Огненный шар. Повести и рассказы, стр. 24
Нельзя только любоваться своей последней конструкцией, как бы она ни была удачна.
Это похоже на восторженного путешественника. Он млеет перед обыкновенным холмом, забывая о том, что впереди его ждут величественные снеговые горы.
Конструктору нельзя слишком рано успокаиваться и считать, что цель им достигнута, когда он еще не исчерпал всех своих возможностей. Таким путем не создаются хорошие, продуманные вещи.
Злым и придирчивым должен быть автор к своим творениям. Настолько придирчивым и несносным, что если бы он перенес подобные черты характера на окружающих, то снискал бы себе славу самого тяжелого и неприятного человека во всем доме.
К счастью, творческая работа воспитывает в человеке совсем иные черты характера.
И только в оценке своих творений автор может быть брюзжащим скептиком, которому все нехорошо, все не нравится.
Но скептиком умным и знающим: он должен суметь доказать, почему ему не нравится тот или иной вариант и что в нем плохого. Но если этот придирчивый старик будет только пыхтеть и жаловаться: «Мне не нравится! Это плохо! Это безобразно!», а почему плохо, почему безобразно, он не сможет сказать, тогда не слушай его.
Работе это не помогает.
У конструктора появится чувство излишней неудовлетворенности, скука и охлаждение к начатой творческой работе. А это очень опасно, потому что творческий процесс должен быть в самой своей сущности радостным и желанным.
Так в постоянном столкновении двух творческих начал — увлечения и критического отношения к своей работе — создается конструкция.
К чему же это приведет? К чему приведет спор двух сторон — восторженного конструктора и скептика? Когда же надо заставить замолчать всезнающего придиру?
Если так создавать аппарат, то, пожалуй, никогда ни на чем не остановишься. Все варианты будут плохи.
Несомненно, что где-то нужно остановиться. И найти этот момент — самое трудное.
Надо воспитывать в себе особое мужество, чтобы остановиться с разбегу и сказать:
«Вот именно здесь истина, то, что я ищу! Поэтому последний вариант, № 17, утверждаю как самый совершенный и буду защищать его перед товарищами».
Я говорил о путешественнике, который любовался обыкновенным холмом, а за ним оказались прекрасные горы.
Так вот, добрался конструктор до этих гор. Здесь ли ему остановиться окончательно?
А может быть, впереди его ждут горы еще выше, еще красивее?
Идти ли дальше? Трудный вопрос.
Народная мудрость говорит: «Лучшее есть враг хорошего». Можно улучшать свою конструкцию буквально до бесконечности и никогда не дойти до желаемого конца.
То есть, короче говоря, никогда ее не закончить. Ни хорошую, ни плохую.
Надо уметь вовремя остановиться.
Итак, предположим, что выбран самый лучший вариант. Конструктору он очень нравится.
Однако для последней, окончательной самопроверки из глубины своего сознания конструктор вызывает придиру. Кажется, будто сидит он на столе — сморщенный, маленький старикашка, похожий на гнома из детских сказок.
«На этот раз вам нравится?» — спрашивает конструктор.
Молчит придира. Потом нехотя заявляет:
«Видите ли, пока возражений особых не имею, но думаю, что потом, уже в практической работе, выявятся серьезные недостатки данного варианта. А вообще, что вы меня спрашиваете? Я давно заявлял, что вы бездарный конструктор. Любой школьник сделает все эти игрушки гораздо лучше…» Вот ведь какого дерзкого гнома приходится иногда вызывать, чтобы он несколько охладил чрезмерную влюбленность конструктора в свои аппараты!
Но сегодня старый скептик неправ — он не привел ни одного технического довода против избранного варианта. Он только брюзжал, что, как известно, не доказательство.
После этого тебе уже действительно начинает нравиться найденная конструкция.
Живительная теплота разливается по всему телу. Светлеет хмурый осенний день.
Теперь вперед, к детальной разработке аппарата. Конструктор бежит к чертежной доске, где ждут его розовое поле миллиметровой бумаги и остро отточенные карандаши.
Глав а десятая
ЗАКОН БОЛЬШИХ ЧИСЕЛ
У нас много научно-исследовательских институтов. Они тесно связаны с производством, помогают заводам разработкой новых схем аппаратов, новых материалов, создают методику измерений, ищут новые пути совершенствования техники.
Большое счастье работать в научно-исследовательском институте, где есть прекрасно оборудованные лаборатории, библиотеки и тесная связь с крупнейшими научными учреждениями страны.
Во многих институтах трудятся ученые, имена которых известны всему культурному человечеству.
Рассказывая о создании маленькой радиостанции, я не могу не вспомнить о встречах с замечательным представителем советской радиотехники Михаилом Васильевичем Шулейкиным, чудесным человеком и руководителем.
Он воспитывал в молодых специалистах не только высокую культуру творческого труда, но и умение видеть завтрашний день науки. С его именем связано все новое и смелое, чем богата сегодняшняя радиотехника.
Михаил Васильевич был разносторонним ученым. Он занимался изучением распространения волн, передатчиками и приемниками, лампами и применением радиотехники в разных областях науки. Он создал теорию антенн и расчеты ламповых генераторов. Все интересовало академика Шулейкина.
Неукротимую жажду к знаниям и творчеству он передавал молодежи, причем учил ее умению связывать науку с практикой.
«Кто же должен двигать технику?»
Михаил Васильевич Шулейкин очень резко восставал против упрощенчества и стремления некоторых специалистов двигаться по проторенной дорожке. Он не признавал никаких «объективных условий», ссылок на ограниченные производственные возможности.
Помню следующий случай. Михаил Васильевич рассматривал опытный образец радиостанции, которую мне пришлось разрабатывать. Внимательно ощупывал глазами все детали, разглядывал монтаж и вдруг заметил катушку самоиндукции, намотанную на эбонитовом каркасе.
Академик иронически посмотрел на меня и с усмешкой заметил:
— Молодой человек, а в катушках оставили эбонит!
Должен сказать, что в те годы при конструировании радиоаппарата, как правило, применялся эбонит. Других подходящих изоляционных материалов не было. С точки зрения радиотехника эбонит обладал серьезным недостатком — был чувствителен к изменениям температуры, отчего менялась частота генератора, в особенности на ультракоротких волнах.
Только в Ленинграде небольшая лаборатория разрабатывала новые изоляционные материалы, пригодные для радиотехники. В частности, эта лаборатория делала специальную керамику, без которой сейчас немыслим ни один радиоаппарат.
Михаил Васильевич считал, что пора уже применять в радиоконструкциях новые изоляционные материалы и, по его мнению, «молодой человек» просто не имел права мириться с устаревшей техникой.
Когда я пытался возразить академику и стал ссылаться на то, что керамические катушки пока еще делаются в лаборатории, а радиопромышленность не сможет выпускать радиостанции, рассчитывая на лабораторное производство, Михаил Васильевич сказал:
— А кто же должен двигать технику? Поставьте в образец аппарата настоящие материалы, и вы увидите, что назад к эбониту возврата быть не может.
Это увидел, причем довольно скоро, не только молодой конструктор, но и работники завода, где были заказаны новые радиостанции.
Сначала катушки делались в Ленинграде. Маленькая лаборатория расширялась, потому что радиозаводам требовались новые материалы.
Затем керамические детали стали производить сами заводы, в специальных цехах.
Они начали обеспечивать новым изоляционным материалом все виды радиопродукции.
В другой раз Михаил Васильевич вызвал меня к себе в кабинет и, хитро улыбаясь, стал что-то доставать из бумажника.
— Что вы скажете в свое оправдание? — сказал он, протягивая мне тонкую металлическую пластинку, похожую на потемневшую жесть.