Аванпост, стр. 22
Идя по их следам, мы углубились в самую чащу леса. Через некоторое время мы с Лапорте остановились отдохнуть, а Лорсакофф с Гризоном пошли вперед. Через час они вернулись и сказали, что нужно идти, следов что-то не видно. Между тем мы уже находились в глубинных районах таинственной земли Баталанга:
К вечеру мы наткнулись на труп Рюселя. Он был убит выстрелом в голову. Лапорте, Гризон и Лорсакофф, казалось, в отчаянии бросились к трупу.
— Убийство… — пробормотал русский.
— А Бретай? — спросил я.
— Или он тоже убит, или…
— Или?…
Никто из них не ответил. Труп сфотографировали, В молчании мы двинулись обратно. Все это было тягостно и непонятно. Уже когда мы шли по пустыне, Гризон сказал мне:
— Вы совершили страшное преступление. Если вас не посадят, то до конца дней упрячут в сумасшедший дом. Я не хочу портить вам жизнь. Лорсакофф с Лапорте тоже будут молчать. О протоколе никто не узнает. Но за это вы станете моим человеком. Мне нужны верные помощники. А вам я доверяю. Если вы когда-нибудь обманете мое доверие, протокол и фотографии из моего кармана выйдут на свет Божий. В любой момент я могу обречь вас на жизнь умалишенного, арестанта или бродяги…
— Чего вы от меня хотите?
— Пока еще не знаю. Я агент международной разведывательной службы. Если вы сдержите слово, у вас ле будет причин жаловаться.
С тех пор я стал игрушкой в его руках. У меня слабый характер, а у него были доказательства моей страшной вины. Да и вообще… Что я мог предпринять против такого сильного, властного, могущественного человека?
Мы прибыли в Марокко, потом в Оран. Постепенно я по крохам узнавал разные подробности. Например, что Рюселя застрелил Гризон. Но не нашел у него плана. Его унес с собой Бретай, который скрылся другой дорогой, потому что они подозревали, что среди сопровождающих есть предатель. Рюсель как раз тем утром нашел таинственный путь. Он был болен. Поэтому торопил Бретая, чтобы тот уходил один. Но так, чтобы не встретиться с нами. Бретай ждал Рюселя в Оране. А вместо него приехали Лорсакофф, Лапорте и Гризон. Они и Бретая шантажировали. Так же, как и меня. Фотографией и протоколом о смерти Рюселя. На Бретая легло ужасное подозрение, что он убил своего учителя. Даже если б его оправдали, он никогда бы не смыл с себя этого подозрения. Еще его шантажировали письмами. Жена Рюселя и секретарь уже давно любили друг друга. Когда-то она написала ему несколько писем, якобы компрометирующих, и Лорсакофф их выкрал. Вдова Рюселя и Бретай попали в ужасное положение. Им пришлось сдаться. Бретай признался, что план у него. Он согласился вступить в сделку, но сказал, что отдаст план только покупателю из рук в руки и сам назначит цену. Лорсакофф считал, что это справедливо, только с тем условием, если они будут следить за каждым шагом Бретая. Мы с Лапорте устроились к нему в дом лакеями и не спускали с него глаз. Если он куда-нибудь выходил, на углу всегда ждали Лорсакофф и Гризон.
Бретай тянул с делом как мог. Сначала сказал, что Должен доработать план, который составлялся наспех, потом долго торговался с покупателем, которого привел Гризон. Потом женился на вдове Рюселя. Плана никто не видел. Даже не догадывались, где он его прячет. Ведь набросанный в чаще рисунок не то, что огромная карта. Это может быть всего клочок бумаги. Хочешь — сунь в карман, хочешь — в спичечный коробок. Шантажисты наседали на Бретая и исходили злостью. А он теперь откровенно смеялся им в лицо, когда они грозили оглаской. Ведь они стали его сообщниками. Если удастся обвинить Бретая в смерти Рюселя, как они объяснят, почему так долго скрывали известные им свидетельства преступления?
Ситуация изменилась: теперь они обоюдно держали друг друга за горло. Но стоило кому-нибудь потуже, сомкнуть пальцы, как он мог задушить себя. Лапорте не один раз обыскивал по ночам дом, искал карту, но даже и предположить не мог, где она. Бретай продолжал тянуть время, придумывал все новые и новые уловки. Между тем в дом стал наведываться капитан Коро, как правило, когда Бретая не было. Они с мадам Бретай явно нашли общий язык.
В тот день налетел сирокко… Дул пронизывающий до костей, жгучий ветер, в ушах у меня стучало, голова раскалывалась от давления. Я пошел в свою комнату, чтобы прилечь. В такие дни я способен был только лежать пластом, спасаясь коньяком… Я, по обыкновению, проглотил разом полбутылки и растянулся на кровати, чтобы заснуть. Вдруг жар бросился мне в голову, задергались руки… ноги… я не мог ни встать, ни крикнуть… Что такое?…
Тут, как в кошмаре, открылась дверца шкафа и из него вышел полуголый вождь пигмеев с кольцом в носу — Илломор!
Я хотел вскрикнуть, позвать на помощь, потому что мои руки и ноги двигались в такт тамтаму, но продолжал беспомощно лежать, и вождь тихо произнес:
— Вот мой обет.
Он положил на стол револьвер и на своем лаконичном языке, одним движением губ, произнес, как выплюнул:
— Убей!
Я еще видел, как он уходит, подняв копье и широко ступая, как все пигмеи…
Потом вокруг меня все запылало, завыли трубы, зазвучали гортанные африканские песни, застучал тамтам… Больше ничего не помню…
С пепельно-серым лицом Малец уставился прямо перед собой, совершенно без сил от долгого рассказа и гнета страшных воспоминаний. I
— …Я очнулся на кровати, связанный. Лапорте мокрым полотенцем отирал мне лицо. Ты, верно, догадываешься, что произошло…
— Не надо… — с ужасом вымолвил Голубь… — Не говори… Я подумаю…
Они замолчали.
…Над пустыней занимался рассвет, и порхающие блестки песка вспыхивали по временам в беловатых сумерках.
С застывшим, как маска, лицом Малец прошептал:
— Всех троих… я… одурманенный киви.
Трубы заиграли подъем. Пришлось бегом возвращаться в лагерь…
— Самое главное… — задыхаясь, выговорил на бегу Малец, — я тебе еще не сказал… В легион меня заставил вступить Лапорте… Они сумели устроить, чтобы я попал именно в эту роту…
— Потом доскажешь…
— Нет-нет… лучше сейчас. Лапорте настоял, чтобы я вступил… От Ат-Тарира строят дорогу… Вместо утерянной… Через тропический лес… Безумное предприятие… и все-таки строят… Люди гибнут сотнями… В этой роте многие хотят воспрепятствовать строительству… Поэтому меня Лапорте с Гризоном и заставили…
Он выдохся от бега, горло сдавило, но все-таки ему удалось произнести:
— Лапорте в легионе и… его имя…
Больше он не мог говорить, слова не шли из горла, при каждом шаге из легких вырывался свист… Но он все же хотел назвать имя…
Грянул выстрел!
На бегу перевернувшись в воздухе, Малец растянулся на песке, перекатился на спину и раскинул руки. Больше он не двигался, только в уголке рта выступила кровь.
Глава четырнадцатая
— A terre!
Действо повторяется.
Все кладут ружья на землю, и лейтенант с капитаном идут вдоль строя. Голубь делает шаг вперед и стоит навытяжку.
Капитан оглядывает его с ног до головы.
— Где ваше ружье?
— Не могу найти, mon commandant.
Лейтенант, к своему изумлению, узнал солдата.
— Ведь того гориллу тоже ранили из вашего ружья. Где вы были во время выстрела?
И опять не удалось навесить на Голубя покушение. Не меньше пяти человек подтвердили, что он бежал рядом с жертвой.
Пришел унтер-офицер, держа в руках ружье.
— Валялось за холмом, в пятидесяти шагах от раненого.
— Это ваше ружье? — спросил лейтенант Голубя.
— Oui, mon adjutant.
— Странно. У вас всегда алиби, а вашим ружьем совершается преступление за преступлением.
Установить ничего не удалось, но вокруг Голубя, несмотря на неопровержимые доказательства, почему-то сгустилась атмосфера недоверия и подозрительности.
Колонна продолжала свой путь. Пуля задела Мальцу левое плечо и легкое. Полковой врач и рыжий санитар взяли его на попечение.
Теперь они шли по такому району Сахары, куда годами не забредал человек. Каждый метр давался с муками. Ноги выше щиколотки увязали в раскаленном песке, кожа на ногах покрылась язвами, и положенные на день полтора литра затхлой воды нисколько не спасали их. И люди, и животные были раздражены до последней степени. Даже Голубь злился. В гармошку забился этот мерзкий песок, и почти половина звуков фальшивила. А потом она и вовсе засорилась. Душевное состояние Голубя тоже немного напоминало засорившуюся гармошку. Он проникся теплым чувством к этому бледному, перепуганному Мальцу. Бедняга. Какой грустный случай: чтобы в столь раннем возрасте под воздействием алкоголя стать убийцей. Ну ничего, когда-нибудь парень выберется отсюда, и тогда он даст ему хороший совет: почаще заглядывать в кафешантан, это помогает от угрызений совести. Да! Именно такой совет он ему даст, коли уж это милйе дитя ему доверилось. И еще он ему посоветует бросить таскаться по Африке, это не приведет ни к чему хорошему, пусть лучше поищет какого-нибудь места, скажем железнодорожника или газетчика, правильная жизнь со временем приведет его в норму.