Ковчег Спасения, стр. 59

— Пока машины не удостоили нас вниманием. Пока. Но мне кажется, это временно. А знаешь, почему они до сих пор на нас не напали? Они нас в упор не видят. Их сенсоры рассчитаны на сигналы от более крупных проявлений жизни, чем один-единственный звездолет. А может быть, мы — слишком мелкая цель на фоне их планов. Как тебе такая теория? Подозреваю, Капитан, что именно так они и думают. Они оперируют более крупными масштабами — и пространства, и времени — чем мы привыкли. Зачем утруждать себя убийством одной мухи, когда собираешься уничтожить мух как вид? И если мы хотим что-нибудь сделать, нам надо хотя бы попробовать рассуждать, как они. Нам нужны орудия из Тайника, Капитан.

Сферическая камера содрогнулась, дисплей и лампы начали тускнеть. Вольева посмотрела на браслет и почти не удивилась: корабль снова входил в кататонический ступор. На всех палубах роботы-слуги замирали, как статуи, оставляя работу недоделанной. Замерли даже несколько насосов; Вольева услышала, что вой стал звучать чуть иначе — ряд голосов выпал из хора. Скоро лабиринты коридоров погрузятся в темноту. Нет гарантии, что транспортеры будут работать. Жизнь снова осложнится, и в течение нескольких дней — а может быть, и недель — превратится в банальное выживание.

— Капитан… — произнесла она мягко, сомневаясь, что ее слышат. — Капитан, ты должен понять: я не собираюсь уходить. И Подавляющие тоже.

Одна, в темноте, Вольева докурила то, что осталось от сигареты, вытащила горелку, зажгла ее и покинула мостик.

Триумвир была занята. Ее ждала работа.

Ремонтуа стоял на липкой мембране, которая покрывала комету Скейд, и махал подлетающему кораблю.

Звездолет приближался медленно, поворачиваясь к темной поверхности с явной опаской. Это был маленький корабль, чуть больше корвета, на котором прибыли Ремонтуа и Скейд. Из корпуса уже вылезли сферы оружейных башен, и их лазерные прицелы рыскали в пространстве. Красный луч блеснул, отразившись от скафандра Ремонтуа, и заскользил дальше, чертя на поверхности мембраны причудливые контуры в поисках мин-ловушек.

— Вы сказали, что вас двое, — задребезжал в шлеме Ремонтуа голос капитана. — Я вижу только одного.

— Скейд ранена, она внутри кометы, под присмотром Производителя Работ. Почему ты говоришь со мной вслух?

— Может быть, это ловушка.

— Я Ремонтуа. Ты не узнал меня?

— Подожди… Повернись чуть-чуть влево, чтобы щиток шлема не отсвечивал.

Прошло несколько секунд. На корабле не спеша, пристально разглядывали лицо Ремонтуа. Потом корвет опустился чуть ниже и выбросил якоря, которые надежно вошли в тело кометы — там, где свернулись три порванных троса. Ремонтуа почувствовал толчки через мембрану, усилившую свое взаимодействие с его подошвами.

Он попытался организовать неврологическую связь с пилотом.

«Теперь ты понял, что я Ремонтуа?»

Возле носовой части судна открылся люк. Оттуда вышел Объединившийся, в полностью бронированном военном скафандре. Громоздкая фигура проплыла метра два, не касаясь поверхности кометы, и только потом приземлилась. Оружие в его руках смотрело точно на Ремонтуа. Корабельные орудия — тоже. Ремонтуа чувствовал пристальные взгляды их широких дул, и это чувство подсказывало ему: одно неосторожное движение — и корабль откроет огонь.

Объединившийся установил связь сознаний, лишь когда подошел почти вплотную.

(Что ты здесь делаешь? Кто такой Производитель Работ?)

«Боюсь, это касается только Закрытого Совета. Все, что я могу тебе сказать — мы со Скейд здесь, и это касается безопасности всех Объединившихся. Эта комета одна из наших, если вы еще не поняли».

(В вашем сигнале бедствия говорилось, что сюда прибыло трое. Где корабль, на котором вы прилетели?)

«Это довольно сложная история».

Ремонтуа попытался проникнуть в сознание Объединившегося — передать воспоминания было бы намного проще — но нейронная блокада Присоединенного оказалась надежной.

(Просто расскажи.)

«Мы прилетели с Клавейном. Он угнал корвет».

(Зачем?)

«Не могу сказать. Мне придется рассказать, что представляет собой эта комета».

(Попробую догадаться. Это касается Закрытого Совета.)

«Ты понимаешь, на что это похоже».

(Куда он направил корвет?)

Ремонтуа улыбнулся. Продолжать игру в кошки-мышки нет смысла.

«Вероятно, внутрь системы. Куда же еще? Он не собирается возвращаться в Материнское Гнездо».

(Как давно это произошло?)

«Более тридцати часов назад».

(Ему потребуется меньше трехсот, чтобы достигнуть Йеллоустоуна. Тебе не пришло в голову предупредить нас раньше?)

«Я сделал все, что мог. У нас чрезвычайная ситуация… ранение с угрозой для жизни. К тому же, я долго уговаривал Производителя Работ, чтобы он позволил послать сигнал в Материнское Гнездо».

(Чрезвычайная ситуация?)

Ремонтуа махнул рукой назад, на небольшую впадину рядом с деформированным и вспученным участком поверхности — вход в комету, где их встретил Производитель Работ.

«Я уже сказал, что Скейд ранена. Думаю, ее надо как можно скорее доставить в Материнское Гнездо».

Ремонтуа пошел вперед, указывая дорогу. Корабельные орудия по-прежнему целились в него, готовые в любой момент оставить на его месте миниатюрный кратер.

(Скейд еще жива?)

Ремонтуа покачал головой.

«Нет. В данный момент — нет».

Глава 12

Клавейн выходил из искусственного сна, пробираясь через образы разрушенных зданий и песчаных бурь. Это был смутный момент, похожий на подгонку системы — когда заново соотносишь себя с окружающей обстановкой, а недавние воспоминания возвращаются на то место, где должны находиться. Клавейн вызвал в памяти сессию Закрытого Совета и полет на комету Скейд, затем встречу с Производителем Работ и то, как узнал о секретном флоте, явно предназначенном для эвакуации. И наконец вспомнил, как угнал корабль и направил его внутрь системы на полной скорости.

Он все еще находился на борту корвета, в кресле первого пилота. Пальцы прошлись по панели тактильного контроля, вызывая дисплеи. Экраны возникли вокруг, открываясь и зажигаясь подобно цветкам подсолнуха. Клавейн не настолько доверял кораблю, чтобы общаться с ним через имплантанты, так как Скейд могла установить блокирующие программы в систему управления. Пока на это не похоже, звездолет подчинялся беспрекословно, но незачем рисковать понапрасну.

Экраны-подсолнухи запестрели колонками показателями состояния и схематическими изображениями многочисленных корабельных подсистем, которые сменялись с безумной быстротой. Клавейну оставалось лишь наращивать скорость собственного восприятия, пока каскады образов не начали двигаться спокойнее — настолько, что символы стали легко опознаваться. Здесь были текущие технические показатели и отчеты о повреждениях, полученных во время старта — в общем, ничего угрожающего. На других отражались результаты анализа тактической ситуации в огромном объеме космического пространства. Клавейн изучал пиктограммы и комментарии, определяя местоположение кораблей Объединившихся и Демархистов, беспилотных аппаратов, блуждающих мин и крупных объектов в непосредственной близости от корвета. На расстоянии трех светочасов шло крупное сражение, но больше ничего не обнаружилось. Материнское Гнездо тоже не проявило никакой активности. Это не означало, что его действия не вызвали никакой реакции. Данные, которыми располагал Клавейн, были получены с пассивных датчиков и в ходе прослушивания коммуникационных сетей системы. Использовать активные сенсоры было рискованно: это означало открыть местонахождение корвета любому, кому взбредет в голову посмотреть в нужном направлении. Но пока все обошлось.

Клавейн улыбнулся, пожал плечами и сразу же вспомнил о сломанном ребре. Боль притупилась, так как перед сном он озаботился надеть «кирасу». «Кираса» создавала в местах повреждения слабые магнитные токи, ускоряя сращивание костных тканей. Но дискомфорт все еще ощущался, и это доказывало, что побег не был плодом воображения. Кроме того, на тыльной стороне ладони красовался пластырь в виде заплаты — лезвие пьезо-ножа лишь чудом не задело кость. Но эта рана была обработана и почти не болела.