Зажги меня, стр. 2

– Ты уходишь. – Джеймс начинает икать.

– Ну перестань, – вздыхаю я. – Ты и раньше знал об этом, помнишь? Помнишь, мы тогда еще долго разговаривали об этом?

– И тебя там убьют. – И снова икота.

Я удивленно приподнимаю брови:

– Я и не знал, что ты умеешь смотреть в будущее.

– Адди…

– Эй…

– Но я тебя ни при ком же не называю так, – возражает Джеймс, прежде чем я успеваю как-то отреагировать. – Я не знаю, почему ты так бесишься. Ты говорил, что тебе нравится, когда мамочка тебя так называла. А почему теперь мне нельзя?

Я снова вздыхаю, поднимаюсь на ноги, одновременно ероша ему волосы. Джеймс издает какой-то сдавленный звук и отдергивает голову.

– Что такое? – спрашиваю я. Подтягиваю штаны, чтобы пристегнуть еще одну кобуру с полуавтоматическим оружием под них. – Я уже давно солдат. И ты всегда знал, насколько это рискованно. Что же теперь такое произошло с тобой?

Джемс так долго молчит, что это не может оставаться незамеченным. Я поднимаю на него взгляд.

– Я хочу пойти с тобой, – говорит он, утирая нос дрожащей рукой. – Я тоже хочу сражаться.

Я каменею.

– Разговор окончен.

– Но Кенджи говорил…

– Мне сто раз плевать на то, что тебе говорил Кенджи! Ты всего-навсего десятилетний ребенок. И ты не будешь сражаться ни в какой войне. Я не пущу тебя ни на одно поле боя. Это понятно?

Джеймс молча смотрит на меня.

– Я спрашиваю: это понятно? – Я подхожу к нему и хватаю его за обе руки.

Он чуть вздрагивает и шепчет:

– Да.

– И не просто «да».

– Да, сэр. – Теперь он смотрит себе под ноги.

Я тяжело дышу, моя грудь взволнованно поднимается и опускается.

– Никогда больше, – уже тише говорю я, – мы с тобой не будем разговаривать на данную тему. Никогда.

– Хорошо, Адди.

Я только нервно сглатываю.

– Прости, Адди.

– Обувайся. – Я смотрю на стену. – Нам пора завтракать.

Глава 2

– Привет.

Возле моего стола стоит Джульетта и смотрит на меня так, будто сейчас она сильно нервничает. Как будто раньше ничего подобного не происходило.

– Привет, – отвечаю я.

Даже только при виде ее лица у меня начинает болеть в груди, но правда заключается в том, что я и сам не понимаю, что сейчас на самом деле происходит между нами. Я обещал ей, что постараюсь найти выход из сложившегося положения. Я тренируюсь как черт, но после вчерашнего вечера лгать больше не могу и скажу честно: все это начинает понемногу бесить меня. Дотрагиваться до нее оказалось действительно весьма опасно. Причем даже более опасно, чем я мог предположить.

Она могла вообще убить Кенджи. Впрочем, я не уверен, что этого не произошло.

И все равно, даже после всего случившегося, я хочу иметь будущее с ней. Я хочу быть уверенным в том, что в один прекрасный день мы сможем обосноваться с ней где-нибудь в уютном безопасном уголке и жить там мирно и спокойно всю оставшуюся жизнь. Я никак не могу забыть эту свою мечту. И я не сдаюсь, потому что мы должны быть вместе.

Я киваю на пустое место:

– Ты не хочешь присесть?

Она повинуется.

Мы некоторое время сидим в тишине, она ковыряет вилкой в своей тарелке, а я – в своей. Обычно каждое утро мы едим одно и то же: ложку риса, овощной бульон и кусок черствого хлеба. По праздникам нам еще достается по крохотной порции пудинга. Это, конечно, немного, но нам хватает, и мы благодарны даже за такую пищу. Правда, сегодня почему-то ни у кого из нас нет аппетита.

И голоса тоже.

Я вздыхаю и отворачиваюсь. Не понимаю, почему сегодня утром с ней так трудно разговаривать. Может быть, нам не хватает Кенджи, но между нами в последнее время вообще отношения стали весьма странные. Я очень хочу быть с ней, однако теперь это стало особенно опасно. Каждый день мы становимся как будто чуточку дальше друг от друга. Иногда мне кажется, что чем больше я стараюсь держаться, тем сильнее она пытается убежать от меня.

Мне очень хочется, чтобы сейчас сюда примчался Джеймс и уселся за свой завтрак. Может быть, он бы разрядил обстановку. Я выпрямляюсь и начинаю осматривать зал. Джеймса я нахожу возле входа, он разговаривает с друзьями. Я пытаюсь привлечь его внимание, машу ему рукой, но он так увлечен беседой, хохочет над чем-то и, похоже, даже не замечает меня. Удивительный ребенок – мой брат. Он такой общительный и такой популярный здесь у мальчишек, что иногда я даже удивляюсь – откуда это все у него? Во многом он представляет собой полную противоположность мне. Он любит общаться с огромным количеством людей. Я же почти никого не допускаю к себе.

И Джульетта является единственным исключением из этого правила.

Я снова смотрю на нее и замечаю красные ободки вокруг ее глаз, пока она сама оглядывает зал. Она смотрится одновременно так, как будто хорошо выспалась и вместе с тем смертельно устала, и ей почему-то не сидится на месте. Она выстукивает ногой под столом какой-то такт, а руки у нее чуть заметно дрожат.

– Послушай, с тобой все в порядке? – спрашиваю я.

– Да, абсолютно, – слишком уж быстро отзывается она. Но вместе с тем зачем-то трясет головой.

– Ты сегодня ночью… м-м-м… хорошо выспалась?

– Да, – говорит она и потом повторяет это слово еще несколько раз. Впрочем, это ее привычка, повторять одно и то же слово опять и опять. Иногда мне кажется, что она это делает неосознанно.

– А ты хорошо спал? – Теперь она барабанит пальцами по столу, потом по своим рукам. И все время смотрит куда-то в зал. Она даже не ждет моего ответа и добавляет: – Ты что-нибудь о Кенджи уже слышал?

И тогда мне становится понятно все.

Конечно, ей не может быть хорошо сегодня. И разумеется, она совсем не спала прошлой ночью. Еще бы! Вчера чуть не погиб один из ее лучших друзей. Она только что начала доверять себе и не бояться, теперь она отброшена во времени назад, в самое начало. Вот черт! Я теперь жалею, что вообще завел об этом разговор.

– Нет, пока еще ничего, – говорю я, поеживаясь. – Но, – тут же добавляю я в надежде изменить тему беседы, – я слышал другое. Народ очень недоволен Каслом за то, что случилось с Уорнером. – Я прокашливаюсь. – Ты уже знаешь, что он сбежал отсюда?

Джульетта роняет ложку.

Она со звоном падает на пол, но Джульетта этого даже не замечает.

– Да, – тихо отвечает она и часто моргает, сворачивая и разворачивая на коленях свою салфетку и глядя на чашку с водой. – Люди в коридоре как раз это обсуждали. А уже известно, как именно ему удалось сбежать?

– Не думаю, – отвечаю я и хмурюсь.

– Понятно, – говорит она и повторяет это слово снова несколько раз подряд.

Голос ее звучит сегодня как-то странно. Как будто она напугана чем-то. Джульетта, конечно, всегда отличалась от всех остальных. Когда я впервые встретился с ней в ее камере-палате, она показалась мне безумным игривым котенком, однако за последние несколько месяцев она значительно изменилась в лучшую сторону. Как только она начала доверять мне, дела у нее пошли на лад. Она тут же принялась общаться с людьми, делиться своими наблюдениями со мной, у нее даже аппетит улучшился. Иногда она даже дерзила мне. Я был счастлив наблюдать за тем, как она возвращается к жизни. Мне нравилось быть с ней рядом. Я видел, что она вновь обретает саму себя.

По-моему, этот случай с Кенджи серьезно отшвырнул ее назад.

Я могу сказать, что она сейчас присутствует здесь лишь наполовину. Взгляд у нее не сосредоточен, руки как будто двигаются сами по себе. Впрочем, такое с ней бывает часто. Она как будто исчезает, забивается в уголок своего мозга и остается там на некоторое время, размышляя о том, о чем она никогда и ни с кем не станет разговаривать вслух. Сейчас она ведет себя совсем как тогда, когда мы только что встретились с ней. При этом поедает холодный рис с тарелки, одну крупнику за другой, и зачем-то считает каждое движение своих челюстей.

Я пытаюсь снова как-то заговорить с ней, но в этот момент наконец возле стола появляется Джеймс. Я мгновенно встаю, радуясь тому, что можно стряхнуть с себя этот налет скованности и дискомфорта.