Бумажные цветы (СИ), стр. 56

Мирослава хотела свободы. Только свободы.

Больше ничего.

Смерть — это самый легкий и быстрый путь к абсолютной свободе.

Церковь скажет — грех, врачи запрут в психушке.

И те и другие — стражи реальности, в которой мы живем.

И они не приемлют истины.

Той истины, которую знала Мира, к которой стремились другие…

По статистике каждый десятый больной шизофренией склонен к суициду.

Мирослава не боялась. Ее не преследовали духи, голоса и навязчивые идеи. Нет. Она просто знала, что за физическим существованием есть высшая воля, свет и бесконечная любовь. Она стремилась туда, чтобы обрести свободу и покой.

И Ник всеми фибрами своей души услышал отзвуки ее желания. Оно угасало с каждым днем. Мира нашла источник любви и свободы — здесь. В этой реальности. Никита внезапно понял, что сделает все от него зависящее, чтобы удержать девушку, вернуть ее. Их… Он знал каждую. Не помнил, но знал. Чувствовал, как самого себя.

И только испытав массу волнений и чувств, Никита шагнул к кровати, на которой угадывалась хрупкая фигурка темноволосой девушки.

Доктор Степанов следовал за ним по пятам. Дышал в затылок. Ник смирился с его присутствием.

Мирослава неподвижно лежала на белоснежном покрывале, а ее волосы казались неестественно черными окружающем буйстве белого цвета. Бледные впалые щеки, темные дуги бровей, и словно очерченные губы, как два лепестка роз. Она была прекрасна и юна. Не единой морщинки не испортило безупречной кожи лица. Кто сказал, что ей скоро тридцать? Время обошло ее стороной, или она спряталась от времени.

Бумажная девочка никогда не состарится.

Ник слышал эти слова… И, похоже, что не единожды.

Он присел на корточки возле кровати и наклонился вперед, вглядываясь в очаровавшее его лицо.

— Она очень красива. — прошептал он. И скорее, почувствовал, чем увидел, как кивнул Игорь Владимирович.

«Я люблю ее». Эта мысль стала следующей. Она закрепилась в мозгу Никиты Скворцова, чтобы остаться там навсегда.

— Что мне сделать, чтобы помочь ей? — он на минуту оторвался от созерцания прекрасного лика девушки, чтобы взглянуть на доктора.

Игорь Владимирович не успел ответить. С кровати послышался взволнованный вздох. Мирослава открыла глаза. Ник потерялся и растворился в них. Зелень цветущей весны, чистейший изумруд и малахит. Десятки оттенков отразили изумительные глаза Мирославы Казанцевой.

— Я вижу тебя. — дрогнули в улыбке губы. Улыбка, зародившаяся в уголках губ, постепенно расцвела, проникнув в глаза. — Ты настоящий.

Девушка протянула тонкое запястье, и Ник коснулся ее прохладных пальцев, чтобы в следующее мгновенье крепко и уверенно сжать в своей руке.

— И ты живой. — прошептала Мира.

— Ты тоже, Мирослава. Ты тоже.

Слова дались ему с трудом. Его первые настоящие слова.

Удивительно — это их первая настоящая встреча, а они уже знают друг о друге все.

Девушка и молодой человек еще долго смотрели друг на друга, продолжая улыбаться своим тайным мыслям, не произнося ни слова.

— Мы должны уехать, Мира. — оборвав волшебный момент, произнес Никита. Взгляд девушки потемнел.

— Куда?

— Туда, где были счастливы и снова будем, но сначала ты должна помочь мне.

— Я обещаю. Мы обещаем… — глаза Мирославы сверкнули.

Эпилог

Душа твоя для меня бесценное сокровище, и если бы она заболела, она все равно оставалась бы моим сокровищем; если бы ты неистовствовала, я держал бы тебя в своих объятиях, а не надел бы на тебя смирительную рубашку. Твое прикосновение, даже в припадке безумия, имело бы все ту же прелесть для меня. Если бы ты набросилась на меня с такой же яростью, как эта женщина сегодня утром, я обнял бы тебя не только нежно, но и горячо. Я бы не отстранился от тебя с отвращением, и в твои тихие минуты у тебя не было бы иного стража, иной сиделки, кроме меня. Я был бы всегда возле тебя и ходил бы за тобой с неутомимой нежностью, даже если бы ты никогда не улыбнулась мне, и не уставал бы смотреть в твои глаза, если бы даже они не узнавали меня.

Бронте Ш. «Джейн Эйр».

Дневник Никиты Скворцова

Я вернулся домой в крайне взволнованном состоянии. Не смотря на довлеющие надо мной сомнения и тревоги, я чувствовал себя собранным, уверенным и сильным. Я обрел цель и знал, что должен делать дальше. А получится ли? Гарантий не может предоставить даже бог. Время рассудит и расставит все по своим местам.

Я верю.

Я знаю.

И я люблю.

Если Мира не сможет обрести свободу в этом мире, где правят разум и границы, я последую за ней в другие… Я готов к сражению, я готов проиграть. Но не готов жить без нее.

И больше мне нечего добавить. Это последняя строчка. Все, что важно, я уже сказал. Мы будем вместе, чтобы не произошло.