Призрачный, стр. 29

Фаолану показалось, что он стал гораздо старше, и сердцебиение его замедлилось. Его ожидал хвлин раскола, но пути назад не было. Раз он дошел до этого места, то обязан встретиться с последним из своих «духов вихря» и с первой своей душой.

Лунная щель вдруг стала гораздо шире, и сквозь нее хлынул целый поток серебристого света. В нем выросла мерцающая фигура. Существо заговорило, но его голос звучал как собственный голос Фаолана. И этот голос как будто выходил из его собственного горла.

Фаолану показалось, что он всматривается в спокойную гладь озера и что с ним говорит его собственное отражение – говорит его голосом и его словами. Тело его сливалось с телом другого существа, гораздо более старшего.

– Я – Фенго! Таково мое имя, каким оно было испокон веков! Я первый фенго из всех фенго!

Ледяной волк не мог утверждать точно, как долго он простоял под водопадом лунного света. Но с ним начало происходить нечто странное, как будто время повернуло вспять. Тьма вокруг тоже начала светиться и переливаться различными оттенками, от лиловых сумерек до глубокого пурпура, а потом снова до первой тьмы. Призрачный волк словно заново привыкал к своей старой шкуре, ощущения от которой он давно позабыл. Но он знал, что такое с ним уже случалось раньше и повторится потом.

Фаолан чувствовал, как духи вихря приближаются к нему, окружая со всех сторон. Перья Фионулы коснулись волосков на его холке. Глухое сердцебиение Эо, похожее на громовые раскаты сердца его Второй Кормилицы, окутывало словно коконом. Прижался к нему и дух призрачного волка. Три духа, готовые повести его в Синюю Даль.

Не было никакой тайны в том, почему ему даровали эти три дополнительные жизни, три «поворота вихря» его души. Это были его обязанность и его выбор. Однажды он уже соскочил со ступеней звездной лестницы, подобрал шкуру и помчался спасать сородичей. Он возглавил их Великий Ледяной Переход во времена Долгого Холода в поисках безопасной земли. Он выбрал души животных, которых хорошо знал или которыми восхищался – восхищался не только их душами, но и всем, что было с ними связано. Ему довелось побыть полярной совой Фионулой с нежным голосом пестрокрылой, довелось побыть и медведем-гризли Эо, крупнейшим из всех животных в стране Далеко-Далеко. А теперь он снова стал волком – волком по имени Фаолан.

Никакому другому существу на земле не было дано такого великолепного дара. Он познал, что значит костный мозг волков, второй желудок сов и сердце медведя. Ледяной волк, которым был Фенго, закрыл глаза и увидел вихрь своей души, пролетевший через много столетий – более чем через тысячу лет. А теперь настала пора попрощаться с воспоминаниями, потому что темнота снаружи растворялась и переходила в лиловые сумерки. Нужно было покидать пещеру и двигаться дальше. Фаолан теперь знал, что куда бы он ни направился, всюду его бок о бок будут сопровождать призрачный волк Фенго, полярная сова Фионула и медведь-гризли Эо.

Глава двадцать восьмая

«Кто это?»

– ФАОЛАН? – НЕУВЕРЕННО ПОЗВАЛ МИРРглош, посмотрев на серебристого волка.

Фаолан выглядел больше и светлее прежнего; его мех сверкал, как иней в морозную лунную ночь. Никогда раньше не казался он таким властным и величественным.

Остальные тоже смотрели на него настороженно. Они понимали, что перед ними стоит Фаолан, но каким-то странным образом изменившийся. Эдме шагнула вперед и задрожала, увидев у лап Фаолана кость. Она заметила в своем друге присутствие другого духа, который словно просвечивал сквозь его тело. По костному мозгу волчицы пробежало смутное чувство, что некие древние души встретились вновь.

Глаз Эдме словно просвечивал Фаолана насквозь – сквозь шкуры, сердца и желудки тех существ, которыми он некогда был. «Она видит то, что еще не может понять», – подумал Фаолан.

«Фенго!» – слово ледяным цветком расцвело в сознании Эдме. Так она всегда называла его! И это не титул, а самое настоящее имя. Фенго – так когда-то в незапамятные времена звали ее супруга.

В хиле воцарилась спокойная тишина.

– Ну что ж, пора идти, – наконец произнес Фаолан твердым голосом.

И мысленно услышал слова Фионулы: «Вы должны отправляться немедленно. Уходите сейчас, пока на смену глубокому пурпуру не пришла первая тьма ночи».

Они выбрались наружу через широкое отверстие, которое образовалось на месте лунной щели. Позади Фаолана старательно пыхтел Мирр, взбираясь по камням. Гвиннет осторожно взяла Моди в лапы и взлетела. Прежде чем Эдме вспрыгнула на первый камень, Фаолан повернулся и сказал:

– Возьми кость, дорогая. Пора нам вернуть ее.

Глава двадцать девятая

Хрустальная равнина

ПОСЛЕ ТОГО КАК ЖИВОТНЫЕ ПОКИНУЛИ Пещеру Древних Времен, прошло почти пол-луны, прежде чем они вышли на широкую равнину, покрытую искрящимся снегом. Сейчас, когда над ними раскинулся купол неба, казалось, что на землю упали миллионы крохотных звездочек. Казалось, стоит только сделать шаг, как провалишься в бездонную, как небо, пропасть.

– Это и есть застывшее западное море? – спросил Свистун.

– Нет, – ответил Фаолан. – До западного моря еще идти и идти.

– Тогда что это? Ледник? – спросила Банджа, с опаской покрепче обнимая свою малышку.

– Нет. – Фаолан прижал лапу к снегу, а потом поднял, оставив отпечаток из переплетающихся мерцающих линий, похожий на комету, которая устремилась к земле. – Это Хрустальная равнина. Каждая из снежинок настолько суха, что идеально отражает свет. Днем здесь будет настолько ярко, что мы не сможем прокладывать себе путь, иначе ослепнем, как спотыкающийся среди звезд Бизар. Так что давайте двигаться дальше прямо сейчас, а ближе к рассвету остановимся и выроем себе логово для отдыха. Чтобы перейти равнину, нам потребуется несколько дней, но торопиться нельзя. Здесь очень опасно.

В воздухе повис вопрос, но никто не осмеливался его задать. Что они будут делать, когда дойдут до западного моря? Если его нельзя переплыть, то как вообще добраться до Синей Дали?

Одни за другим животные ступили на Хрустальную равнину. Стояла ясная, спокойная погода, без малейшего дуновения ветерка, и вокруг царила тишина. Звездная гладь мерцала и переливалась, убаюкивая мерно шагающих путников своим спокойствием.

Вдруг они остановились, как вкопанные, и устремили взоры вдаль, где над равниной повисла загадочная дымка, сквозь которую просвечивали яркие расплывчатые фигуры. Все, от мала до велика, сердцем, костным мозгом или желудком почуяли присутствие призраков. Прищурившись так, что глаза превратились в зеленые, янтарные или угольно-черные щелочки, они вглядывались в полупрозрачные очертания, узнавая в них тех, кто когда-то был им очень дорог. Разглядев среди призраков Намару, а рядом с ней Уну и Брайгин, Катрия с Эйрмид завыли грустную траурную песню, которую волки называют глаффлинг. Гвиннет прямо в воздухе сложила крылья вверх и склонила голову – таков был жест почтения под названием «поклон Глаукса». Медвежата закричали «Мама! Мама!» и бросились по искрящемуся плотному снегу навстречу лохину своей матери Бронки. Перья, которые они воткнули себе в загривок, затрепетали. Эдме отвернулась, чтобы смахнуть слезы, покатившиеся из глаза, когда она увидела свою наставницу Моргунью.

Вереница лохинов сияла в ночи так ярко, что по сравнению с ними Хрустальная равнина казалась тусклой. Из общей процессии выделились звездная волчица с широкими плечами загоняющей и огромная медведица. Обе они когда-то кормили своим молоком маленького волчонка-малькада, который вырос сильным и возглавил поход выживших в катастрофе за пределы страны Далеко-Далеко.

– Мама! Гром-сердце! – воскликнул Фаолан.