Охота на дракона (сборник), стр. 49

Затаилась Санька в колючках, ждет.

А Шайтан-то ее учуял!

На то ведь и собака.

Да как лай поднял. Да в аршин от земли прыгать давай! Да волчком, да волчком…

И Володей, и Андрона, и Никитой, и сама выручательница пока дошли до дому, нахохотались все до седьмых колик…

Что ожерелье? Да пригодилось!

Камушки из него шибко пособили и Куманям в другое место переехать, и Свиридам, ими с собою взятыми, хорошо дожить, и, главное, Саньке — до нее уже никогда не смогли дотянуться дурные руки.

Николай Романецкий

КАЗАКИ-РАЗБОЙНИКИ

Посетительница была еще вполне хороша собой. Этакая начинающая увядать красавица, в былые времена сводившая парней с ума и до сих пор знающая себе цену. Время от времени она игриво проводила рукой по волосам, чисто по-женски, легко и стремительно, и сразу становилось ясно, что она и сейчас не прочь понравиться Но стоило ей начать говорить, как это впечатление мгновенно исчезало.

— Доктор, — говорила она дрожащим голосом. — Вы представить себе не можете, как это меня беспокоит. И я бы не обратилась к вам, члену Мирового Совета, если бы…

Извините, — сказал Калинов. — Я не вполне понимаю, что вас так взволновало… Для его возраста это совершенно нормальное явление. Все очень просто! Они где-нибудь собираются, слушают музыку, решают проблемы бытия… Вы не помните себя в эти годы?

Женщина смотрела на него, широко раскрыв глаза, даже кивала головой, вроде бы соглашаясь, но Калинов чувствовал, что слова, сказанные им, ее совершенно не убеждают. И было ясно видно: и слушая, она не перестает думать о чем-то своем.

— Нет, доктор, — сказала она. — Вы не понимаете… Вы этого просто не можете понять… Игорь — мой единственный ребенок… Другого у меня уже не будет… Вы понимаете?.. Я всю жизнь чувствовала то же, что в этот момент чувствовал он…

Ей явно надо было дать выговориться, и Калинов стал просто слушать, даже не пытаясь вставить в этот монолог ни одной своей реплики. Он слушал, анализировал и старался понять, чем же он может ей помочь.

— Когда ему было плохо — было плохо и мне, — говорила она. — Когда он чему-то радовался, моя душа пела от счастья. Когда ему было больно, я корчилась от боли… — Она вдруг всхлипнула, и голос ее задрожал еще сильнее — Совсем недавно все изменилось… Все-все-все! Он больше не мой… Он стал скрытен, ничего мне не рассказывает Я не нужна ему… А совсем недавно он стал исчезать.

Она достала носовой платок и высморкалась Калинов вытащил из бара бутылку минеральной воды, наполнил стакан и подал ей. Она судорожно схватила его. Стало слышно, как часто-часто застучали о стекло зубы.

— Спасибо. — сказала она, отпив несколько глотков и вытерев платком рот. — Вы понимаете, я боюсь… Я просто боюсь… Он уходит, и я боюсь, потому что совершенно перестала его чувствовать. Как будто что-то оборвалось… Вы понимаете?

Калинов кивнул.

— Я не знаю, в чем тут дело… Я не понимаю…

— Кто вы по профессии? — спросил Калинов.

— Кулинар… Но при чем здесь моя профессия?. Это совершенно неважно! Он исчезает, доктор, вы понимаете?!

Калинов опять кивнул. Конечно, он понимает. Разумеется, он все понимает. Да и что тут понимать?.. Ситуация хоть и не часто, но встречается… Наверняка, не замужем… И не была… Ожегшись на молоке, дуют на воду… И вот смысл всей жизни, всего существования — сын, единственный и неповторимый, кровиночка родная, плоть от плоти, никто нам с тобой больше не нужен, нам и вдвоем хорошо, правда?.. Ошалевшая от любви мама уже не может заменить ему весь мир. И он уходит. Они все уходят… Ничего не поделаешь: юность, как правило, бессердечна… И ничем не поможешь, потому что это жизнь… Вот только как ЕЙ все это объяснить?

— Вы напрасно так волнуетесь, — сказал Калинов. — Я тоже в юности сбегал из дома. И не один раз… Мы собирались где-нибудь на Огненной Земле, жгли костер и до хрипоты спорили… Или отправлялись в Экваториальную Африку, танцевали там под палящим солнцем и целовались с девчонками звездной ночью…

Ее передернуло, и он тут же пожалел, что заикнулся о девчонках. Материнская ревность — самая темная ревность в мире… Сколько же горя эта женщина может принести и себе и сыну… И еще кому-то… Что же делать? Не предлагать же ей сеансы эмоциотерапии, в самом деле! Это для молодых, а в ее возрасте может быть уже не безвредно для психики. Конечно, если бы ревность грозила сдвигами… Он вдруг ощутил полнейшее бессилие.

— Как вас зовут?

— Нонна Крылова. — Она снова всхлипнула.

— Послушайте, Нонна… Не надо так отчаиваться. Все это пройдет, поверьте… Очень скоро пройдет. Надо только немножко потерпеть… Придет время, и ваш Игорь перестанет убегать на свою Огненную Землю… Надо только чуть-чуть потерпеть…

Она вдруг высокомерно посмотрела на него и гордо вскинула голову с шапкой разноцветных волос.

— Доктор, — сказала она. — Не надо меня учить терпению. Я начала терпеть еще с тех пор, когда он первый раз забился у меня под сердцем. — Она положила руку на грудь. — Все эти годы я терплю и жду, когда он вырастет. — Она с тоской, протяжно вздохнула. — Вот, думала я, он вырастет и обязательно сделает меня счастливой, самой счастливой на свете. Не зря же я отдала ему свою жизнь!.. Впрочем, не в этом главное. — Она махнула рукой. — Вы понимаете, чем дело?.. — Она махнула рукой. — Вы понимаете, в чем дело?.. — Она замялась.

— Внимательно слушаю вас, — сказал Калинов.

— Я уже говорила, что чувствую его. Так вот… Я просто уверена да-да, уверена, что когда он исчезает из дому… как бы это выразиться?.. В общем, он в это время не на Земле.

Паркер был, как обычно, пунктуален. Он вышел из джамп-кабины ровно в семь часов вечера.

— Рад вас видеть, коллега, — прогудел он. — Очень рад.

— Давненько мы не встречались, коллега, — сказал Калинов. Они обнялись.

— А вы почти не изменились, Алекс, — сказал Паркер, оглядывая Калинова с ног до головы. — Разве что седины добавилось.

— И волос поубавилось… Вы мне льстите, Дин.

Они пошли по старинному узенькому тротуарчику. Справа за высоким гранитным парапетом неспешно катила свои воды Нева. На другом ее берегу уверенно распласталась Петропавловская крепость. Впереди, у Зимнего дворца змеилась очередь жаждущих попасть в волшебные залы Эрмитажа. Паркер с удовольствием вдыхал давно забытый аромат красивейшего из городов Европы.

— Как моя сегодняшняя просьба? — сказал Калинов.

Паркер остановился, перевесился через парапет и посмотрел в колышущуюся воду.

— Не скрою, я был удивлен, — сказал он. — Адрес по индексу любой гражданин Земли может определить в течение полуминуты…

Он вдруг резко повернулся лицом к Калинову.

— Слушайте, Алекс… Может быть, вы объясните мне, чем вызвана ваша просьба?

— Конечно, Дин, конечно. — Калинов помолчал, собираясь с мыслями. — Видите ли, в чем дело… Вчера ко мне обратилась одна женщина и пожаловалась, что ее сын каждый день куда-то исчезает, причем, как она сказала, он вообще в это время не на Земле. Я, разумеется, счел все это чепухой, но женщина так просила, что отказать я ей не мог… — Калинов помялся. — Короче говоря, я подбросил ее сыну рубашку, в пуговицы которой был вмонтирован видеорекордер…

— О-о-о, коллега! — Паркер неодобрительно покачал головой.

— Да-да! — сказал Калинов. — Поступок, конечно, не слишком… С душком поступок, но что мне оставалось делать?.. Она меня уверила, что расспрашивать сына о чем-либо совершенно бесполезно… Рисковать я не стал.

— И что же вам удалось подсмотреть?

Калинов поморщился.

— Ничего, — сказал он. — После того, как парень набрал индекс, сигнал рекордера исчез. Парень отправился из джамп-кабины около своего дома, но ни в одну из других кабин на Земле не прибыл.

— Сказки бабушки Арины, — сказал Паркер. — И где же вы его обнаружили?

— Во Внеземелье его тоже не было…

— Ничего удивительного, — сказал Паркер. — Туда с помощью обычной кабины не попадешь.