Посолонь, стр. 36
Повздыхал Сисиний, помолился и, боднув коня, один поскакал в путь.
Путь полунощный — путь на девять зорь по трем тропам за холодные горы. Там, за холодными горами, под травою красной, белой и черной, под костями детей — бесное гнездо Ве?щицы.
Без отдыха проехал Сисиний на наступчивом верном коне три зари. И видит Сисиний, идет по пустыне Ве?щица. Она шла по пустыне, блеща огнем, длинные до пят волосы крыльями горели за ней, и от всего тела ее пыхало пламенем…
— Кто ты, откуда, и как имена твои? — крикнул Сисиний Дьяволу.
— Я крыло Сатанино, я Ве?щица, — и, захлебнув глазами Сисиния, прожгла его насквозь, так что все золото расплавилось на нем.
Тогда Сисиний, вздернув коня, схватил Ве?щицу за волосы и, сбив в мяч, стал колотить ее, и с каждым ударом давал ей по три тысячи ран, требуя выдать царских сынов.
— Я пожрала их, — воскликнула Ве?щица.
— Так изрыгни, проклятая.
— Ты изрыгни сперва на ладонь матерное молоко, которое сосал ты.
И, помолившись, Сисиний изрыгнул на ладонь матерное молоко, которое грудным сосал он.
Тогда, пораженная чудом, сдалась Ве?щица, — изрыгнула всех семерых царевичей.
Сказала Ве?щица Сисинию:
— Клянусь тебе, святый воин, кто напишет двенадцать с половиною имен моих и будет при себе носить, тот избавится от меня, и не войду я в дом того человека, ни к жене его, ни к детям его, пока будет стоять небо и земля во веки. Аминь. А имена мои суть: Мора, Ахоха, Авиза, Пладница, Лекта, Нерадостна, Смутница, Бесица, Преображеница, Изъядущая, Полобляющая, Негрызущая, Голяда [310].
1906
Комментарии
Все дореволюционные произведения публикуются по изданию: Ремизов А. Сочинения: [В 8 т.]. СПб: Шиповник, 1910—1912 (далее при ссылках: Сочинения — с указанием соответствующего тома).
Первое издание книги сказок вышло в Москве, в издательстве журнала «Золотое руно», в 1907 году (далее — Посолонь, 1907). Печатается по тексту второго издания: Сочинения. Т. 6.
Упоминания о работе над книгой появляются в письмах А. М. Ремизова к Оге Маделунгу 1906 года. Первое — 10 апреля: «Пишу теперь сказки. Т. к. нигде не служу, то сижу сиднем за столом. Процесс писания для меня мучителен. Каждая фраза стоит страшно много времени. Переписываю без конца» (Письма А. М. Ремизова и В. Я. Брюсова к О. Маделунгу. Copenhagen, 1976. С. 39). «На днях выйдет книга сказок „Посолонь“, — замечает Ремизов в письме от 18 декабря. — Условия самые неважные. За всю книгу 340 р. да деньги получу частью по выходе, частью по распродаже книги. Это жди да пожди. Но соглашаюсь на все, а то очень все залеживается» (С. 41—42). 11 января 1907 г. он делится своими опасениями: «…книга успеха иметь не будет; словом мало кто заинтересуется» (С. 43—44).
«Посолонь» стала одним из первых шагов к воплощению задач, поставленных перед собой писателем: реконструкция народного мифа путем синтеза его реликтов, обнаруживающихся в различных фольклорных жанрах, и художественное пересоздание фольклорного текста. «При воссоздании народного мифа, — замечает А. М. Ремизов в письме в редакцию „Русских ведомостей“, — когда материалом может стать потерявшее всякий смысл, но все еще обращающееся в народе, просто-напросто, какое-нибудь одно имя — „Кострома“, „Калечина-Малечина“, „Спорыш“, „Мара-Марена“, „Летавица“ или какой-нибудь обычай в роде „Девятой пятницы“, „Троецыпленницы“, — все сводится к разнообразному сопоставлению известных, связанных с данным именем или обычаем фактов и к сравнительному изучению сходных у других народов, чтобы в конце концов проникнуть от бессмысленного и загадочного в имени или обычае к его душе и жизни, которую и требуется изобразить». (Ремизов А. М. Письмо в редакцию. — Русские ведомости, 1909, 6 сент., № 205). В последующие годы писатель многократно подчеркивает «невыдуманность» книги, ее ориентацию на фактические источники — вплоть до языка: «Однажды я сделал опыт: я вспомнил, что надо прикоснуться к земле и только тогда оживу. Я взял Областные словари, издание II Отделения Академии Наук (т. 76, № 5), и, медленно читая, букву за буквой, я, не спеша, обошел всю Россию. И откуда что взялось. Моя „Посолонь“ — ведь это не выдумка, не сочинение — это само собой пришло — дыхание и цвет русской земли — слова». (Ремизов А. М. Иверень. Berkeley, 1986. С. 25).
Появление в свет «Посолони» вызвало немногочисленные отклики и рецензии. В личной переписке с А. М. Ремизовым высокую оценку дали книге сказок Е. А. Ляцкий, В. Я. Брюсов, Вяч. И. Иванов. Одной из самых развернутых и содержательных стала рецензия на «Посолонь» М. Волошина, который уделяет внимание языку и художественному своеобразию книги: «В „Посолонь“ целыми пригоршнями кинуты эти животворящие семена слова… <…>
Ремизов ничего не придумывает. Его сказочный талант в том, что он подслушивает молчаливую жизнь вещей и явлений и разоблачает внутреннюю сущность, древний сон каждой вещи.
Искусство его — игра. В детских играх раскрываются самые тайные, самые смутные воспоминания души, встают лики древнейших стихийных духов» (Волошин М. А. Лики творчества. Л., 1989. С. 508—509). В то же время форма сказок «Посолони» была предметом внимания А. Белого: «Здесь каждая фраза звучит чистотой необычайной, музыкой стихийной. Много стихийности в творчестве Ремизова… Но эта стихийность всюду покорена властным словом художника. Художник в Ремизове покоряет стихию. Оттого-то всюду в „Посолони“ такая победа над формой» (Белый А. [Рецензия]. — Критическое обозрение. М., 1907. № 1. С. 34—36).
В своем дальнейшем творчестве А. М. Ремизов неоднократно возвращается к образам и мотивам «Посолони»: появляется ряд графических рисунков — изображений существ, населяющих книгу сказок, писатель предпринимает попытки отразить первозданный синкретизм архаического искусства, перекладывая сказки в либретто для балетов и пантомим. В дарственных надписях жене на различных изданиях «Посолони», приводимых Н. Кодрянской, А. М. Ремизов заключает: «Я так верил в эту книгу — вся она от легкого сердца. И память о какой-то такой весне, о которой знаю в минуты „тихого духа“, „Посолонь“! Больше такого не напишу: это однажды. В мире сейчас такое — это не нужно, но без этого не обойдешься. Посолонь из самых земляных корней. Это молодость!»
При подготовке второго издания Ремизов изменил композицию книги, сохранив при этом основные разделы, дополнил ее новыми сказками, исключил сказку «Чур» и снабдил цикл авторскими объяснениями — комментариями.
В 1930 году выходит третья редакция сказочного цикла (Ремизов А. М. Посолонь. Волшебная Россия. Париж: ТАИР, 1930). А. М. Ремизов предваряет ее предисловием, фактически являющимся кратким экскурсом по всему циклу:
«Волшебная Россия — земляная — подземная — надземная — была, есть и будет, пока светит солнце над большой русской землей, и не раз скажется она в слове, пока жива человеческая речь и смотрят на мир детские глаза.
Беленький монашек, вы его знаете, он ходит по домам весной, весенний вестник, дал мне зеленую ветку, и с этой веткой я пошел по русской земле посолонь (по-солнцу), как идет солнце — с весны на зиму.
По «красочкам» (по цветам) вышел я в первые весенние дни. Эти небесные звездочки пестрым ковром светились мне по дороге. На лужайке я наткнулся на Кострому; на моих глазах она и чай пила и несли ее хоронить, а уж что было, когда ожила — и правда, «мала куча, да не совсем»! едва выбрался, попил ключевой воды и дальше пошел. Берегу зеленую веточку! Попал я в круг мышек, помог им кулек тащить с костяными зубами, за зиму набросали им под печку ребятишки: «на тебе мышка зуб костяной, а дай мне железный». После мышек «гуси-лебеди» — я встретил волка, он зубы точил есть гусей, на шум мы бросились вместе посмотреть, в чем дело — и тут-то вот гуси на него и напали. Исщипанного волка я провожал в лес — у бедняги чуть хвост не оторвали. На кукушечий праздник — древний обряд «кумовства» я куковал вместе с кукушкой, отличить никак нельзя, всю «судьбу» перепутал. А вечером я был на балу у лисы: звери приняли меня по-приятельски, привязали мне на грудь дощечку с надписью «у лисы бал» и всю ночь я ходил с ними «по горам и по долам». Так справили проводы весны.
В первые летние дни я встретил Калечину-Малечину, скакал с ней на одной ножке. Проходя лесом ночью наткнулся на «Черного петуха», очень было страшно, меня ведь никто не знает и могли принять за «коровью смерть», но все обошлось благополучно. После этого я ходил с бабушкой и Петькой на богомолье, недалеко — в Косино (под Москвой). В Купальскую ночь (летний солоноворот) в полночь я видел, как расцвел папоротник — волшебный цветок папоротника называется «светицвет» и в его свете в лесу такое творилось, сам чорт зачесал затылок от удовольствия. Как-то застигла меня Воробьиная ночь — бесконечная, всю ночь молния и только под утро ударил дождь, а зато какое это было чудесное утро! По окончании жатвы я справлял дожинки — завивал васильками «бороду». Лето кончилось встречей с Чуром и Кикиморой.
Наступило «бабье лето» — ясные осенние дни — отлет птиц, и свадьбы — богатая осень. На воздвиженье помогал бабушке рубить капусту и с Петькой запускали змеев. В ненастье попал я в темную избу на курьи именины — «троецыпленницу». А самую глухую осень провел в башне у царевны Копчушки, тут я познакомился и с Соломиной-Вороминой и с Кощей и с шудами-лудами, перями да мерями.
Как-то утром ко мне постучалась Снегурочка, принесла на пальчиках первый снежок, а моя зеленая ветка — один прутик остался. Наступила зима — Корочунов царство, я его встретил в поле — это была моя последняя встреча, конец пути. Зиму я зазимовал в башне у беленькой Зайки: вся зайкина история прошла на моих глазах. Котофей Котофеич нам рассказывал сказки, а засыпали мы под медвежью колыбельную песню. Когда колесо солнца повернуло на лето (зимний солоноворот), я простился с беленькой Зайкой и со всеми ее приятелями и вернулся домой.
Моя ветка опять зазеленела, смотрите: маленькие листочки!»
310
А имена мои суть: Мора, Ахоха, Авиза, Пладница, Лекта, Нерадостна, Смутница, Бесица, Преображеница, Изьедущая, Полобляющая, Негрызущая, Голяда. — Имена Ве?щицы заимствованы Ремизовым частично из одного памятника XVII в., частично из одного из архангельских заговоров от трясовицы (см.: Веселовский А. Н. Указ. соч. С. 50, 429). Часть из них достаточно прозрачна по своему смыслу, значение других утеряно. Некоторые имеют явственную греческую природу и, очевидно, так же, как и имена с русской основой, обозначают демонов, губящих людей и приносящих им различные болезни. Например, имя «Авиза» объясняется А. Н. Веселовским (от греч. ????? — Авизоя) как «высасывающая из человека кровь, силы» (там же, с. 50).