Вокруг света по меридиану, стр. 27
Плохие отношения между членами экспедиции и представителями прессы, непосредственно освещающими экспедицию, почти традиционны. Еще в 1921 году во время знаменитой «Разведывательной экспедиции» на Эверест Хинкс писал Говарду-Берри: «Мы почти все время ругаемся с этими акулами, приехавшими только снимать. Никто, как я, так не сожалеет, что мы вообще связались с прессой. Я был всегда против».
Дэвид Мейсон вылетел из Англии, чтобы встретиться с нами. Он привез Бози — терьера Джинни, а в один прекрасный и очень жаркий день, волоча на себе полярное снаряжение, одетый в солдатские шорты времен первой мировой войны, потертую тренировочную майку и поношенную фетровую шляпу, явился Антон Биркбек. Я планировал, что Антон и Симон зазимуют вместе, как только мы разгрузим «Бенджи Би». В их задачу входило присмотреть за всем нашим снаряжением и горючим, чтобы не занесло снегом, и обслуживать авиарейсы. Я понимал, что никто из нас не обладал опытом зимовки в Антарктиде, но считал, что эти двое справятся. Джинни, Олли, Чарли, Бози и я должны были провести зиму в другом лагере, примерно в трехстах милях от побережья. Мы хотели стартовать к Южному полюсу, как только потеплеет.
22 декабря мы покинули Южную Африку и направились в Санаэ. На борту было двадцать девять человек, мужчин и женщин, собака и несколько мышей. Мэр города и толпа доброжелателей провожали нас. Дэвид Пек был тоже там, он приехал из госпиталя. Его нога была надежно упакована в гипс, так как оказалась сломанной в восьми местах.
Олли писал: «Я с трудом сдерживал слезы, когда прощался с цивилизацией. Море было неспокойно, и мне кажется, что многие чувствовали себя несчастными в предчувствии того, что ожидало нас в будущем».
Я знаю, что он имел в виду. Все было бы иначе, если хотя бы один из нас знал, что нам предстояло увидеть вскоре.
В семь часов пополудни мы прошли мыс Агульяс (Игольный) — последнюю землю накануне 2400-мильного перехода — и направились на юг навстречу паковым льдам.
V на пороге Антарктиды
Если мы хотим быть счастливыми,
то должны избрать для себя иллюзию,
соответствующую своему характеру,
и облачить ее страстью.
Когда мы стали врезаться носом в крупные волны, адмирал Отто обратился ко всем нам:
Мы предвидели шторм силой 8 баллов, порывами до 9. Будет очень трудно, но еще хуже в Ревущих сороковых, куда мы входим под Рождество.
До Санаэ 2400 миль, но, чтобы подойти туда с востока, приходится пройти еще больше. В прошлом году южноафриканский ледокол «Агульяс» попытался выйти к Санаэ напрямик, однако был вынужден отойти назад из-за повреждений, вызванных льдами в море Уэдделла. Не забывайте, что именно в море Уэдделла примерно шестьдесят лет назад было раздавлено и затонуло судно Шеклтона.
Встречи с айсбергами можно ожидать уже после 45° южной широты. С конца декабря наступит полный световой день. При отсутствии видимости будем лежать в дрейфе. Айсберги обходить с наветренной стороны, так как осколки прячутся у них с подветренной стороны.
У нас достаточно продовольствия — пятимесячный запас на двадцать девять человек, и я рад, что все, включая ледовую команду, научных работников и киногруппу, согласились нести вахты и в случае обледенения поработать лопатами и топорами.
Кроме того, Отто обратил наше внимание на несколько правил плавания полностью загруженного судна в Южном океане. Только один человек в команде, Буззард Уэймаут, плавал в антарктических водах раньше.
Кроме отдельных айсбергов высотой в 60 метров и длиной до 80 километров, вокруг всего замороженного континента Антарктиды формируется чудовищный барьер паковых льдов. Морозы укрепляют лед, и он растет в глубину со скоростью 60–90 сантиметров в год, простираясь от берегов Антарктиды на расстояние до полутора тысяч километров. Летом наблюдается тенденция ломки пакового льда и образование множества ледяных полей, которые создают словно защитный пояс мористее побережья, но часто образуется узкая прибрежная полынья, доступная для прохода судов.
Хотя средняя толщина пакового льда 0,6–3 метра, летом, т. е. в декабре и январе, наступает короткий период, когда ледоколы и суда ледового класса, подобные нашему, могут пробиваться сквозь него. Однако такое случается не каждое лето, иногда паковый лед все же непроходим, и судно, войдя в него, попадает в западню. Тогда нужно поскорее выбраться оттуда, пока из-за раннего наступления морозов или перемены направления ветра не сомкнулись ледяные поля.
Будучи осведомленными обо всем этом, мы желали только одного — скорости. Однако старина «Бенджи Би» развивал не более девяти узлов, да и то при самых благоприятных условиях. Приходилось проявлять терпение. Кое-кого на борту больше заботили насущные проблемы. Симон записал: «Весь день мучает тошнота. Много спал. Не уверен в том, что таблетки „Стажерон“ помогают».
Будучи осведомленными обо всем этом, мы желали только одного — скорости. Однако старина «Бенджи Би» развивал не более девяти узлов, да и то при самых благоприятных условиях. Приходилось проявлять терпение. Кое-кого на борту больше заботили насущные проблемы. Симон записал:
«Весь день мучает тошнота. Много спал. Не уверен в том, что таблетки „Стажерон“ помогают».
Бози скоро доказал, что воспитанные в домашних условиях собаки не привыкают автоматически к судовой жизни. Не зная, куда ему можно ходить, он оставлял свои «благословения» по всему судну, особенно в темных местах под трапами. Если бы он задался целью ставить противопехотные мины, едва ли бы ему удалось действовать более эффективно. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не становился жертвой его капканов. Все, кто оставлял дверь каюты открытой, немедленно превращались в законный объект нападения; однако это продолжалось до того дня, пока Бози не открыл для себя «газон». Эта площадка на шлюпочной палубе действительно выглядела как обыкновенный газон. В более теплых широтах этот зеленый мат с «резиновой травой» использовался членами экипажа для принятия солнечных ванн. Бози завладел газоном в Ревущих сороковых и «Неистовых пятидесятых». Любимцами Бози на борту стали механик лондонец Говард и боцман Терри.
Наши «кадровые» научные работники, оба из Кейптаунского университета, занимались океанологией. В ту пору, когда мне еще не были известны их имена, я из озорства приделал к двери их будущей каюты табличку «Научные джентльмены». Оказалось, что одним из джентльменов стала Лесли Рикетт — стройная блондинка, близкий друг другого — доктора Криса Маккайда, который вовсе не был южноафриканцем, а самым настоящим североирландцем. Я извинился за то, что сунул их в одну каюту, но они не возражали.
Из «Обсервера» прислали фотографа Брина Кемпбелла, который был со мной в пятимесячной экспедиции в Британскую Колумбию восемь лет назад. У Брина был дар ладить с другими людьми, если только те не вмешивались в его дела. Судя по прошлому опыту, могу сказать, что это редкое качество для экспедиционного фотографа.
В фюзеляже самолета «Оттер» были вмонтированы шесть баков по 340 литров для горючего, что увеличило длительность его полета с пяти до девятнадцати часов. Жиль Кершоу и Джерри Никольсон продолжали перелет на воссоединение с нами серией тщательно разработанных «прыжков». Сначала они перелетели из Англии через Исландию и Оттаву в Торонто, где самолет вооружили комплектом убирающихся в полете лыж. «Группа Чабб», владельцы самолета, любезно согласилась приобрести эти лыжи, заплатив за них свыше 50000 фунтов. Из Оттавы «Оттер» перепрыгнул в Майами, оттуда на острова Кайкос (в архипелаге Багамских островов), затем на Тринидад.