Злой волк, стр. 78

Килиан не знал, сыграет ли вообще какую-нибудь роль то, что он узнал в Голландии.

Они попали в осиное гнездо, и осы их беспощадно атаковали: Леония погибла, Ханна лежала в больнице с тяжелыми телесными повреждениями, а его разыскивала полиция. Бернд решил пока ничего не рассказывать обо всем этом Михаэле, так как никто не мог предположить, как она отреагирует на эти дурные новости.

Уже несколько часов Килиан размышлял о том, почему именно в голландской газете была напечатана его фотография с обращением о помощи в розыске. Может быть, кто-то знал, что он отправился в Амстердам, или после сообщения в прессе фотография появилась во всех крупных европейских газетах?

К обеду он принял решение отправить сенсационный материал, полученный во время беседы, по почте в Германию на тот случай, если его арестуют по пути домой. Он купил уплотненный конверт и, прежде чем написать адрес на конверте и отнести его на почту, долго обдумывал, на чей адрес ему следует отправить письмо. Потом в кафе поблизости от главного вокзала Амстердама он ждал своего поезда, который отправлялся в 19.15. За пять минут до отправления он заплатил за две чашки кофе и кусок пирога, взял свою сумку и отправился в направлении нужного перрона.

Он рассчитывал, что его будут ждать по прибытии во Франкфурт, но не в Амстердаме. Однако внезапно перед ним как из-под земли выросли одетые в черные маскировочные костюмы мужчины, один из которых сунул ему под нос удостоверение и объявил на чистейшем немецком языке а-ля Руди Каррелл [34], что он арестован. Килиан не оказал никакого сопротивления. Рано или поздно его все равно отправили бы в Германию, но теперь наконец у него в руках будут доказательства, которых ему до сих пор все время не хватало. Убедительные, однозначные доказательства и большое количество имен. У этой банды было много голов, как у гидры, у которой вместо отсеченной головы сразу вырастала новая. Но с помощью той информации, которой он теперь располагал, он ощутимо обессилит этих извращенных, потерявших совесть свиней и одновременно отмоет свое имя и таким образом реабилитирует себя. Пара дней в голландском штрафном изоляторе его больше не пугала.

Еще в ходе программы поступили первые звонки с сигналами, но самый важный звонок был сделан не в студию программы «Дело № XY», а Каю Остерманну и всполошил всю команду. Было десять минут двенадцатого, когда Пия набрала номер телефона Боденштайна, и он сразу ответил.

Она села на ступеньку лестницы перед охраной, закурила и коротко сообщила ему детали. Позвонила женщина, которая видела погибшую девушку в начале мая в Хёхсте, на Эммерих-Йозефштрассе. Она как раз пришла нагруженная покупками домой и искала перед дверью дома ключи, когда к ней с распахнутыми в панике глазами подбежала молодая светловолосая девушка и на ломаном немецком языке попросила о помощи. Через несколько секунд у бордюра рядом с ними остановился серебристого цвета автомобиль, и из него вышли мужчина и женщина. Девушка у входа в дом сжалась в комок и, как будто защищаясь, положила руки на голову – жалкое зрелище. Парочка объяснила свидетельнице, что это их дочь, она психически больна и страдает бредовыми иллюзиями. Оба вежливо извинились, затем они забрали девушку, которая без сопротивления последовала за ними и села в машину. На вопрос, почему она раньше не заявила в полицию, женщина ответила, что она в начале июня уехала на три недели в круиз и почти забыла этот случай, пока случайно сегодня вечером не увидела фотографию погибшей девушки, обнаруженной в Майне. Она была на сто процентов уверена, что это та самая девушка, которая умоляла ее о помощи, и обещала на следующее утро прийти в комиссариат для дачи показаний.

– Да, это действительно звучит многообещающе, – сказал Боденштайн. – Но сейчас постарайся отправиться домой. Я прилечу завтра семичасовым рейсом и не позднее половины девятого буду в конторе.

Они попрощались, и Пия убрала телефон. Ей стоило невероятного усилия воли подняться со ступени лестницы и направиться к автомобилю, который, как нарочно, стоял на самом дальнем парковочном месте.

– Пия! Подожди! – крикнул позади нее Кристиан Крёгер. Она остановилась и обернулась. Ее коллега быстрыми шагами шел к ней, и она в который раз задалась вопросом: кем он был – человеком или вампиром, не нуждавшимся в отдыхе. Он, как и она сама, с самого рассвета был на ногах, в последние ночи практически не спал, однако же выглядел совершенно бодрым.

– Послушай, Пия, у меня кое-что вертится весь день в голове, – сказал он, идя рядом с ней через слабо освещенную парковочную площадку между зданиями Региональной уголовной полиции и улицей. – Может быть, это всего лишь незначительная случайность, а может быть, и нет. Ты помнишь тот автомобиль, который много раз видели соседи Леонии Вергес недалеко от ее дома?

– «Хаммер» Принцлера? – предположила Пия.

– Нет, другой. Серебристый «комби». Ты ведь записала номера, – ответил нетерпеливо Кристиан. – На запрос о владельце нам сообщили, что автомобиль зарегистрирован на «Общество солнечных детей» в Фалькенштайне.

– Да. И что?

– Прокурор Маркус Мария Фрей состоит в попечительском совете Фонда Финкбайнера, который управляет этим обществом.

– Я знаю, – Пия кивнула и остановилась возле своей машины.

– А тебе известно, что он был приемным ребенком доктора Йозефа Финкбайнера? – Кристиан выжидающе посмотрел на нее, но способность интеллектуального восприятия Пии на сегодня уже была исчерпана. – Он учился на юридическом факультете на стипендию Фонда Финкбайнера.

– И что? К чему ты клонишь?

Кристиан Крёгер относился к тому сорту людей, которые знали огромное количество невероятных и непонятных вещей и хранили их в своем мозгу всегда в боевой готовности. Если он что-то однажды слышал, он этого никогда уже не забывал. Эта способность была его бременем, от которого он подчас страдал, так как нередко люди в его окружении с трудом могли следовать за ходом его мысли.

– Такие люди, как Фрей, часто ведь проявляют социальную активность. – Пия, зевая, чуть не вывихнула себе челюсть, ее глаза слезились от усталости. – И то, что он делает это в фонде своего собственного приемного отца, с которым тесно связан по многим причинам, вполне объяснимо.

– Да, ты права. – Кристиан наморщил лоб. – Это было всего лишь предположение.

– Я смертельно устала, – сказала Пия. – Давай завтра еще поговорим об этом, хорошо?

– Хорошо. – Он кивнул. – Тогда спокойной ночи.

– Да, спокойной ночи. – Пия открыла машину и села за руль. – Кстати, тебе тоже нужно немного поспать.

– Ты беспокоишься обо мне? – Кристиан наклонил голову и усмехнулся.

– Конечно. – Пия поддержала его слегка заигрывающий тон. – Ты всегда был моим любимым коллегой.

– Я всегда думал, что это Боденштайн.

– Он мой любимый шеф, – она завела двигатель, включила задний ход и подмигнула ему. – До завтра!

Четверг, 1 июля 2010

В отделе К2 царил исполненный надежды оптимистический дух. Выступление Боденштайна в программе «Дело № XY» принесло новую волну наводок, которые оставалось только проверить. Свидетельница Карен Веннинг ровно в девять явилась в комиссариат и поминутно описала произошедшее 7 мая. Она была абсолютно уверена, что девушка, которая так отчаянно просила о помощи, была той самой обнаруженной в Майне жертвой, и вызвалась при участии специалиста из Управления уголовной полиции земли помочь в составлении фоторобота мнимых родителей.

– Она художник-гример во франкфуртском драматическом театре и разбирается в лицах, – объяснила Пия своему шефу, который приехал, когда она и Джем закончили беседу со свидетельницей. – Дама уже работала в кино, на телевидении и в театре.

– Она заслуживает доверия? – Боденштайн снял пиджак и повесил его на спинку стула у своего письменного стола.

– Да, безусловно. – Пия села за свой письменный стол и в сжатой форме изложила ему информацию, которую они получили в результате разговора с Лутцем Альтмюллером. Боденштайн внимательно слушал.