чтоб «начистил фейсу» казанове, — глядишь, и ревновать мадам сможет разве что к пластиковой Снегурочке под елкой? Идея заманчивая, стоит подумать…
На блестящей полированной поверхности стола подпрыгнул мобильный и завертелся угрем. В этот же момент лэптоп озарился северным сиянием, затрещал, запиликал коммутатор.
— Никитка, с наступающим тебя, — сладким голосом пропел секретарь Мишка, — там сурьезные пиплы на связи. В воздухе пахнет денежкой.
— А когда у меня не пахло? — я живо представил себе субтильного паренька — вечного подростка в пиджаке с галстуком и юбке-шотландке, под которой, как я догадывался, не было абсолютно ничего. Кокетливый взгляд, блестящие губы, крокодилья улыбка и железная хватка. Когда профсоюз секс-меньшинств навязал мне этого субъекта, угрожая колоссальными штрафами, я готов был повеситься на люстре. Но оказалось ничего. Клиенты находили в этом свой колорит. А я просто привык.
— Мобильный я тебе переведу, — быстро сориентировался я и открыл крышку лэптопа.
— Приветствуем вас, господин Ковальцев.
На экране поплыло довольно упитанное лицо уже немолодого человека. Он долго и нудно бубнил какую-то чушь о праздниках, расстилался в извинениях за причиненные неудобства, а под конец пригласил приехать по одному уж очень известному адресу.
Сосновый бор, поселок Шишкино, дом один. Собственно, в этом поселке и был всего лишь один дом. Точнее, дворец. И Мишка немного ошибся — деньгами там не пахло. Деньги там висели на сучьях вместо сосновых иголок.
Неплохое начало дня…
2
Тимофеев Кириллл Петрович, почтенный седовласый господин с тяжелым немигающим взглядом, олигарх в первом и последнем своем поколении, дожидался меня на заснеженной аллее. Казалось бы, с одной стороны, неприлично не пускать человека в дом, однако, взглянув на деревья, покрытые тонкой корочкой расписного льда, переливающиеся всеми цветами радуги, я на мгновение застыл как вкопанный.
— У вас потрясающий сад, — сказал я вместо приветствия.
— Да, мои гаврики потрудились на славу, — добродушно хрюкнул Кирилл Петрович и протянул мне широкую волосатую руку. Я несколько смущенно пожал.
Не каждый день в мои клиенты набиваются олигархи вроде Тимофеева.
А он не такой уж сильный, как казалось на первый взгляд. Рукопожатие было вялым.
— Гадаете, зачем я вас звал? — глядя куда-то в сторону, спросил Кирилл Петрович.
«Ясное дело, старый пень», — подумал я.
— Я весь внимание, Кирилл Петрович.
— Это очень долгая история, уважаемый Никита Ильич.
— Прошу вас, просто Никита, — поморщился я.
— Как изволите, — усмехнулся Тимофеев.
«Изво… че?»
— Ответьте мне, молодой человек, есть ли у вас в жизни какая-либо страсть?