Океан безмолвия, стр. 63

– Настя?

– Настя?

Мне незнакомо это имя.

Я открываю глаза и понимаю, что зрение вернулось ко мне. Я лежу на белом жаккардовом диване в доме Дрю Лейтона, крови нигде нет, у меня ничего не болит – только душа. Я вижу журнальный столик работы Джоша Беннетта. Я вижу Джоша Беннетта. Он сидит на полу возле дивана, держит меня за руку, смотрит на меня. В его глазах вопросы, которые он не задает. Все напуганы, даже Сара. Может, и у меня испуганный вид? Я не знаю, что произошло.

Миссис Лейтон заставляет меня выпить воды, хоть я и пытаюсь отказаться, ведь у меня не обезвоживание – я просто отключилась. Очевидно, не дышала так долго, что потеряла сознание. Она хочет позвонить моей тете. Я трясу головой и смотрю на Джоша, умоляя его взглядом. Он говорит, что отвезет меня домой, и я надеюсь, что он имеет в виду свой дом, потому что именно там я хочу быть, хоть мне и не нравится выражение его лица. Такое лицо бывает у людей, когда они опасаются, что одно неверное слово спровоцирует истерику. Но если мне прежде удавалось держать себя в руках, то, лежа на белом жаккардовом диване в доме Лейтонов, я и подавно не позволю себе слететь с катушек.

Я вспоминаю все, что случилось со мной тогда, каждый день на протяжении почти двух лет. Вижу в кошмарных снах. Записываю в тетрадях каждый вечер. Но сегодня я впервые пережила это, словно наяву. Я знаю, здесь я в безопасности. Но я знаю и вкус крови, смешанной с землей.

Я опять ночую у Джоша, с некоторых пор это стало нормой. Чем больше времени я провожу здесь, тем больше мне ненавистно мое одиночество в доме Марго. Я всегда сообщаю ей, где нахожусь, и даже если ей это не нравится, думаю, она понимает, или, может быть, мне просто необходимо верить, что она понимает. У Джоша мне хорошо как нигде, словно это мой дом родной, а дом родной мне сейчас очень нужен.

Мне приходится прятаться в ванной, чтобы исписать свои три с половиной страницы, хотя у меня такое чувство, что сегодня я уже писала. Но я все равно пишу, потом сую тетрадь в рюкзак, за учебник по тригонометрии, будто это моя домашняя работа.

– Молчи, – говорю я, забираясь в постель в темноте, потому что даже в оглушающей тишине, окрашенной в кромешную тьму, я вижу, и слышу, и чувствую роящиеся вокруг меня вопросы.

– Когда-нибудь ты должна мне все рассказать, – тихо произносит Джош, словно в доме нас может кто-то услышать.

– Но не сегодня, – шепчу я в ответ.

Он берет мою левую руку, будто знает, что она хранит все мои секреты. Должно быть, надеется их выведать.

– Ты сидела с открытыми глазами, но тебя как будто там не было. – Он привлекает меня к себе, целует шрам на лбу, обнимает крепко одной рукой, кладет мою голову к себе на грудь, прижимает мое тело к своему. – Я ужасно испугался, а ты не хочешь ничего объяснить.

Я должна ему что-нибудь сказать, поэтому говорю то, что точно не является ложью.

– Порой я просто забываю, как нужно дышать.

Глава 39

– Блин, твоя подружка так вкусно печет. – Дрю сует в рот еще одно печенье. Солнышко не успевает вытаскивать из духовки, он тут же их съедает.

– Она – не подружка, – говорю я, потому что, по ее словам, она мне не подружка, и я не протестую, так как ненавижу это слово. «Подружка» подразумевает наличие официальных взаимоотношений, но если она занимает некое официальное место в моей жизни, значит, возможно, довольно скоро официально исчезнет из нее. Так что раз Солнышко не желает, чтобы ее называли моей подружкой, возражать я не стану.

– Ладно, – парирует Дрю. – Твоя жена. – Он подходит к ней и, обжигая пальцы, хватает с противня печенье. – То-то от тебя всегда пахнет коричневым сахаром и… – он берет со стола какую-то бутылку и читает этикетку, – …ванильным экстрактом.

Он прав. От нее действительно пахнет сахаром и ванилью, но я думал, что это только я заметил.

Дрю снимает колпачок с бутылки, нюхает ее содержимое.

– Слушайте, это ж надо продавать как духи. – Солнышко просто смотрит на него с некоторым отвращением на лице.

– Ты меня нюхаешь?

– Что ты так разволновалась? Я ж не в комнату твою пробрался, чтобы посмотреть, как ты спишь. – Он подходит ко мне, хлопает меня по спине. – Это дело Джоша.

Солнышко кидает в него прихватку, он делает вид, что обижен.

– Не перегибай палку, женщина! Раз ты ничья, сейчас вот брошу тебя на пол и займусь с тобой любовью.

Она издает звук, похожий на рвотный позыв, и он притворяется оскорбленным.

– Тебе омерзительна сама мысль о сексе со мной?

– Нет, секс с тобой – это, как всегда, предел мечтаний. Меня вымораживает фраза «заняться любовью». Ненавижу это выражение. Мне кажется, я и в шестьдесят лет предпочла бы трахаться, а не заниматься любовью. Бр-р. – Она содрогается.

– Прекрасно, – говорит Дрю, снова самоуверенным тоном. – Тогда, раз ты ничья, я прямо сейчас брошу тебя на пол и трахну.

– Сделайте одолжение, – встреваю я. – Либо давайте уже трахнитесь, либо заткнитесь. – Я включаю телевизор – сил нет слушать их треп – и кидаю пульт на диван. Веду себя, как ревнивый кретин. А я и есть ревнивый кретин. Пусть я и знаю, что между ними ничего нет, но мне от этого не легче.

– Других вариантов у нас нет? – спрашивает Дрю. – Я, например, знаю, какой выберу.

Солнышко сует ему в рот еще одно печенье и велит закрыть тему.

– Слушай, я, наверно, фунтов десять набрал с тех пор, как познакомился с тобой. А ты столько этого дерьма жрешь и ничего. Как тебе это удается? – спрашивает он, стряхивая с ладоней крошки.

– Я бегаю, – отвечает она. – Много.

– Нет, это не про меня, – отмахивается Дрю.

– Не волнуйся. – Она улыбается. – С твоим уровнем тестостерона за метаболизм можно не беспокоиться.

– И то верно, – с самодовольным видом соглашается он.

– Кстати, о верности и тестостероне: кто-нибудь объяснит мне, что там за фигня с Тьерни Лоуэлл? – спрашивает Солнышко.

– Нет, – категорично заявляет Дрю.

Она выгибает одну бровь, глядя на него, и он испускает протяжный стон, как ребенок, у которого только что отняли видеоигру.

– Ладно. Но только потому, что я слабенькая и страсть как тебя боюсь.

Дрю усаживается на диван, предлагает ей сесть рядом, но она устраивается у меня на коленях. И плевать мне, что она не моя подружка.

– История стара как мир, – безжизненным голосом начинает Дрю. – Мальчик знакомится с девочкой. Мальчик просит девочку поласкать его в интимных местах. Девочка поражает мальчика тем, что знает немало бранных слов и складно их употребляет. Мальчика и девочку в наказание оставляют после уроков. Расцветает любовь. Они встречаются тайком. Четыре месяца.

Солнышко смотрит на меня, ждет, что я подтвержу его слова.

– Чистая правда, – говорю я с каменным лицом. Я всегда подозревал, что они спали, только думал, всего раз перепихнулись. Как все было, узнал только теперь. Дрю молчал, как партизан, пока я не припер его к стенке на следующей неделе после того пресловутого ужина, на котором затеяли эту дурацкую игру под названием «Правда или расплата». Но я припоминаю, что в тот период с Дрю что-то происходило. Теперь все встало на свои места.

– И..? – спрашивает она.

– И ничего. Вот и все. – Дрю снова включает телевизор.

– Сволочь ты, – бормочет она.

– Сама такая.

Почему-то меня их перепалка не веселит так, как их самих.

Глава 40

Последние три часа мы с Дрю сидим за обеденным столом у него дома. Перед каждым из нас открытый ноутбук, и мы соревнуемся, кто больше нароет материалов и прецедентов на скучнейшую тему – об ограничении количества сроков работы на выборных должностях. Пожалуй, это интереснее, чем налог на бензин – тема, которую нам могли бы подкинуть. Через две недели состоится окружной турнир по искусству ведения дебатов. Я в нем не участвую, но присутствовать мне придется. Да и оценки по риторике мне ставят за проделанную подготовительную работу.