В поисках мистики (СИ), стр. 33
Родька через пару недель вернулся в город, не избежав вопросов и допросов Ильи.
На все вопросы Родька отвечал одной короткой фразой:
— Тараса не видел, в отпуск ездил один.
Илья возражал:
— Вы вместе брали билеты на поезд!
— Это совпадение случайное, рядом со мной ехал в поезде мужчина, но это был не Тарас, — Родька выкручивался от всех вопросов как мог, зная одно, что Тарас остался в тайге по своей воле, а тайга она огромная.
Галина, не избалованная помощью Тараса в отношении ребенка, словно не замечала его отсутствие. К ней в квартиру приходили люди с собакой, доказывая ей и себе, что погибший Самсон, был у порога ее квартиры, но даже собака не шла внутрь квартиры, потому, что там его следов не было!
Детектив Илья решил, что убийство произошло на лестничной площадке, тем паче, что двери двух квартир расположены рядом, а супруги на момент убийства жили отдельно. Галину с ребенком перестали тревожить.
Виктор Иванович на правах хозяина с удовольствием обходил дачу, ему нравилось жить без посторонних людей. Он с удовольствием открывал комнаты с Малахитовой мебелью, долго смотрел на нее, представляя себя графом. В качестве помощницы по дому, он вернул Ладу и убрал повара с охранником.
Инна перешла жить к отцу Григорию Ивановичу, с ним она не ссорилась, ощущая себя хозяйкой, и отец сильно ее не доставал воспитанием. Девочка научилась готовить, и все шло своим чередом.
В антикварном магазине наступило затишье, реализация залежалых товаров шла плохо, и без суеты рекламы дела не шли. Родька покинул не процветающее место работы. Галина жила в полусне, у нее возникло ощущение вязкого болота. Иногда ей хотелось поехать в тайгу, но, посмотрев на парк, она поймала себя на мысли, что это ей не под силу.
Так прошел год…
Уныло смотрела в окно Инесса Евгеньевна, она думала о Тарасе. Люди, после его исчезновения, ее обходили стороной, но такое наказание для нее было естественным. Она смотрела не бело-серые кучевые облака в небе, на зеленую беспробудную листву и ощущала тревожную пустоту в душе, состояние беспокойства постепенно нарастало, она потянулась к коробке с шоколадными конфетами. И в этот момент прозвенел звонок в дверь, она ее открыла и отпрянула.
В квартиру стремительной, но знакомой походкой вошел незнакомый человек. Она всмотрелась в его лицо, узнавая, и боясь ошибиться: перед ней стоял ее Тарас!
Но какой?!
Его лицо покрывала кучерявая ровная бородка, его волосы были подстрижены немногим длиннее бороды, весь он выглядел красавцем!
— Тарас, это ты? — спросила дрогнувшим голосом Инесса Евгеньевна.
— Я, мать, я! — басовито ответил сын.
— Что с твоим голосом? Ты стал басить?
— От ветра, от морозов мой голос немного треснул, много пришлось покричать…
— А борода? — тихо проговорила мать, начинающая верить в счастье.
— Что борода! Посмотри, что я принес! — и он нагнулся над сумкой, потом махнул рукой и поставил ее на стол перед матерью, медленно открывая молнию на сумке.
Инесса Евгеньевна поднялась с кресла, заглянув в сумку, потянулась рукой за дощечкой.
— Сын, что это? — ее голос дрожал, рука подергивалась от волнения, вынимая из сумки бесценный деревянный предмет.
— Садись, мать в свое кресло, и послушай меня внимательно, разглядывая лесное произведение искусства. Я жил в тайге. Один жил. Нашел я избушку без курьих ножек: крыша, окно, дверь, железная печурка. Три месяца я не видел ни одного человека. Я так исхудал, что стал молиться о спасении. Я съел все дары леса, что росли поблизости. Животных и птиц я не убивал. Я стал обросшим, страшным, немытым. Однажды мне стало невмоготу, я готов был наложить на себя руки, зрение стало исчезать, я впал в полудрему. Очнулся от того, что на меня смотрела ведьма, или баба Яга, та, чью избушку я занял.
И говорит баба Яга скрипучим голосом:
— Здравствуй, касатик! Совсем издыхаешь, родимый? Порченный ты человек, а вылечить тебя можно. Зло прошло через твою жизнь. Сильно виноват ты, да не совсем. Вылечу я тебя. Знахарка я. А ты, что подумал? Травы у меня в этом домике хранятся, ты их и не трогал, и то молодец. Да я новых трав еще насобирала. А сейчас я сделаю для тебя отвар. Ты отвар выпьешь, и человеком станешь. Тебя мои травы одурманили, ты и стал спать, и славно, тебе надо было выспаться. Поставила бабуля меня на ноги, да и повела с собой по деревне. А в той деревне все дома стоят с заколоченными окнами, одна бабка эта там живет. Откормила она меня картошкой, луком и огурцами. Еда у нее еще та, что сама выращивала, то и ела. Я встал на ноги, стал по деревне ходить, дома смотреть. Жильцов давно в них нет.
В одном доме я нашел эти дощечки, и бабуле показал. Она всплакнула, вытерла слезы краем платка, который с головы никогда не снимала. Сказала, что жил у них один человек с золотыми руками, ходить много не мог, а все сидел, да мастерил. А любил он на небольших дощечках животных вырезать, да так ловко, что все животные, как живые! Дощечек этих я обнаружил штук пятьдесят, просто письмена какие-то! Прожил я у бабули еще девять месяцев. Она меня не отпускала, лечила и поила травами. А однажды подходит и говорит, что я здоров и могу уехать домой. Я ей ответил, что меня ищут, я зло большое совершил. А она сказала, что все будет нормально, если я ей свой нож оставлю, и никогда в руки его больше не возьму. Дает она мне мой складной нож, и просит, чтобы я его метнул. А нож выпал из моей руки! Понимаешь мать, я не могу больше ножи метать! Не могу! Проводила она меня до станции, поезд там две минуты стоит. А перед этим на той станции она меня к парикмахеру сводила, потом травки свои сушеные сдала скупщику, и мне билет купила, одежду, и сумку. Я ей только нож и оставил, да дров целую стену наколол, да отремонтировал ее жилье.
— Тарас, а дальше, что с тобой будет?
— А ничего. Я буду жить в твоей новой квартире, а ты уйдешь в старую квартиру, ближе к Галине. К ней я пока не пойду, не могу. У меня есть идея, я нарисую комплект мебели такой, чтобы дощечками этими его обклеить. Григорий Иванович все сделает. Вот и модерн! Настоящий модерн!
— Вот за это спасибо, а то я от скуки не знаю, что и делать. А, как мне ту старушку отблагодарить за твое спасение?
— Лучше о ней забыть, мы с ней в расчете. Я у нее отработал свое спасение. Теперь хочу у Галины поработать! У нее смотрю все люди новые, а Григорий Иванович меня не продаст.
— Ты ведь инженером работал, а теперь, что мебелью будешь заниматься?
— У меня иного выхода нет. Старушка сказала, что я должен с деревом работать, а она с травой работает. Так вот.
— Тарас, да тебя сейчас никто и не узнает. К Родьке пойдешь?
— Нет, нам лучше не встречаться.
— А Галине о тебе сказать?
— Не надо, мне очень хочется увидеть сына, но не сейчас. Я буду работать в твоей новой квартире, нарисую эскизы новой древней мебели, отдашь их потом Галине или Григорию Ивановичу. Но обо мне не говори, на всякий случай.
— Так и будешь в квартире сидеть?
— Сидел я в избушке, посижу в квартире, мне еще надо немного времени, чтобы в себя прийти.
— А бороду сбреешь?
— Не сейчас.
Тарас отдыхал, отмывался, сбрил бороду, смотрел телевизор и совсем забыл о прорисовках. Матери он до Машины донес сумку с бесценными дощечками, и домой вернулся, спрятав лицо под кепкой, натянутой чуть не до носа.
Глава 12
Григорий Иванович после разговора о русском модерне с Инессой Евгеньевной, сделал столовую мебель, а с резчиками по дереву у него ничего не получилось. Комплект мебели был, а антикварного вида у него не было. И пошел он к Инессе Евгеньевне в жилетку поплакать. А она засмеялась! Он только рот открыл от удивления.
— Милый ты Григорий Иванович, есть мистическая отделка для твоего комплекта! Да еще какая! Но нужно найти Селедкина старшего, чтобы он все это вместе состыковал по старым рецептам.
— Так умер Селедкин старший, и нет теперь мастера, который мог бы под старину мебель реставрировать.