Ковчег Спасения, стр. 75

— Гнездо Галианы было окружено со всех сторон, но она не собиралась сдаваться. Она строила планы на будущее. У нее были большие планы. В том числе и привлечение значительного числа сторонников. Но Гнезду не хватало генетического разнообразия. Галиана пользовалась любой возможностью завладеть новыми образцами ДНК. Клавейн, ты никогда не занимался с ней любовью на Марсе, однако для нее не составило труда получить генетический материал без твоего ведома.

— И она… — прошептал он.

— После того, как ты вернулся к своим, она совместила твою ДНК со своей, сплела их. Затем из полученной ДНК создала меня. Я родилась в искусственной матке, Клавейн, но все равно я ее дочь. И твоя.

— Следующее сообщение, — сказал он, прежде чем Фелка успела произнести следующее слово. Это было слишком. Слишком сильно. Он не мог переварить информацию за один раз, хотя всего лишь получил подтверждение тому, что всегда подозревал. И о чем молился.

Но сообщений больше не осталось.

Поддавшись минутному порыву, Клавейн приказал корвету развернуться и ответить Фелке. Но предусмотрительность и осторожность старого солдата сделали свое дело: корабль предусмотрительно стер все записи, так что послание осталось только в памяти Невила.

Клавейн сидел в молчании. Он был вдали от дома, вдали от друзей, он затеял то, во что сам до конца не верил. Можно почти не сомневаться: скоро он погибнет, и никто не запомнит его иначе, как предателя. Даже враги. А теперь еще это сообщение, которое прибыло через пространство, чтобы раздирать его болью. Он говорил Фелке «до свидания», обманывая себя, убеждая себя в том, что больше не думает о ней как о дочери. Покидая Материнское Гнездо, Клавейн почти верил в это.

Но сейчас она рассказала ему правду. Это могло быть только правдой. И если он не вернется, то никогда больше не увидит ее.

Однако пути назад не было.

Клавейн заплакал. Больше ему ничего не оставалось.

Глава 16

Овод делал свои первые шаги на борту «Ностальгии по Бесконечности». Он смотрел по сторонам с безумными, широко распахнутыми глазами, отчаянно пытаясь не упустить ни одной детали, ни одного нюанса, который мог бы указывать на обман, ни малейшего намека на то, что окружающие предметы не являются тем, чем кажутся. Он даже боялся моргать. А что если жизненно важная ошибка, срывающая все покровы, произойдет, когда его глаза окажутся закрытыми? Что если эти женщины только и ждут, пока он моргнет — словно фокусники, которые играют на невнимательности зрителей?

Однако никакого подвоха обнаружить не удавалось. Допустим, полет на шаттле можно было инсценировать… хотя Овод с трудом представлял, как такое возможно. Но подделать корабль…

Он совершил полет через пространство. Он находится не на Ресургеме, а внутри колоссального звездолета — давно потерянного субсветовика, принадлежащего Триумвиру Вольевой. Даже гравитация здесь была иной.

— Вы не могли такое создать… — объявил он, следуя за своими провожатыми. — И тем более за шестьдесят лет. Если вы не Ультра — а вы не Ультра. Да и зачем бы вам такая инсценировка?

— Следовательно, ты веришь тому, что мы рассказали? — спросила Инквизитор, но это прозвучало как утверждение.

— У вас есть космический корабль межзвездного класса. Вряд ли это можно отрицать. И он, по крайней мере, не меньше «Лорина» — если я правильно понял. Но ведь вы не сможете разместить на нем двести тысяч «спящих», правда?

— Это и не понадобится, — откликнулась ее подруга. — Имей в виду: это спасательная операция, а не развлекательный круиз по Галактике. Все, что нам надо — просто увезти людей с Ресургема. Самых уязвимых мы разместим в криосаркофагах. А большинству придется бодрствовать, причем не в самых комфортных условиях. Само собой, удовольствия от этого будет мало, но лучше неудобства, чем смерть, можешь мне поверить.

Спорить было бессмысленно. Тем более, он не мог предложить ни одного варианта эвакуации со всеми удобствами.

— Сколько времени, по вашим оценками, людям придется провести на борту, прежде чем они смогут вернуться на Ресургем? — спросил Овод.

Женщины переглянулись.

— Возможно, они никогда не вернутся, — ответила та, что постарше.

Овод передернул плечами.

— Когда мы высадились, на этой планете не было ничего, кроме камней. Будет нужно — начнем все с нуля.

— Конечно. Если будет на чем начинать, — она на ходу постучала согнутым пальцем по переборке корабля. — А такое не исключено, Овод. Но люди могут находиться здесь столько, сколько понадобится. Годы, даже десятилетия.

— Тогда что нам мешает достигнуть другой системы? — спросил Овод. — В конце концов, это субсветовик.

Ни Инквизитор, ни ее коллега не ответили.

— Я все еще хочу посмотреть на то, чего мы так боимся, — продолжил он. — Чем бы ни была эта угроза…

— Ты ночью хорошо спал, Овод? — спросила Ирина.

— Как обычно.

— Боюсь, это у тебя в последний раз. Следуй за мной, ладно?

Антуанетта находилась на борту «Штормовой Птицы» и проводила проверку систем, когда пришло сообщение. Грузовик все еще стоял в доке Карусели Нью-Копенгагена, но большинство крупных повреждений были уже устранены. Обезьяны работали круглосуточно, так как ни Ксавьер, ни Антуанетта, по понятным причинам, не желали задерживаться на Карусели даже на час дольше необходимого. Приматы согласились ремонтировать судно, несмотря на то, что большинство обезьян на Карусели бастовали или лежали, сраженные каким-то чисто обезьяним вирусом, который таинственным образом распространился за одну ночь, не пощадив ни один вид. Успокаивало то, что приматы симпатизировали Ксавьеру. Среди них почти не было горячих сторонников Феррисвильского Конвента. Тот факт, что полиция преследовала Ксавьера и его подругу, только прибавляло обезьянам энтузиазма, заставляя игнорировать профсоюзные соглашения. Разумеется, деньги тоже играли определенную роль. По окончании ремонта Ксавьер намеревался выплатить своим рабочим приличную сумму — несколько больше, чем мог себе позволить. Впрочем, ситуацию отчасти спасала возможность взаимозачета и натурального обмена. Отец Антуанетты часто экономил таким образом. Он постоянно твердил о пользе разумной бережливости, и прагматизм вошел у нее в плоть и кровь.

Антуанетта, зажав подмышкой блокнот и стиснув зубами ручку, «прозванивала» установочные параметры конфигурации поля токамака, когда зазвенела консоль. Первая мысль была о какой-то неточности, которая вызвала сбой где-то в контрольной сети корабля.

— Тв-варь… — она по-прежнему держала ручку в зубах, уверенная, что субличность поймет ее мычание, — жафикшируй это, хорошо?

— Маленькая Мисс, сигнал указывает на поступление сообщения.

— Кшавьер?

— Нет, не мистер Лю, Маленькая Мисс. Послание, насколько можно догадываться, поступило из главной информационной магистрали, то есть из-за пределов Карусели.

— Жначит, это копы. Жабавно. Обычно они не ж-жвонят, а просто наришовываютшя, как кучки вонючих экшкрементов на пороге.

— Также не похоже, что это полиция, Маленькая Мисс. Можно ли предположить, что наиболее благоразумным направлением действий будет просмотр сообщения?

— Ах ты, умница, — она вытащила ручку изо рта и заложила ее за ухо. — Давай его сюда, на мой экран.

— Слушаюсь, Маленькая Мисс.

Экран, загроможденный данными по токамаку, очистился. На их месте появилось лицо, похожее портрет работы авангардиста — крупные квадратики пикселей слегка затрудняли восприятие. Разрешение было никудышное. Однако непохоже, что отправитель пытался скрыть свои черты, пользуясь низкой пропускной способностью канала. Как бы то ни было, девушка узнала его без труда.

— Антуанетта… это опять я. Надеюсь, ты вернулась живой и невредимой.

Невил Клавейн сделал паузу и почесал бороду.

— Я провожу это послание примерно через пятнадцать передатчиков. Некоторые из них сделаны еще до Эпидемии, некоторые, возможно, еще древнее, и относятся чуть ли не к эпохе Американо, так что заранее извиняюсь за качество изображения. Боюсь, ты не сможешь мне ответить, а мне не удастся повторить подобную попытку еще раз. Мне нужна твоя помощь, Антуанетта. Очень… очень нужна, — он неловко улыбнулся. — Я знаю, о чем ты думаешь: о том, как я обещал убить тебя, как только ты мне попадешься. Знаешь, я тоже кое о чем думал… Я сказал это, чтобы ты восприняла мои слова всерьез и не вляпалась в неприятности. Я очень надеюсь, что ты мне все еще веришь, Антуанетта. Иначе я не смогу надеяться на то, что ты согласишься выполнить мою просьбу.